Позывной «Леший» — страница 19 из 46

Ни для кого не секрет, как работают следователи гестапо, как и о том, что происходит в концлагерях. Но, одно дело – знать, и совсем другое – говорить об этом.

Одного только не учли те, кто пользовался услугами улыбчивого гестаповца. Они ведь делали ставку на то, что в случае "провала" это будет единичный случай, за который им максимум светит устный выговор или неприятный разговор с высокопоставленным родственником. А Зельтцер тем временем выстраивал свою игру.

Флеминг понял это, когда посетил загородный дом во второй раз. Заметив, что комната для "допроса" используется одна и та же, он решил чуть лучше осмотреться. И обнаружил два потайных отверстия, в которых виднелись фотообъективы.

Сложив, как говориться два и два, англичанин изложил свои соображения в шифровке и запросил разрешение на разработку. Добро было получено, и вот поэтому, а не из благородных побуждений, как Хорст сказал раньше, он и стал весьма частым гостем на закрытых вечеринках гестаповца. Пытаясь выяснить, где тот хранит архив с компроматом.

А поскольку и сам стал одним из тех, на кого составлял досье Зельтцер, то, на всякий случай, завел дело на начальника гестапо и по линии СД. Собираясь одним выстрелом свалить двух зайцев. Заполучить важный архив, отобрать из него наиболее важные для МИ-6 персоны, а со всем остальным сдать зарвавшегося от мнимой безнаказанности садиста в руки его же товарищей. В целом, неплохая комбинация… Вот только местонахождение тайника все еще обнаружить не удалось.

–  Может, мы вместе его потрясем? – предложил англичанин, когда машины свернули с шоссе на грейдер.

–  Обязательно…

Метрах в пятидесяти от главной дороги из кустов навстречу шагнули два автоматчика, жестом требуя остановить машину. И держали на прицеле, пока гауптштурмфюрер не открыл дверку и лично не распорядился пропустить.

–  Серьезный подход…

–  А то… Я однажды решил наведаться в особняк без приглашения, так дальше этого поста так и не проехал. Документы посмотрели, подтвердили, что знают меня. И предложили заехать в другой раз, или ждать господина Зельтцера. Если я уверен, что гауптштурмфюрер вскоре должен приехать.

–  И что?

–  Подождал с полчаса, потом уехал…

–  Адольф просил объяснения?

–  Конечно… Но я же не наобум ехал. Он сам приглашал меня накануне. Пришлось сделать вид, что перепутал дни.

–  Значит, архив здесь…

–  Почти сто процентов. Курт… – кивок в сторону водителя, – несколько суток висел у Адольфа на хвосте. После одной внеплановой проверки. Никаких подозрительных мест, где бы можно было оборудовать тайник, гауптштурмфюрер не посетил. Да и зачем рисковать? Дом огромный, самоходку можно спрятать, не то что десяток папок с фотографиями. А если только негативы – не найти, хоть по кирпичику разбери. К тому же, под охраной… Никого чужого. Идеальное место для хранения. Пока сам не укажет, даже не стоит искать.

–  А если все же не укажет?

Губы Флеминга скривились в настоящем волчьем оскале.

–  Это моя забота. Я тут такого насмотрелся… Очень хочется хоть часть его методов на нем же испробовать.

–  Хорошо… Только не торопитесь. Когда пойму, что пора – дам знать. Например, спрошу как часто из Фрайбурга летают самолеты на Берлин.

–  Я понял. Гм… Иоганн, но мы уже приехали, а вы так до сих пор и не рассказали, какую именно диверсию вы планируете провести в замке Хохбург? Неужели, перенацелить ракету на Берлин?

–  Не угадали… Эффект будет намного сильнее, чем еще одна бомба свалившаяся на столицу. Благодаря вашим летчикам, этим уже никого не удивить… Но, поговорим позже. Адольф уже топает к нам. Выходим…

–  Добро пожаловать, господа! – немец за время пути немного протрезвел, но по-прежнему пребывал в приподнятом настроении. Еще бы, он ведь считал, что заманил в свою паутину еще парочку высокопоставленных чиновников. И уже жадно потирал лапки, прикидывая, как сможет использовать их для своего продвижения по службе.

Добротный двухэтажный особняк. Как и большинство здешних домов, на высоком каменном фундаменте, причем, учитывая рельефность – с фасада получается на пол этажа выше. Свет горит в нескольких окнах. В основном, цокольного яруса.

–  А здесь охраны нет? – интересуется Малышев.

–  Есть… Но не в доме… На горе пост оборудован. Днем несут дежурство, а в темное время суток в доме отдыхают. В той части, для прислуги. Не волнуйтесь, лишних глаз и ушей нет. А те, кто может вас увидеть, никому ничего не скажет.

–  Вы так уверены в преданности своих людей?

–  О, нет… – рассмеялся гауптштурмфюрер. – В этом мне помог наш общий друг Генрих.

–  Я? – удивился Хорст.

–  Именно… Когда я впервые увидел вашего, гм… садовника… то сразу понял, сколько преимущества у немых слуг. А если они при этом еще и писать не умеют… так и вовсе здорово. Ни сплетен, ни доносов.

–  Где же столько немых взять? – словно удивился Митрохин.

–  Разве это проблема, камрад, Густав?.. – гестаповец пожал плечами. – Если фюрер скажет, что это необходимо для нашей победы, уверяю тебя, рейхсфюрер СС найдет способ. А немецкий народ отнесется к этому с пониманием. А у прочих разных унтерменш никто и спрашивать не станет.

Поскольку он опять искал одобрения у меня, пришлось многозначительно покивать.

–  Да… да… – и демонстративно поежился. Прохладно, мол.

–  Прошу прощения, господин полковник… Прошу в дом… Проходите… Генрих, будь другом, проводи наших гостей в гостиную. А я пока отдам прислуге соответствующие распоряжения. С вашего разрешения?

Гауптштурмфюрер опять смотрел на меня, но Митрохин, стоя у него за спиной, незаметно кивнул.

–  Гут…

Понимая, что мое "глубокое" познание немецкого в любую секунду может быть раскрыто любым, совершенно случайным вопросом, Хорст поспешно подхватил меня под руку и потащил в сторону крыльца. Усиленно жестикулируя и что-то, как я понял по тону, нахваливая.

М-да… Ну почему у нас в школе английский преподавали, а не немецкий. Хотя, с другой стороны, если бы я знал немецкий, но не знал английского – как бы договорился с Флемингом? О-хо-хо… Не зря говорят, что сколько языков человек знает, во столько же раз он и умнее.

–  Может, озвучить прежнюю версию о контузии? – быстро зашептал мне англичанин, улучив момент, когда мы снова остались без гестаповца. – Все же ваша неразговорчивость начинает становиться подозрительной.

–  Только в самом крайнем случае. Пока спишем на снобизм и степень опьянения.

–  Хорошо…

Через прихожую вошли в небольшую комнату, где оставили фуражки. А уже оттуда прошли в гостиную. Большое помещение… Посредине небольшой обеденный стол, на шесть или восемь персон. Сейчас пустой, только ваза с фруктами на темно-бордовой плюшевой скатерти. Вдоль двух стен большие мягкие диваны. В просвете между окнами – мягкое кресло. А вот в дальнем угле какое-то странное сооружение. Больше всего похожее на "козла". Не животное, а спортивный снаряд. Под потолком большая люстра, на пять лампочек. Сейчас горит только одна. А рядом с диванами и креслом – высокие торшеры, под зелеными абажурами.

На стенах большие картины в тяжелых дубовых рамах. Видимо, именно за ними и прячутся объективы фотоаппаратов. А в ближнем углу, рядом с дверью – этажерка. На ней массивный подсвечник, на пять свечей и… не знаю даже как правильно назвать, проигрывателем, что ли… Только вместо динамика раструб. Патефон, кажется… А на нижних полках коробки с пластинками. Надеюсь, там не только бравурные нацистские марши… Хотя, какая разница? Ни Утесова, ни Шульженко, ни Бернеса в этой фонотеке все равно нет. М-да… Феерическая была бы картинка – четверо фрицев внемлют мягкому голосу Марка Наумовича, задушевно вопрошающего "С чего начинается Родина?"

Нет, не получится. Эта песня из более позднего репертуара. К фильму "Щит и меч" написана. А жаль… Очень была бы в тему.

Осмотревшись, я решил, что намного удобнее будет, если я смогу хоть немного уединиться. В том смысле, чтобы никто не мог сесть рядом и пытаться заговорить со мной… Поэтому, на правах старшего по званию, решительно направился к отдельно стоящему креслу. В которое и уселся с видом человека, не слишком трезвого, но уже в том состоянии, когда не столько тянет на подвиги, как хочется расслабиться и вздремнуть. Кстати, хорошая идея! Не думаю, что гауптштурмфюрер настолько обнаглеет, что осмелиться меня будить. Так что я демонстративно повозился, выбрал самую удобную позицию и прикрыл глаза.

* * *

Митрохин с англичанином, обменялись короткими репликами, но судя по улыбкам, оценили мою затею положительно. Переглянулись и заняли место за столом, лицом к двери.

Та не долго оставалась закрытой. Послышались шаги, и створки широко распахнулись. Довольно улыбающийся гестаповец вошел первым.

–  Господа! Минуточку внимания, к нам гости.

Потом театрально повернулся боком и сделал пригласительный жест:

–  Фройляйн, прошу… Не стесняйтесь.

Первой в комнату вошла миловидная блондиночка лет восемнадцати, с кукольным личиком и несколько фривольной прической под Марику Рёкк[19]. Шагнув через порог, она изобразила улыбку и сделала реверанс. Несколько неуклюже, но в целом, свою позицию обозначила. Мол, к вашим услугам. Похоже, девчушку так запугали, что провести ночь с несколькими мужчинами ей казалось всего лишь забавным приключением. И Гретхен заранее была готова на все, что угодно, лишь бы сдержали обещание и отпустили потом.

Вторая – шатенка с более строгой прической, без легкомысленных завитушек – выглядела чуть постарше и держалась соответственно. Не заискивала, авансов в виде улыбок не дарила. Да и приветствовать мужчин не торопилась. К тому же, с моего места было заметно, что глаза девушки подозрительно блестели. Эта с участью своей смирилась, приняла, как неизбежное, но и не больше.

–  Знакомьтесь, господа. Гретхен… – жест в сторону блондинки, – и Адель… Фройляйн были задержаны моими парнями в ходе одной из операций по ликвидации предателей Рейха. Но, смею вас заверить, произошла досадная ошибка…