Но, услышав, что я не против женской компании, Зельтцер сразу расслабился. Похоже, Адольф принадлежал к тому типу мужчин, которые считают, что о делах мы можем говорить в любом месте и любой степени опьянения, только не рядом с хорошенькой девицей. Совсем другие участки мозга включаются. Если, вообще, мозга…
"Хорьх" гестаповца укатил, увозя с собой и Митрохина. За ними последовал и наш Опель. Погода и в самом деле стояла отличная. Солнце уже пригревало, но еще не жарило. Легкий ветерок, был даже приятным. Тем более, что снять мундир я не мог. И даже рукава закатать.
Девушка легко бежала впереди, время от времени сходя с дороги, нарвать цветов. Что-то напевала, показывала нам букет и улыбалась. Завидую молодости… Табличек "Ахтунг! Минен!" нет, никто не стреляет, – а все, что с ней случилось намедни, уже в далеком прошлом. Таком далеком, что и вспоминать не стоит.
И глядя на счастливое лицо немецкой девушки, мне вспомнился анекдот, когда журналисты спрашивают пожилого ветерана. "А скажите, дедушка, при ком вам лучше всего жилось? При Горбачеве, Брежневе или Сталине?" "Конечно, при Сталине", – не задумываясь отвечает седой ветеран. "Но, как же так? – удивляются журналисты. – Он же был кровавым тираном. При нем половина страны сидела, вторая – тряслась. А при Брежневе уже оттепель была. А Горбачев – демократию впустил…" "Зато при Иосифе Виссарионовиче, – объясняет дедушка, – я был молод и за девками еще бегал!"
Война, беда, горе и слезы, а жизнь свое берет. Особенно, если лично тебя от самой кровавой бойни в истории человечества отделяет более полувека. И Адель для тебя – не дочь смертельного врага, не гражданка страны агрессора, а всего лишь обычная немецкая девчонка. М-да… И не надо морщиться… Я, что ли в шестидесятые, всего лишь через пятнадцать лет после окончания Второй мировой распевал на двух языках и на самом официальном уровне:
"Нас ведут одни пути-дороги!
Так народы наши говорят.
Клич звенит от Одера до Волги:
"Дай мне руку, друг мой, Kamerad!"
"Дружба-Freundschaft", раскудрить твою через коромысло. Допелись… Ничему дураков жизнь не учит… Так что, мое ласкание взглядом стройных бедер и некоторая фривольность мыслей – это не измена Родине. Тем более, что я и по сторонам посматривать успеваю.
– Зенитки видел? – спрашиваю Хорста.
– Зенитки?! – тот даже с шага сбивается и начинает вертеть башкой, как потерявшийся провинциал. – Где?!
– Генрих, ау! – дергаю его за портупею. – Ты что творишь? Успокойся… Отсюда уже не видно. Будем в замке, поднимемся на башню, думаю – заметишь. А нет – покажу, когда возвращаться будем.
– Но, почему я их раньше не видел? Их что, сегодня ночью установили?
– Возможно… – не стал я отрицать и такой вариант. – Но, скорее всего, потому что ты ни разу не выходил из машины. А позиции хорошо замаскированы. Из окна двигающегося автомобиля практически незаметны.
– Черт… – выругался англичанин. – Хорошо, что ты их разглядел, Иоганн. Много?
– Я видел две батареи. Но, вряд ли ими ограничились. А ты чего так всполошился? Да-да… Очень красиво… – последнее было адресовано Адель, продолжавшей собирать букет и пожелавшей снова им похвастаться.
Количество сорванных сорняков стремительно росло и букет уже приобретал размеры охапки, грозя в самом скором будущем превратиться в сноп. Никогда не мог понять этого. Может, и в самом деле мужчины походят от плотоядных хищников, а женщины – от травоядных… эээ… антилоп?
– Была у меня мысль разбомбить объект, – неохотно признался Хорст, в свою очередь посылая немке воздушный поцелуй. – Пара звеньев ночные бомбардировщиков легко бы превратила здесь все в мелкое крошево. И никакого риска…
– Согласен, – кивнул я. – Никакого… Как и результата. Все по нулям.
– Но почему?
– Да потому, мой друг… что даже, если забыть о зенитках, то ваши асы отбомбятся по пустому замку. Максимум, похоронят в руинах роту эсэсовцев. Стоит ради этого так далеко лететь?
– Я не понимаю, – насупился тот. – Говори по делу… Твои языковые обороты не всегда мне понятны.
– Хорошо. Начнем с того, что изделие А/9 прибудет в замок Хохбург не раньше, чем за два-три часа до запуска. То есть – примерно в промежутке между третьим и четвертым часом после полудня. Это раз… Впрочем, на этом можно и закончить. Поскольку, как ты понял, ночная бомбежка ничего не даст, а днем ваши пилоты не летают. Поскольку фрицы могут сбить…
Англичанин вздохнул.
Вот чертов мистер Твистер… Все бы им дистанционно воевать. Чтоб белых перчаток не снимать. А еще лучше – чужими руками. Только нет у него к нам полного доверия. Чувствует, что не с простаками связался, вот и надумал подстраховаться. К счастью, недодумал до конца, да и я вовремя прозрел. Реально из-за чужой глупости вся операция могла сорваться.
Ладно… Решили проблему – и тут же забыли. Нечего мозги засорять. Тем более, пришли уже. Вот он – замок. Прямо перед носом подъемный мост и мощные, кованные железом, деревянные ворота. Сейчас толстые створки гостеприимно распахнуты, но только от одного их вида, а так же несокрушимой толщи стен и мощи привратных башен, жутка становится. И даже подумать страшно, что вот эту цитадель когда-то штурмовали воины вооруженные мечами. В пешем строе, без артподготовки и поддержки танков.
Зато, если оглянуться, встать спиной к замку… Господи, какая же невероятная красотища! А я, как та зашоренная лошадь, только в одну сторону смотрю и ничего вокруг не замечаю. Будь проклят тот, кто первым взял в руки оружие… не для охоты или защиты, а чтоб отнять чужое имущество и чужую жизнь.
Буквально сразу за воротами меня ждал сюрприз. В виде невысокого толстяка, в белом фартуке поверх мундира и большой пивной кружкой в руках. И, глядя на обильную и высокую пенную шапку, вопросов о содержимом не возникало.
– Битте, господин… офицер… – протянул толстяк кружку.
– Вас ист дас?
– Цвикельбир… – толстяк едва заметно причмокнул полными губами. Похоже, полнота повара объяснялась не излишним аппетитом, а пристрастием к пиву.
Ммм… Умеют, черти… До чешского, конечно, далеко, но все равно вкусно. Свежее… Пузырьки сами в нос лезут. Впечатление, что только что из погреба достали. Такое залпом не выцедишь… Глотнул еще разок и благосклонно кивнул.
– Данке…
Честное слово, так и зачесалось произнести знаменитую фразу "Жить хорошо…"
– Господин офицер желает что-то еще? – расплылся в довольной улыбке повар. Можно подумать, он сам пиво варил.
Я хотел отказаться, но посмотрел на Адель.
– Eiscreme fur Madchen…
– Яволь…
Я думал, толстяк сейчас метнется со всех ног в подвал, или где там у них холодильник оборудован. Но, похоже, повар службу знал. Он всего лишь голову повернул и подал условный знак. А меньше чем через минуту к нему подбежал солдат, тоже в фартуке, с фаянсовой креманкой, наполненной разноцветными шариками мороженого. Повар угощение перехватил и поднес его девушке лично.
Не баловала девушку жизнь. Ох, не баловала… Такой искренней радости я уже давненько не видел. Даже в глазах Алёны, когда я на втором свидании подарил ей не букет, а сережки с лазуритами. Под цвет глаз и знак зодиака… Да и, вообще, так счастливы, мне кажется, бывают только дети.
Или идиоты… Вроде меня. Опять забыл, где нахожусь. Ну, так судьба не дремлет. И отрезвляющий пинок всегда готова отвесить. Или ушат ключевой воды за шиворот.
Усиленно перегазовывая, к воротам замка подлетел мотоцикл. Резко затормозил, так что даже занесло немного. Мотоциклист в кожаной форме самокатчика, подбежал к гауптштурмфюреру, ни на кого другого даже не глядя и протянул гестаповцу запечатанный сургучом конверт. И, почти одновременно с этим, из ближайших дверей, наверно, бывшей кордегардии выскочил ефрейтор-связист и громко крикнул:
– Господин гауптштурмфюрер! Вас к телефону! Срочно! Это из Штудгарда. Майор Дитрих.
– Прошу извинить… – гестаповец мотнул головой. – Мой коллега. Если ему в участке дали телефон замка… значит, что-то важное.
– Конечно… конечно.
– Судя по номерам на мотоцикле фельдъегеря, пакет из Берлина… – сделал вывод Хорст. – А вот звонок мне не нравится. Неужели Гиммлер в последний момент передумал и изменил место демонстрации изделия?
Я спокойно допил пиво. Чего зря добру пропадать? Как говорится, война войной, а обед по распорядку. Потом вернул кружку ждущему неподалеку солдату, подождал пока тот отойдет и только потом ответил.
– Вряд ли… При столь серьезных изменениях обстановки, вас бы тоже предупредили.
– Как знать… Рейхсфюрер обожает неожиданно менять планы, никого не ставя в известность заранее.
– Ну, посмотрим… Гадать не имеет смысла. Тем более, Адольф уже возвращается.
– И, судя по выражению лица, наш приятель еще не решил – огорчило его полученное известие, или же обрадовало.
– Генрих… Не в службу, а в дружбу… намекните Адель, что ей лучше подняться на стены и полюбоваться пейзажем. Уверен, вид сверху открывается изумительный.
– Хорошо…
Хорст подошел к девушке и что-то негромко сказал. Та оглянулась на меня, получила одобрительный кивок, изобразила легкий книксен и пошла к лестнице, ведущей на стены.
– Плохие новости, дружище? – англичанин вернулся к нам, как раз, чтоб успеть перехватить, направляющегося ко мне гитлеровца.
– Сам не знаю… – в некоторой растерянности пробормотал Зельтцер, разводя руками. – Как поглядеть… Майор Дитрих сообщил, что сегодня ночью на его участке была совершена диверсия. Не такая серьезная, как в Офенбурге, но все же достаточно ощутимая. Это плохое известие… Поскольку, скорее всего, в Штудгарде работали те же диверсанты, которых мы посчитали погибшими, при взрыве на железнодорожной станции.
– И совсем не факт… – пренебрежительно махнул рукой Митрохин. – Мало ли у русских парашютистов?