Увы. Немец при исполнении – это не живой человек, а машина. Жандармы остановились так, чтобы мы были перед ними, и сидящий в коляске недвусмысленно навел на нас ствол "машингвера".
– Хальт! – требовательно поднял руку водитель. – Комм!
Честно говоря, меня несколько удивило такое хамское отношение полицейских. Они же не могли не видеть, что один из нас офицер. Который, тут же разрядился длинное и витиеватой тирадой. В которой я узнавал лишь некоторые слова. "Тойфель", "думкопф", "швайнегунд" и конечно же, непременно "шайзе"!
Тот из "цепных псов", что целился из пулемета, торопливо отвел ствол и полез из коляски. Второй тоже покинул седло. Видимо, в головах служак, была четко прописана важная установка – виновный никогда не повышает голос на представителей правопорядка. А если орет – значит, имеет право.
– Эншульдиген зи битте, гер официр… – попытался исправить ситуацию старший патруля. Но Митрохина уже понесло.
– Швайген! Ахтунг!
Под таким напором фельджандармы непроизвольно подтянулись и приняли стойку "смирно". В общем, начиналось общевойсковое действие известное любому, кто проходил срочную, под названием "Я научу вас, раздолбаи, Родину любить! Вы меня не знаете, но вы меня узнаете!"
Не известно, что именно поведал бы капитан Красной армии двум бойцам немецкой военной полиции, если бы со стороны Еммендингена не донесся шум автомобильного двигателя. А вскоре и сама легковушка показалась. "Опель-капитан".
Словесная экзекуция затихла. Все повернулись к машине. Водитель "Опеля" принял вправо и остановился в метре передо мной. Дверца открылась и на обочину шагнул наш английский друг. Только уже не в штатском, а одетый по всей форме. Штурмбанфюрер СД с Железным крестом на груди.
Для здешнего захолустья все равно что генерал.
– Лейтенант, – обратился он к Митрохину. – Что здесь происходит?
– Ничего особенного, господин майор. Обмениваемся информацией… По поводу парашютистов…
– Да? – заинтересовался Хорст. – И что, есть свежие новости?
– У меня нет, господин майор. А фельдфебель еще не успел рассказать.
– Тогда послушаем вместе. Докладывайте, фельдфебель!
– Яволь, господин штурмбанфюрер! – громко щелкнул каблуками жандарм. Фельдфебель Пчхур! Второй отдельный батальон. Докладываю, при патрулировании дороги "Еммендинген – Фрайбург" не замечено ничего подозрительного.
– Понятно… Можете быть свободны, фельдфебель. Лейтенант, подойдите, я хочу вас кое о чем спросить…
Как и любой нижний чин, исповедующий важнейший солдатский закон "Подальше от начальства и поближе к кухне", тут же оседлали железного коня, и укатили прочь. На малом газу, стараясь даже ревом мотора не привлекать к себе внимания офицера службы безопасности.
– Вижу, вы и без соответствующих документов неплохо справляетесь… – улыбнулся Хорст. – Я не все слышал, но кое-какие обороты запомню. Никогда раньше столь цветистых фраз не встречал. Вы на флоте не служили раньше?
– Не приходилось… – буркнул Митрохин. Благоразумно умолчав о том, что несколько лет работал в порту грузчиком. И именно там, выпускник филфака оттачивал навыки немецкого.
Почувствовав по тону капитана, что он не настроен на откровенность, Генрих указал рукой на машину.
– Прошу садится…
– А велосипеды? – не согласился Митрохин. – Роза Карловна будет недовольна. Вы поезжайте с Иоганном, – капитан назвал меня по имени, которое значилось в немецких документах. – Ему, после контузии нагрузки противопоказаны. А я прогуляюсь еще немного.
– Хорошо… Может, мой шофер составит вам компанию?
– Только, если вы видите в этом необходимость… – капитан намекнул на возможное желание Хорста поговорить со мною тет-а-тет. – Если нет. Буду благодарен возможности побыть в одиночестве. После фронта, тишина – пьянит лучше шнапса.
– Такой необходимости нет. Я доверяю водителю не меньше, чем вы своему товарищу. Наслаждайтесь, лейтенант… Тем более, тут недалеко. Вон за тем поворотом…
– Нам известно, где находится вилла генерала Трескова… – кивнул Митрохин.
– Вот как? – удивился Хорст. – Однако… Приятно иметь дело с профессионалами. В таком случае, до скорого.
Мы с англичанином сели в машину, где он уже персонально для меня повторил свои слова о степени доверия шоферу. Впрочем, достаточно было того, что он не опасался говорить при нем на родном языке.
– Итак, коллега… Что привело вас в Еммендинген?
– Считаете, я должен первым вскрыть карты?
– Ну, это же вы искали встречи со мной… а не наоборот, – резонно заметил Хорст.
– Откровенно говоря, я ожидал увидеть другого человека. И прежде чем вы не объясните мне, откуда знаете пароль и отзыв, боюсь – полностью откровенного разговора и доверительных отношений не получится.
– Логично… – согласился англичанин. – Вот только и я вас не знаю.
– В том и закавыка… Этими условными фразами мой… – я чуть не брякнул "дед" и быстро внес поправку. – Мой брат обменялся с другом. Мы очень похожи, поэтому, если бы на встречу пришел тот человек сам – то вопросов бы не возникло. Так что, я жду…
– Хорошо… – не стал отнекиваться Хорст. – Вам будет достаточно, если я скажу, что ваш брат, дон Мигель, и мой друг, дон Педро, последний раз виделись в Испании. Уточнить, где именно?
– Это я скажу сам… Чтоб и вы не сомневались, что я выдаю себя за другого. Прощальное рукопожатие произошло на третий день после нового года в Таррагоне.
– Совершенно верно… Но, вот что интересно. Дон Педро очень лестно отзывался о фронтовом друге, а его рассказы были бы достойны пера Карла Майя или Роберта Стивенсона…
– Мой брат был более скромен в своих воспоминаниях… – на всякий случай уточнил я.
– Ну, немцы, особенно австрийцы, несмотря на общую трезвость мысли, всегда более склонны к романтизму… И пишут либо гроссбухи, либо безудержные фантазии о бесстрашных героях. Но, я другое хотел сказать. Мой друг упорно называл дона Мигеля русским!.. А вы – сами представились его братом. Ничего не желаете объяснить? Та-ва-рисчь?
– А это что-то меняет? Мы же, вроде, союзники? Или Великобритания уже заключила мир с Германией?
Хорст нервно дернул подбородком, но ответил спокойно.
– Это невозможно. Сер Уинстон никогда не заключит мир со швабами. Никогда!
Его тон мне понравился гораздо больше, чем последовавшая за этим пауза.
– Но и с вашим вождем, у него не все гладко. Поэтому, предупреждаю сразу… чтобы не возникло неловкости позже. Если ваши действия направлены исключительно против фашистов – моя группа окажет максимальное возможное содействие. Но, если будут затронуты интересы Англии… Ну, и само собой, я обязан доложить о контакте в Лондон.
– Понимаю… После голландского инцидента…[14]
– Ого… – присвистнул англичанин. – А вы неплохо проинформированы… господин… полковник?
– Майор… – не стал я взваливать на себя лишнее. – А вы? Гер штурмбанфюрер?
– О, у нас звания не имеют значения. Но в разведку я пришел с флота в чине лейтенант-коммандера… – откровенностью за откровенность ответил англичанин.
– Вот и познакомились. Достаточно? Обойдемся без имен и фамилий? Тем более, мои визитки остались в Москве.
Хорст весело рассмеялся, показывая, что шутку оценил.
– Вы мне нравитесь… эээ… Иоганн. Думаю, у нас получится… эээ… заварить кашу… Да?
– Сварить…
– Что?
– Сообща добиться результата – это сварить кашу. А заварить – это только первый этап. Без гарантированного достижения цели.
– О, майн Год… – как заправский немец воскликнул Хорст. – Никогда не мог понять, для чего русским так много слов? Зачем что-то начинать, если нет желания заканчивать?
– Если будет время, объясню… Позже. А сейчас, остановите машину… Раньше, чем повернете к воротам.
– Почему? – удивился англичанин.
– Потому, что если я не выйду… Генрих… и не подам условленный знак, вас убьют.
– Не понял?
– Ну, мы же не могли знать, что штурмбанфюрер СД Генрих Хорст на самом деле сотрудник Secret Intelligence Service. А на фашистского офицера у нас были несколько иные планы. Кстати, а Роза Карловна тоже в теме? Или фрау Гершель считает вас немцем?
Почему-то именно этот вопрос больше всего озадачил англичанина. Но, поскольку мы уже остановились, я не стал испытывать выдержку старшины Гаркуши и вышел из машины.
Кстати, бойцы очень хорошо оборудовали "секрет". Если бы не знал, куда смотреть, никогда бы не заметил. Поднял руку и громко произнес:
– Все путем… Свои…
– А чем докажешь? – услышал в ответ, одновременно с лязгом затвора.
Честно говоря, я даже растерялся. Вот уж действительно, хоть сто раз все спланируй, а какую-то деталь все равно упустишь. Я что сказал старшине, прежде чем уйти? Если фриц вернется раньше нас – действуй по своему усмотрению. Вот он и действует… Мало ли? Может нас с капитаном схватили, и теперь я работаю на немцев. А оговорить хоть какой-нибудь условный сигнал, на такой вот случай, не сообразили.
– Ничем, Петрович… Не было у нас такого уговора. Главное, не стреляй. Капитан минут через десять придет… Хочешь – вышли Романа ему навстречу. Поможет второй велосипед притащить.
– А чего ты с фрицами в машине разъезжаешь?
– Правильный немец оказался… – развел я руками. – Сами не ожидали. В общем, не торопись.
Потом нагнулся к дверце.
– Я пойду, открою ворота. Можете заезжать.
– Стойте! – воскликнул Хорст. – Не надо. Там Гринг!
– Ваша овчарка? Не стоит беспокойств. Мы с ним уже успели подружиться.
Пес и в самом деле вылетел из своего укрытия, как только заскрипели створки. Но, остановился даже не пробежав половины расстояния. Узнал.
Машина заехала во двор и, когда англичанин вылез из нее, недоумение на лице мужчины было написано огромными буквами. Он только взгляд переводил с меня на смирно сидящую овчарку и обратно.