Высокий, статный, пожалуй, даже породистый. Явно не обычный работяга. И еще в нем имелось нечто особенное. Флёр несоветской действительности. Вот так, наверное. Он сильно напоминал манерой поведения Витцке. Сергея Витцке, естественно. Моего прадеда. Дипломат, что ли? Ну, странно тогда. На кой черт приглашать дипломата к получекистам? Хотя, это еще ладно. На кой черт скрывать от дипломата нас? Или… Или всё-таки дипломата прячут от детдомовцев…
— Гадский случай… — тихо пробормотал я себе под нос.
А хотелось сказать другое. Хотелось сказать матом. Меня от всех этих загадок, сложных коллизий сюжета и всякой подобной херни реально уже тошнит.
— Чего там? Чего? — моментально оживился маящийся Подкидыш.
— Ничего… Не слышно ничего. Вот что, — отмахнулся я от Ваньки.
Этот человек в шляпе даже среди чекистов казался чем-то чужеродным. Ну, и очков тоже не было. Да и нос у дядьки вполне себе прямой. Дядька вообще, будто с картинки сошёл. Этакий Джеймс Бонд, но только наш, со штампом в виде серпа и молота. На фоне слушателей школы… да и на фоне «воспитателей», мужик в шляпе напоминал столичного артиста, который приехал в колхозный клуб. Дело даже не в шмотках, хотя, это тоже. В большей мере сказывалось общее впечатление.
Судя по тому, как вдохновенно этот товарищ двигался вдоль рядов получекистов, которые сидели, открыв рты, причем, некоторые вполне даже буквально, он вещал будущим разведчикам нечто важное. Что? Хрен его знает. Форточка окна была закрыта неплотно, но со слышимостью все равно имелись серьёзные проблемы. Как там говорят в моем времени? Раньше делали на совесть? Может быть. Потому что сквозь старые рамы я не слышал практически ни хрена. Ну, и конечно, имелись еще внешние факторы.
За моей спиной, к примеру, бубнил Подкидыш. Тихо, но без перерыва. Его бубнеж сильно отвлекал.
Перед моим лицом висела чертова штора. Не прямо перед лицом, само собой. Нас с занавеской разделяло стекло. Естественно, никто не стал бы вешать шторы со стороны улицы. Но высунуться сильнее я не мог. Если чуть сдвинусь вперед, как раз моя физиономия окажется на виду у получекистов. То есть, мы, как бы, будем смотреть в одну сторону, на мужика, но если кто-нибудь из парней повернет голову, то ровнёхонько увидит меня, маячущего в окне.
А получекисты, все, без исключения, вызывают в моей душе большие сомнения в вопросе умственных способностей. Идиоты они. Вот как я их вижу. Даже те, которые вроде бы неплохие люди, один черт кажутся недалёкими. Возможно, виноваты стереотипы, сложившиеся в моей голове. Те самые стереотипы, которые породили современные фильмы, где разведчики отличаются гибким умом и весьма заметной сообразительностью. Не знаю. Не могу утверждать. Однако ни одного из получекистов, обучающихся в школе, действующим разведчиком я не вижу. Слишком уж какие-то прямолинейные.
Уверен, если хоть кто-то из этой братии запалит мою рожу, сто процентов сдаст.
А мужику в шляпе даже голову поворачивать не придётся, если выгляну сильнее. Я просто окажусь у него на виду.
— Бернес… Бернес… — зашипел в который раз за моей спиной Подкидыш. Он, похоже, хотел лично участвовать в процессе, однако я ему мешал, перекрывая видимость. — Что там? Что говорят?
Марк сделал жест рукой, еле заметный, но очень выразительно. Конечно, тут еще про использование среднего пальца не знают, однако смысл был приблизительно такой же. Бернес намекал Подкидышу, чтоб тот пошел на хрен со своими вопросами.
— И что говорят? Интересно, наверное…
— Да не слышно ни черта! Суки…
Я сначала даже не понял, с хрена ли у Ваньки вдруг начался диалог с кем-то посторонним. Ибо от меня никаких вопросов не поступало. Я упорно пялился на мужика в шляпе. Бернес тоже молчал. Сказать честно, в первые минуты вообще не сообразил, что Подкидыш беседует не со мной. Привык к его бубнежу. Более того, он вдруг заговорил чуть громче того шепота, которым последние десять минут исходился, будто собака слюной.
Просто я слишком сосредоточился на происходящем в столовой и тупо не обратил внимания, что Подкидышу задали вопрос, который я так-то тоже слышал. А Подкидыш на него так-то ответил. Варианта два: либо с ума сошли мы оба, и я, и Ванька. Либо… Либо нас таки зажопили.
Уже в следующую секунду послышалось отчетливое:
— Млять…
И сказано это было Подкидышем. Сказано с такой интонацией, что вариант с обоюдным сумасшествием отпал, а вот предположение насчёт «зажопили» из догадки в один момент превратилось в утверждение. Я резко обернулся. Ванька тоже стоял теперь полубоком и таращился… на Клячина. На довольного Клячина, который с усмешкой наблюдал за нашими акробатическими этюдами на бревне.
Подкидыш медленно опустил одну ногу на землю, потом вторую, но осуществить задумку не успел. Она, его задумка, была в принципе самой логичной в данной ситуации. Ванька хотел смыться. Сбежать. Хрен там. Это же Клячин. Подкидыш не успел и шага сделать, как его в один момент сгребли за шиворот и дёрнули в сторону, оттаскивая от дубка.
Я, в отличие от детдомовца, торопиться не стал. По одной единственной причине. Знаю хорошо Клячина. Раз уж он поймал нас на месте преступления, лучше даже не пытаться соскочить. Все равно не даст. Или наоборот. Даст, но мандюлей.
— И как это понимать? — Николай Николаевич, словно ничего не происходит, продолжал скалиться, разглядывая меня с любопытством.
Меня, не Подкидыша. Впрочем, в сторону Бернеса он тоже не смотрел. Хотя и Марк не обращал ни малейшего внимания на нашу возню. Детдомовец буквально распластался по стене, припав к ней всем телом, и при этом подвинулся к окну настолько близко, что ему, как раз, похоже, было слышно, о чем идет речь в столовой. Иначе, с хрена он даже не дёрнулся, когда Клячин заговорил с нами.
— Марк… — позвал я тихо Бернеса. Совсем тихо.
— Да отгребитесь вы уже. Дайте вникнуть. — Бернес отмахнулся. — Треплетесь и треплетесь. Ждете пока нас поймают?
— Уже, — хмуро буркнул Подкидыш. — Уже поймали…
Его Клячин по-прежнему держал за шиворот и отпускать явно не собирался. Бернес медленно отодвинулся от окна, потом так же медленно повернул голову в нашу сторону.
— А я смотрю, кому-то сильно не терпится получить по башке… А-а-а… Нет. Кому-то не терпится вообще остаться без башки, — Клячин достаточно ощутимо тряхнул Подкидыша. У того даже зубы громко стукнули друг о друга.
— Николай Николаевич… — начал было я, хотя чего начал, сам не знаю. Ни одного подходящего ситуации отмаза в голове не было. Как тут отмажешься? Мы просто в наглую стоим и подсматриваем. Некоторые, особо одарённые, еще и подслушивают.
— Вы, двое… — Клячин снова тряхнул Подкидыша, а в Бернеса, распластавшегося по стене, даже ткнул пальцем. — Быстро, очень быстро исчезли с моих глаз. На счет три, чтоб я никого тут кроме Реутова не видел. Раз…
Собственно говоря, продолжать Клячину даже не пришлось. Мои товарищи рванули с такой фантастической скоростью, позавидовать можно. Причем, Подкидыш сделал это с места, словно профессиональный спринтер, пользуясь тем, что Николай Николаевич выпустил его воротник из сжатого кулака. А Бернес вообще совершил какой-то удивительный кульбит, приземлившись на ноги абсолютно бесшумно. Клячин даже удивлённо поднял брови при виде столь неординарного номера. И вот уже после кульбита Марк в одну секунду догнал Ваньку. Даже, по-моему, обогнал. Я глазом не успел моргнуть, как они оба исчезли за углом корпуса.
Ну… Что хочу сказать… Все-таки Клячин производит неизгладимое впечатление на людей. Это точно. Ни Марку, ни Ваньке не пришло в голову не то, чтоб спорить с ним, как с Шипко, они оба звука не издали в ответ на приказ Николая Николаевича исчезнуть.
— Ты дурной? — Клячин, проводив детдомовцев взглядом, снова посмотрел на меня. — Я же показал тебе, тихо. Показал, мол, уйди, не маячь. А ты не нашел ничего лучше, как притащить этих оболтусов сюда, чтобы… Чтобы что? Ну, ладно эти…
Чекист махнул в сторону, куда убежали Бернес и Подкидыш.
— С них спроса нет. Знаешь, почему? Потому что ума нет…
— Да хрен вы угадали, — ляпнул вдруг я вслух. — Они в сто раз умнее всех ваших слушателей этой чудо-школы вместе взятых. Ясно? Я в разведку только с ними и пошел бы.
Вообще, не собирался говорить ничего подобного. Но… Если бы Клячин реально был зол или, к примеру, имел планы, подразумевающие что-то плохое для меня, он вел бы себя иначе. А тут вроде бы ругает, но с другой стороны, я знаю, как он бесится по-настоящему. Это — первое. Второе — утомился я. Вот честное слово, утомился. Мне еще столько до хрена предстоит сделать. Между прочим, от этого «сделать» зависит, можно сказать, судьба страны. А я тут с товарищами чекистами вожусь. Или они со мной. По хрену. С любой стороны — срань получается. Ежовы, Бекетовы, Берии, еще хрен знает кто. Зачем мне вообще все это?
Нет бы, уже реально кто-то помог. Искренне помог, по-настоящему. Или хотя бы не мешали. А то, ты погляди… Показал он мне. Я тоже могу показать. Такое показать, что вряд ли Клячину понравится.
— Ты совсем охамел? — ласково поинтересовался чекист.
— Нет, не охамел. Но почему вы этих парней считаете дураками? Кто вам сказал, будто они глупее ваших… — я махнул рукой с сторону окна, за которым полным ходом шла непонятная встреча с еще более непонятным товарищем.
— Точно идиот… — Клячин вдруг резко шагнул ко мне, схватил меня за локоть и потащил в сторону от корпуса. — Ты чего разорался под окнами, не пойму? Чтоб наверняка тебя услышали? Тебе не надо видеть Павла Анатольевича! Никому из вас его видеть не надо. А тебе — особенно. И уж тем более, товарищу Бекетову не надо знать, что ты видел.
— Павла Анатольевича? — я топал следом за Клячиным. Не сопротивлялся.
Вернее, как топал? Почти бежал. Потому что сам чекист двигался быстро. И меня, соответственно, тянул за собой тоже быстро. К тому же, теперь мозг вообще пришел в состояние хаотичного броуновского движения. Пытался сообразить, что, твою мать, за Павел Анатольевич? Не знаю я никаких Павлов, тем более Анатольевичей… А, судя по суете вокруг него, знать должен. Он, скорее всего, важный товарищ.