Вторая причина — Лёньке пост лидера ни к чему. Он, может, и хороший человек, но я совсем не против забрать эту «должность» себе. А для такой смены «власти» надо заручиться поддержкой остальных пацанов. Чтоб все прошло тихо-мирно и мне не пришлось бодаться со Старшим. Ссор точно не надо. Ровно как и противостояния. Поэтому, с меня не убудет, если я по-дружески выручу одного товарища. Помогу другому…
— Реутов, ты куда?! — опешил Шипко, после того, как я проскочил в дверь и вытянулся перед ним по струнке.
— Товарищ сержант государственной безопасности, разрешите обратиться!? — оттарабанил я, на автомате едва не приложив руку к голове. Вот, что значит, армия… Один черт в памяти какие-то моменты прямо намертво въедаются.
— Разрешаю, слушатель Реутов, — Шипко явно понравилось мое поведение.
Он даже как-то приосанился, со значением посмотрев на Ниночку, которая никак не могла оторваться от бравого мужчины. Вид у Панасыча стал настолько довольный, будто это его личная заслуга, что я так быстро запомнил, как именно нужно обращаться к куратору.
— Во время ужина мною была утеряна очень дорогая, памятная вещь. Разрешите вернуться в столовую и посмотреть рядом с тем стулом, где я сидел и возле вешалки, где мы одевались. Не помню, куда именно клал, в карманы брюк или в карманы пальто. — Я тянул башку вверх, всем своим видом показывая, как сильно хочу соответствовать месту, в котором нахожусь.
— Ну… — Шипко пожевал губами, покряхтел, соображая, нет ли подвоха в моей просьбе, а потом махнул рукой. — Разрешаю, Реутов. Одна нога — тут. Вторая — здесь.
Больших усилий мне стоило промолчать про его эти «тут» и «здесь». По крайней мере, вполне понятно, почему он в свои годы — сержант…
— Моргнуть не успеете, — заверил я Панасыча, а потом бегом помчался в столовую, которая находилась неподалёку.
Зеркало увидел сразу. Оно лежало на полу, рядом с крючками, на которые мы вешали одежду. Я схватил «прелесть» Бернеса и, крутнувшись на месте, рванул обратно. Почти даже успешно рванул…
— Эй! Ты слепой?! Аккуратнее! Придурок!
Ясен пень, глаз на жопе у меня нет, поэтому и не заметил, как в дверях появился парень лет двадцати пяти. Следом за ним шли еще трое.
По итогу получилось так. Я, развернувшись, чтоб выскочить из помещения, и попутно рассматривая зеркало, которое вертел в руках, со всей дури вхерачился башкой незнакомцу прямо в подбородок.
— Извини, — посмотрел на него, потер место удара, пожал плечами и хотел протиснуться в коридор. Ситуация это совершенно случайная. Вообще не вижу проблемы в том, что произошло.
— Извини?! Ты мне чуть челюсть своей башкой не сломал! — этот идиот схватил меня за плечо, со всей силы сжимая пальцы. — А что у тебя? А?
Он вдруг протянул вторую руку, собираясь вырвать зеркальце Бернеса. Я шустро убрал свою конечность за спину. Если всякие дебилы будут хватать вещь Марка, из-за которой он в Голлума превращается, то мне такими темпами лидерства среди детдомовцев не видать.
Да и вообще… Рожа у товарища, с которым столкнулись, была слишком бесячья. Я, конечно, после встречи с директором школы, выводы некоторые сделал. Не дурак. Но именно этот, конкретный тип, с зализанными назад волосами, наверняка из числа тех самых курсантов, которые, по утверждению Клячина, лучшие из лучших. Иначе у него бы не было настолько мудаческого выражения лица.
— Откуда у тебя эта дорогая вещица? — придурок еще сильнее сжал мое плечо. — Украл, поди?
— Виктор, перестань, — один из его товарищей, которые, кстати, из-за наших разборок не могли пройти, попытался напомаженного хлыща образумить. — Почему сразу украл? Отпусти ты его.
— Да куда там… — засмеялся еще один курсант. — Товарищ сержант решил показать свою значимость… Ты его теперь с места не сдвинешь. Слышишь, Цыганков, отпусти пацана.
— Да он же из этих… Из беспризорников. Конечно, своровал. На рожу глянь его. Так и думает, чего бы еще украсть. Вы карманы проверьте, парни. А ну, признавайся! — придурок с фамилией Цыганков тряхнул меня за плечо и попытался вытащить из-за спины мою руку, в которой было зеркальце Бернеса.
— Ну, млять… Не обессудь… — тихо высказался я, чувствуя, как начинаю звереть.
В конце концов, раскорячившийся передо мной тип — не преподаватель, не директор и даже, наверное, не полноценный чекист, раз его при звании отправили учиться. Лучшие из лучших, говорите…
Цыганков, в силу тупости, которая у него явно имеется, моей злости не заметил. Он как раз снова попытался отобрать зеркало. Я начал приседать, он, что вполне логично, начал машинально наклоняться, продолжая тянуть руку к блестящему футляру.
Это был тот самый, идеально подходящий момент, который мне нужен. Я просто резко встал в полный рост. Ну как просто… Ясное дело, случайности не случайны и в данном случае это — неплохой стратегический ход, чтоб всякое мудачье немного прижало свою задницу. Естественно, по всем законам логики, после столь неожиданного для соперника пердимонокля, я втемяшился лбом прямо в нос Цыганкова. Ну а что? Это у нас с Реутовым мышцы слабые. Пока слабые… А мозги — очень даже сильные. Уж что-то, а как «невзначай» вывести такого идиота из строя, я прекрасно знаю.
— А-а-а! Сука! — выругался Цыганков.
Ему пришлось отпустить мое плечо, чтоб ухватиться за свой собственный нос, из которого, вот незадача, хлынула кровь.
— Упс… — я улыбнулся и пожал плечами.
Просто не мог не прокомментировать. А словечко это безопасное. Его в 1938 году не знают, конечно, однако и подозрительным оно не выглядит.
— Твою мать! Что за едрёна-Матрёна у вас тут происходит?! — раздался за спинами товарищей Цыганкова злой голос Шипко. Видимо, его внимание привлекла бестолковщина, которая происходила на пороге столовой. — Реутов! Ты, мляха-муха, чего тут устроил?!
Панасыч растолкал парней и замер, переводя ошалевший взгляд с меня на Цыганкова, а потом обратно на меня.
— Это как? Это ты? — спросил, наконец, Шипко. Он не уточнил, что именно я, но тут, пожалуй, и без подробностей все ясно.
Панасычу, кстати, пришлось значительно повысить голос, потому что «лучший из лучших» продолжал тихо материться и слегка подвывать, при этом пытаясь зажать нос пальцами. Выходило у него забавно. С французским «пронансом».
— Никак нет, товарищ сержант государственной безопасности! — я моментально вытянулся в струнку, уставившись на Шипко искренним, честным взглядом. — Вот, человек тут… не удержал равновесие и ударился о мою голову носом. Случайно получилось. Извините, я не специально, честное слово!
Естественно, «извините» предназначалось Панасычу, а никак не Цыганкову.
— Он кинулся в драку… — пробубнил зажимавший нос придурок. — Я требую разобраться с инцидентом.
Однако, его категорическое заявление, высказанное не менее категорическим тоном, вызвало смех парней, которые оказались свидетелями нашей стычки.
— Да ладно тебе, Витя! Чего ты заливаешь?! — вмешался один из них. — Говорили тебе, отстань от парня, а ты все своё хотел доказать. Товарищ сержант государственной безопасности, ваш воспитанник сказал правду. Все вышло случайно.
Шипко молча кивнул моему защитнику. Подозреваю, у Панасыча просто не было цензурных слов. А затем, одним весьма ощутимым тычком сержант госбезопасности выпихнул меня в коридор. Аж между лопаток, куда шмякнулась его ладонь, что-то хрустнуло.
— Ну, Реутов… Ну, едрить твою мать в душу… Из всех самых хреновых вариантов ты умудрился вляпаться в самый хреновый… — громким шепотом прошипел Панасыч, рождая в моей душе смутное подозрение, что я опять где-то немножко просчитался.
Глава 18В которой я снова вижу сны, но это путает меня еще больше
Я сижу в темноте и мне страшно. Очень страшно. Умом я понимаю, что темноты на самом деле нет. Она присутствует только здесь, в этом старом комоде.
Сквозь замочную скважину пробивается тусклый свет. Там, за пределами комода, — день. Вечер еще не наступил. Наверное… Но мне не выбраться самому на свободу. Мамы нет. Ее забрали двое мужчин. Ключ остался у мамы в кармане. Я не знаю, что делать. Можно стучать по стенкам комода, звать на помощь. И нужно, наверное… Но мне неимоверно страшно.
В голове постоянно повторяется тот самый глухой звук. Словно упало что-то тяжелое. И ругань этих двоих. Ляпина и Разинкова…
— Ляпин и Разинков… — повторяю вслух шепотом. — Ляпин и Разинков…
Какое-то злое, темное колдовство. Заклятие, которое сковывает меня еще сильнее. Они сделали плохо маме. Я почему-то в этом уверен. Они причинили ей вред.
Я не знаю, сколько прошло времени. Может, полчаса, может, час, может все пять. Мне кажется, будто каждая минута тянется бесконечно долго. Я хочу есть. Я хочу пить. Я умру в этом комоде. Точно умру. Но поднять руку, чтоб постучать, или закричать во весь голос, не могу. Неожиданно слышу звук открывающейся входной двери. Потом — тихие неторопливые шаги. Я осторожно прижимаюсь щекой к стенке комода и пытаюсь сквозь замочную скважину рассмотреть, кто это бродит по нашей квартире. А потом… Вижу сапоги. Те самые. Первые. Грязные. Это Ляпин… Я точно понимаю, это он. Вернулся в квартиру. От ужаса внутри все заходится в паническом приступе. Я теперь даже оторваться от замочной скважины не могу. Приклеился к ней намертво.
Сапоги медленно двигаются по комнате. Их хозяин, хозяин этих сапог, словно прогуливается, рассматривая каждую деталь. То вижу грязную обувь рядом с комодом, то она совсем пропадает из поля зрения. А потом сапоги приближаются к моему укрытию. Останавливаются. Раздаётся тихий шорох. Такое чувство, будто Ляпин гладит крышку комода рукой.
— Пацан… Парень… Я знаю, что ты там. Но ты молчи и слушай. Сделаешь, что скажу. Обязательно. Слышишь!?
Я забываю, как дышать. Просто не могу ни вдохнуть, ни выдохнуть.
— Ты сейчас сосчитаешь до двадцати, а потом выберешься и выйдешь на улицу. Так тихо, чтоб никто, вообще никто, из соседей тебя не увидел. Понял? Запомни. Это очень важно. Ни одна живая душа не должна знать, что ты был в квартире. Спустишься вниз по улице до булочной, завернешь за угол, там — тупик. Сядь на старый ящик. Он стоит возле стены в углу. Я оставил тебе булку, завернутую в бумагу. Не бойся, она свежая, ешь спокойно. Это для тебя. Сиди и жди. Я обязательно тебя заберу. Ты можешь мне верить. Сейчас я для тебя добрый дядюшка, который поможет. Мама и папа обязательно присоединяться к нам позже. Главное — дождись меня. Это очень важно. От твоих действий зависит дальнейшая судьба родителей. Ты молодец, я это знаю. Все сделаешь правильно.