– Возможно… Но есть и хорошая новость. Высланный на поимку диверсантов ягд-отряд смог их нагнать, и прижать к берегу Неккара. Кстати… У диверсантов явно был либо отличный проводник, либо очень детальные карты местности. Их, собственно, благодаря этому и удалось настигнуть…
– Загадками изъясняетесь, Адольф… – проворчал англичанин.
– Сейчас объясню, – кивнул тот. – Действительно, господа, счастливая случайность. Для нас, разумеется… Река Неккар в тех местах имеет очень крутые берега, настоящие каньоны… с каменистыми обрывами метров в пятнадцать. И переправиться с одного берега на другой весьма проблемно. Особенно в сумерках… Надо очень хорошо ориентироваться, чтобы знать, где мосты переброшены.
– Это понятно, повезло в чем? – опять перебил немца Хорст.
– Так вот именно с этим, – хмыкнул гауптштурмфюрер. – Русские шли к конкретному мосту. Единственному на ближайший десяток километров. А тот, буквально два дня тому взорвали. Какой-то недоумок заснул за рулем грузовика с боеприпасами, и… В общем, был мост и нет моста. Там их и настигли егеря. Русские сопротивлялись ожесточенно, до последнего патрона… Никто не сдался.
Митрохин так скрипнул зубами, что на него все оглянулись. Капитан стоял бледный, играл желваками и сжимал кулаки. Пришлось шагнуть к нему и положить руку на плечо.
– Да, дружище… – поддержал меня англичанин. – Жаль парней… Это ж скольких они с собой прихватили…
– Светлая память… – капитан в последний момент сдержался и отдал не воинский салют, а снял фуражку.
– Чертовски много, – дернул шеей гестаповец. – Упокой Господь их души… Это тоже плохая новость. И, к сожалению, не самая худшая.
– Еще что-то произошло?
– Увы… Мертвых диверсантов посчитали, и оказалось, что их количество не совпадает с количеством парашютов, которые мы обнаружили на месте высадки.
– И большая недостача? – усмехнулся англичанин, пытаясь свести все к шутке.
– Пять человек! – нахмурился гестаповец, всем видом показывая, что ему не до веселья. – Вы понимаете, что это значит? В зоне моей ответственности бродит пятеро русских диверсантов! И я понятия не имею, что они замышляют!
– Соберись! – проворчал я на ухо Митрохину. – Сбей фрица со следа. Хоть немного!
Капитан вздрогнул и взгляд его приобрел осмысленность.
– Полноте, дружище… – пожал плечами. – Откуда такая убежденность? Вы же гроссбух заполняете. Во-первых, – на тех пяти парашютах вполне могли спустить не людей, а грузы. Взрывчатку, например… Для диверсии на станции ее много надо. Во-вторых, – даже если их действительно было на пять больше, чем в последнем бою, откуда вы знаете, что те пятеро не погибли раньше. На той же станции, где вы думали, погиб весь отряд? Согласитесь, вы противоречите сами себе. Сперва решаете, что при взрыве вагонов и цистерн легли все диверсанты, а потом не хотите списать на него даже нескольких?
С каждым словом, произносимым Митрохиным, лицо гестаповца светлело.
– Спасибо, дружище Густав! Вы возвращаете меня к жизни! Честно говоря, я уже и не знал, что думать. Ведь и в Берлине уже все знают! Скотина Дитрих сперва наверх доклад отправил, и только несколько часов спустя, изволил предупредить… В пакете, который привез мотоциклист, как раз и был приказ, срочно доложить обстановку. И мои соображения, насколько данная ситуация может усложнить проведение мероприятия.
Гестаповец оглянулся и рявкнул:
– Аксель! Шнапс! Бегом! Господа! Вечная память героям! Почтим их память!
– Мне пиво… – поторопился я сбить градус. Поймал взгляд Митрохина и махнул рукой.
– Вот это правильно! – гестаповец взял рюмку. – Хайль Гитлер!
– Земля пухом… – невпопад произнес Митрохин, но поскольку изначально собирались пить за упокой, реплику оставили без внимания.
– Ф-фу… Отпустило… – вытер потный лоб гестаповец. – Черт… Очень жаль, Густав, что ваши предположения нельзя ничем подтвердить. А одних только догадок Берлину недостаточно.
– Согласен… – кивнул капитан. Потер подбородок и задумчиво произнес… – Было бы намного любезнее со стороны русских, если бы они дали о себе знать в самом ближайшем времени и подальше от Хохбурга. Ведь одним махом все проблемы решились бы. Да, диверсанты здесь были, но они уже далеко… Очень далеко. И это даже плюс нам всем… Поскольку говорит о том, что русские ни сном, ни духом не ведают о готовящемся мероприятии. Иначе ни за что бы не сбросили парашютистов в этом районе. А даже сбросив – не разбежались бы во все стороны, как тараканы.
Гауптштурмфюрер слушал внимательно, но ход мысли Митрохина от гитлеровца ускользал.
Я бы подсказал, но увы… К счастью, сообразил англичанин.
– Гм… А ведь неплохая идея, дружище Густав. Мои аплодисменты. Господин штандартенфюрер, ваш помощник не зря хлеб ест. Снимаю шляпу…
Зельтцер еще больше растерялся.
– Что-то из-за всех этих волнений, я совершенно потерял способность мыслить. Чувствую, что вы дело предлагаете, но никак не могу уловить смысл. Не объясните на пальцах?
– Без проблем… – кивнул Митрохин. – Но, только без посторонних глаз и ушей.
Гестаповец кивнул и поглядел вверх на стены. На мгновение задержал взгляд на любующейся окрестностями замка девушке. Вернее, на чуть развевающейся на ветру юбке. Темно-синяя, отсюда снизу, она казалась черной, как траурное платье. Сглотнул и повернулся к башне на углу противоположной стены.
– Как скажете. Но сперва, предлагаю, выпить еще по рюмке. За лучшее взаимопонимание.
– Можно… – поддержал я на этот раз предложение немца.
– А я предлагаю еще раз помянуть наших боевых товарищей, – громко произнес Митрохин. – Они не зря погибли. Мы победим! Враг будет разбит! Победа будет за нами.
– Отличный тост. Хорошо сказано… – изобразил аплодисменты гестаповец. – Душевно… Доктору Геббельсу наверняка понравилось бы. Господа, не сочтите за лесть, но я благодарен судьбе, что она свела меня с такими людьми. Ваше здоровье! Прозит!
Глава десятая
На стене ветерок ощущался сильнее, и было совсем не жарко. Это хорошо… Шутки шутками, а две рюмки шнапса, после бокала пива, совсем не тот напиток, который обостряет разум. А именно сейчас от трезвости рассудка, способности взвешивать и подбирать нужные слова, зависело очень многое.
– Ты уверен? – только и успел я спросить Митрохина, за те несколько секунд, что мы поднимались по лестнице, чуть-чуть опережая остальных. Как известно, идущие спереди хорошо слышат разговор людей, находящихся у них за спинами. Даже негромкий…
– Да… Уверен. Он не откажется. Я уже хорошо изучил характер фрица.
– Добро… Действуй.
– Итак, господа… – гауптштурмфюрер широко развел руки, как бы демонстрируя, что мы здесь одни и можем говорить откровенно. – Внимательно слушаю.
– Помните, Адольф, вы говорили о том идиоте, который заснул за рулем грузовика, благодаря чему, вашему коллеге из Штудгарда удалось обезвредить диверсантов? – спросил Митрохин.
– Конечно… – кивнул тот. – Но, какое отношение это имеет…
– Секундочку… – жестом остановил капитан немца. – У меня такой вопрос… Что, если это не глупая случайность, а знак свыше? Давайте представим на секундочку другой расклад. Водитель не уснул и мост остался цел? Чем бы в этом случае закончилось преследование? Ваше мнение, господин гауптштурмфюрер?
– Гм… Какое еще мнение? Дураку ж понятно – ушли бы русские.
– И не только ушли! – поднял указующий перст англичанин, присоединяясь к разговору. Такое впечатление, что они с Василием Семеновичем заранее всю партию на два голоса расписали. – А переправившись на другой берег, они бы взорвали за собой мост. Чтобы отсечь погоню.
– Да, – кивнул я. Чтоб не стоять молча.
– И в итоге, – подвел баланс Митрохин. – Мост все равно был бы уничтожен. Но майору Дитриху пришлось бы докладывать в Берлин не об успешном завершении операции, а о ее провале.
– Я же говорю, фатум… – вздохнул гестаповец. – Повезло…
Помолчал немного, потом мотнул головой.
– Но я все равно ничего не понял… Какое отношение тот мост имеет к нашей проблеме?
– И все-таки вы тугодум, дружище… – недовольно пожевал губами Митрохин. – Вам непременно надо все изложить прямым текстом. А еще лучше, в виде приказа. Честно говоря, Адольф, узнав о вашем… вашей пристрастии к фотографии, в Берлине начали считать вас человеком инициативным. Способным на поступки. А в личном штабе рейхсфюрера и контрразведке это качество высоко ценится. Гораздо выше тупой исполнительности.
– Господа! – взволнованно вскричал немец. – Клянусь Богом, все так и есть! Я способен… очень на многое! – потом опустил взгляд и негромко прибавил. – Но, черт возьми, именно в данную минуту, я немножко растерялся. Подскажите. Буду вам чертовски обязан.
– Гут… – это снова моя реплика. Нельзя же только молчать. В общем, я догадывался, что задумал капитан, но до конца уверен не был. Все же эта затея граничила с предельным нахальством. Но, в то же время, давала шанс исправить ситуацию.
– Хорошо, дружище… – Митрохин посмотрел на англичанина. – Генрих, вы объясните, или мне это сделать?
– Как пожелаете, господин оберштурмбанфюрер… – нарочито напомнил его звание Хорст. Чтобы слова прозвучали весомее. Впрочем, особой необходимости в этом не было. Гестаповец и так слушал со всем вниманием.
– Чтобы забыть о возможном… подчеркиваю "возможным" наличием нескольких диверсантов в нашем районе… – говоря "нашем" Митрохин дополнительно намекал, что мы в одной лодке и не собираемся бросать гестаповца с проблемой наедине. – Берлин должен получить реальное подтверждение, что русские отсюда ушли. Верно? Одним лишь заверениям и обещаниям, больше не поверят.
– Яволь…
– И если, чертовы товарищи, сами не могут или не хотят предоставить такое доказательство, то почему бы нам им в этом не помочь? Теперь, надеюсь, вы меня понимаете?
На гестаповца было жалко смотреть. Он очень старался ухватить идею, но такой поворот не укладывался в его примитивном сознании. Потому что это было чуть сложнее, нежели обычная подлость и хитрость.