– Готово! – доложил Гаркуша. – Если будут искать без собак, решат что зенитчики оставили позицию и спустились к шоссе.
– Отлично… Тогда, по коням! Шеф… заводи мотор. Плачу три счетчика. Гони на аэродром! Без остановки…
– Прокачу с ветерком… а там, как получится, – суеверно сплюнул через плечо Митрохин.
Машина тронулась с места, а я в последний раз оглянулся на замок Хохбург. Несмотря на то, что стало гораздо темнее, отсюда можно было разглядеть следы диверсии. В крыше угловой башни, выходившей на нашу сторону, не хватало доброй половины черепицы, и стропила торчали, как ребра полуистлевшего трупа, частично объеденного животными. Прямо скажем, не слишком оптимистическая картинка. Настраивающая на минорный лад, даже несмотря на то, что при всей авантюрность моего замысла, операцию удалось осуществить. И до полного завершения осталось совсем немного. Вот только одно не давало расслабиться и наслаждаться быстрой ездой по ночному, пустынному шоссе… Что дальше? Это здесь я мог выдавать себя за другого, а как только окажусь дома, вопросов ко мне будет гораздо больше, чем к той же Адель или фон Брауну. И совсем не факт, что ответы понравятся тем, кто будет спрашивать…
Та самая Судьба, что подогнала нам машину, по-прежнему играла на нашей стороне. Единственный патруль полевой жандармерии остановил нас километров через сорок пять. На первом перекрестке. Но даже документов не спросили. Угрюмый унтер посветил фонариком на номера, потом полоснул лучом по салону, задержал его на секундочку, на белеющих во тьме коленках Адель, и шагнул на обочину. Честь отдать не соизволил, но и дальнейшему движению не препятствовал. Видимо, тревогу здесь еще не объявили, вот и сработало шаблонное мышление. Господа офицеры едут развлекаться… Подальше от городской суеты.
Проскочили на полной скорости еще пятнадцать километров по трассе на Ельцах и на очередном перекрестке свернули в горы. По этом грейдере, судя по карте, нам предстояло проехать еще километров шесть-семь. Потом перебраться на другую сторону ущелья по веревочному мосту. А уже с этого места, преодолеть по горным тропам еще примерно пяток километров и взобраться на небольшое плато. Именно его отцы-командиры сочли подходящим местом для посадки самолета.
В отличие от шоссе, гравийная дорога оказалась в промоинах и ухабах. Хорьх, хоть и считался полевой машиной, но все же не вездеход. Так что ползли со скоростью черепахи. Подскакивая и лязгая зубами на каждой яме. Если б не понимание того, что надо отвести машину подальше от трассы, сам бы предложил, бросить ее к чертям собачьим и дальше идти пешком.
Полчаса не меньше тряслись и подпрыгивали, пока фары не выхватили из темноты указатель.
– Все, кума, приехали… Слезайте… – с облегчением произнес я и первым выбрался наружу. После грунтовки ощущение было, что я не в легковушке ехал, а как Доцент, когда цистерны перепутал. Только в мою не цементный раствор залили, а кирпичи засыпали.
Канатный мостик, с виду крепкий и надежный, пересекал ущелье примерно на высоте пятиэтажного дома. Хорошо, уже стемнело и дна не было видно. Только журчание ручья доносилось. Вместе с сыростью…
– Высоты никто не боится? – поинтересовался Митрохин.
Никто не отозвался.
– Ну и добре… Тогда, за мной. Старшина Гаркуша, замыкаешь.
– Отставить… – я решил внести поправку. – Здесь уже следы заметать не надо. Машина… Да и мост единственный. Я останусь… Подготовлю его. А вы кострами займитесь. Нож у кого хороший?
– Держи… – протянул Митрохин мне свою финку. Вот только одобрения в голосе капитана не было. Возражать решению старшего он не стал, но и согласен с моими действиями тоже не был.
Мост не подвел. Переправились без приключений и, только когда все ушли, а я принялся резать канат, понял, почему Василий Семенович так неадекватно отреагировал на мое желание уничтожить канатный мост. Не моста ему жалко было, хоть и славно был сработан, на совесть. Митрохин вспомнил о группе лейтенанта Васина. Ведь они все погибли только потому, что кто-то тоже, как я сейчас, уничтожил переправу. И, как знать, может я прямо сейчас не пеньковые волокна перепиливаю, а подрезаю чьи-то нити судьбы?
От такой мысли я чуть нож не выронил. Но вовремя спохватился. К черту и дьяволу сентиментальность. Жизнь не знает сослагательного склонения. Если бы, да кабы… А вот то, что нас не застанут врасплох – это точно.
Совладав с чувствами и нервами, я с утроенной энергией взялся за работу и минут через двадцать уже все было готово. Осталось еще только в одном месте пару раз пройтись лезвием…
Вот тут фортуна, видимо, решила что я уже сам справлюсь, и отвернулась на минутку. Лень или пресловутое славянское раздолбайство сработало, но я решил не пилить ножом, а просто дернуть с силой. Мол, и так лопнет.
Лопнуло. И весь канатный мостик полетел в пропасть… увлекая меня за собой. Всего лишь на долю секунды я опоздал, не успел разжать кулак, и от неожиданного рывка потерял равновесие. Глупо взмахнул руками и рухнул вниз…
Сильный удар подошвами отдался аж в затылке. Грудь врезалась в железные прутья ограждения, и по инерции я сполз на мокрый кафельный пол. Упираясь лбом в холодную сталь…
Чего?! Какое еще ограждение?!
Открыл глаза… День… Пасмурный… Слегка дождит… Внизу собирается небольшая толпа. Смотрят вверх. Прогромыхал на повороте трамвай…
Что за наваждение?
А я где? Где, где… в… на балконе я. Передо мной ограждение. Позади дверь в комнату. Открытая.
Беру себя в руки, поднимаюсь и, чуть пошатываясь, вхожу внутрь.
Обычная комната. Среднего достатка. Плазма на стенке, напротив – диван. На диване миловидная женщина, лет тридцати, в бигудях и халате. Таращится на меня, как на призрак.
– Добрый день…
– Не понял?
В дверях комнаты, судя по позе, хозяин. Майка, треники, пузо… Взъерошенные волосы. В руках тарелка и кружка. Даже отсюда слышен пивной запах.
– Прошу прощения… ошибся дверью. Это восьмой этаж?
– Чего? – Мозг облегченного полевого образца хозяина явно не справляется с нагрузкой.
– Оля, говорю, здесь живет? Нет? Ну, извините еще раз…
Женщина начинает улыбаться, а я направляюсь к двери. С естественным желанием поскорее уйти. Вот только хозяин квартиры с этим почему-то не согласен.
– Стой, падла! – рычит он и двигается мне навстречу. – Так это ты к моей Людке лазишь, когда я в рейсе?!
Зря он это затеял. Я, вообще-то, когда неправ готов извиниться и второй раз, но не сейчас. С ходу пробиваю двойку в челюсть и печень. Тарелка с сухариками и кружка падают на пол. Хозяин издает булькающий звук и наклоняется. Добавляю кулаком по затылку. Здоровяк ложится плашмя, прямо в пивную лужу.
– Извините… – развожу руками, глядя на Людмилу. – Я действительно дверью ошибся. Всего хорошего… А мужу передайте, людям надо верить.
Судя по улыбке на лице хозяйки, она совсем не возражает против экзекуции.
Выхожу в коридор и направляюсь на крышу. Если я ничего не перепутал, там осталось незаконченное дело. Собственная одежда, найденная по дороге, подтверждает мою догадку.
Протискиваюсь в чердачное окно. Дождик уже закончился. Неудавшийся самоубийца сидит почти там же, где я его покинул. Закрыв лицо ладонями…
– Эй, что-то случилось? – окликаю издали. Устал чего-то, лень так далеко топать.
Парень поднимает голову и, размазывая по лицу слезы и сопли, начинает объяснять… но уже на третьем или четвертом слове умолкает.
– Вы?! Это вы?… Но как? Я же сам видел…
– Как сказал Козьма Прутков, если на клетке с тигром видишь надпись "буйвол", не верь глазам своим.
– Но…
– Хватит нокать, не запряг… Сам как? Передумал прыгать?
От такого вопроса парень чуть не отпрыгнул от ограждения. Но даже потом все равно сделал несколько шагов, подальше от края.
– Это хорошо… А чего полез-то хоть?
Неудавшийся самоубийца неуверенно молчит, но потом решает, что тот, кто рисковал ради него жизнью, имеет право на честность.
– Она сказала… я не способен на поступок…
– Угу… и ты решил "поступить"… Глупее ничего не мог придумать?
– Почему "глупее"? – супится парень.
– Потому, что смерть – это наиглупейшая вещь в мире. Глупее нее ничего нет.
– Но, почему? – все еще пытается спорить тот.
– Да потому, дружище, что это точка. Последняя… Дальше ничего нет. Понимаешь? Пустота. Нельзя переиграть, опротестовать результат, оспорить или извинится. Мир останется, и дура-девчонка тоже… Полюбит кого-то другого. Замуж выйдет. Детей нарожает… И те будут называть другого парня папой… А тебя здесь просто не будет. Никогда… Жизнь – самое драгоценное что есть у человека. И уж если жертвовать ней, то хоть во имя великой цели. Как твои прадеды, к примеру, готовы были погибнуть на войне, чтобы их потомки могли жить.
Упоминание о дедах что-то зацепило в душе парня, потому что он впервые за весь монолог опустил глаза.
– Дать бы тебе в морду, чтобы поумнел, да я сегодня уже норму выполнил. Пойдем, что ли? Пока менты не нагрянули и в дурку тебя не определили…
С крыши спустились молча. В лифте он тоже не проронил ни слова. И только уже на улице, перед подъездом произнес негромко:
– Спасибо…
– Вали отсюда. И не будь дураком. Второй раз может никого рядом не оказаться.
– Лёша!!!
Этот голос я узнал бы среди многотысячного хора, среди грохота боя. Алёнка…
Девушка бежала ко мне через дорогу, и снова улица была пуста – горел на светофоре красный.
– Лёша… – она с разбега уткнулась мне в грудь. – Лёша…
– Да что случилось-то? – я погладил ее по влажным от дождя волосам. – Чего ты?
– Молчи… Я видела… И теперь я знаю, какая у тебя работа…
– Ой, работа как работа… Поговорили по душам, парень осознал… Видишь, даже без протокола обошлось. Так что я весь в твоем распоряжении. Куда пойдем?
Алена чуть-чуть отстранилась и посмотрела на меня. Глаза васильковые, ресницы пушистые…