Глава 7
Матрос с каждым днем все более убеждался в том, что в июне 2014 принял правильное решение. Двадцать лет он приспосабливался к обстоятельствам, пытаясь выжить в капиталистическом мире, который так неожиданно образовался в 1991 году. За эти годы он встречал разных людей. Одни, ничего не добившись, винили других в своих бедах, вторые не справлялись с упавшей на них властью и унижали первых, а третьи жили в своем мире, пытаясь не замечать ни первых, ни вторых. Именно они составили костяк сопротивления.
Боец смотрел на тех, кто говорил: «У меня семья, которую надо кормить», — и испытывал к ним презрение, ведь никто из них не думал, что кормить будет некого и нечем, если война будет проиграна. Матрос видел, что подавляющее большинство уповало на мир, говоря, что война — не выход из такой ситуации. После всех тех смертей, с которыми он столкнулся за месяц войны, для него было оскорблением слышать что-то подобное: ведь именно из-за спрятавшихся война до сих пор не закончилась. Никто бы не посмел напасть на Донбасс, если бы на защиту Родины встали все вместе и каждый в отдельности, а не десять процентов отчаянных мужиков, которым противна даже мысль о том, что сюда придет кто-то и будет навязывать язык общения.
«Все происходит с немого согласия равнодушных, — был убежден Матрос. — Они убегают и прячутся. Они будут прятаться и тогда, когда будут насиловать их жен и детей, убивать родителей и близких».
— Говорят, Мариновку уже зачистили.
— Они так каждый раз говорят, а потом мы в самый ад попадаем.
— Нужно забрать брата, — сказал Матрос.
— Да, я понимаю.
Бойцы ехали в сторону Мариновки по еще не остывшим следам боев. В воздухе витал запах разрухи, напоминающий о том, что это были только ворота в ад.
— Мужики, это самоубийство, — сказал Вэл.
— Мы не укры. Своих на поле боя не бросаем, — парировал Матрос.
Подобные фразы среди ополчения звучали довольно часто. Матрос очень ответственно и трепетно относился к обряду захоронения. Так его научили родители. Предание тела воина земле было последней данью уважения за подвиг во имя родины, а бросить тело погибшего на поле боя было подобно предательству.
— Представь, погиб ты, а твоей могилы нет. Или она просто пуста. И никто не знает, где ты лежишь и гниешь. И родные не могут с тобой даже попрощаться, — сказал Матрос и развеял последние сомнения своих товарищей.
— Будем надеяться, что в Мариновке и правда уже чисто.
Бойцов встретили разрушенные дома и выжженная земля. В радиусе километра не осталось ничего живого. Машина свернула с главной улицы в переулок и двинулась на окраину поселка. Дорога была усеяна осколками и большими ветками деревьев. Добравшись до места вчерашнего сражения, ополченцы вышли из машины и уже через несколько минут нашли боевого товарища.
На вечерней перекличке отсутствовал ополченец с позывным Санта. Он лежал около БТРа, вглядываясь в небо глазами, в которых уже не было жизни. Когда начался минометный обстрел, он хотел спрятаться в подвале, но не успел. Осколок угодил ему в самое сердце, отправив в небытие еще одного из сыновей своей Отчизны.
— Покойся с миром, брат, — произнес Матрос и прикрыл глаза товарища, которого так и не успел хорошо узнать.
Как только он начинал тесно общаться с кем-то из бойцов, они покидали этот свет. Матросу больно было осознавать такую печальную закономерность. Тяжело терять друзей. Они были хорошими людьми и могли прожить длинную и интересную жизнь: создать семьи, завести детей, вырастить их, добиться успехов в каких-то областях, а затем встретить счастливую старость. Тяжело смотреть, как уходят лучшие. Но больнее осознавать, что уйдут еще многие, а быть может, и сам Матрос. Мысль о том, что смерть удалось обмануть уже трижды, не давала бойцу покоя.
«Вечно везти не может».
Санту бережно завернули в ткань и положили в машину.
«Вероятность выжить в каждом новом бою все меньше».
Матрос пообещал себе, что будет держаться на расстоянии с каждым, чтобы не так тяжело было переносить утрату.
Вокруг было тихо. Бойцы собирали оставшиеся боеприпасы, а Матрос сидел в машине и смотрел вдаль. Чувство страха и честь боролись в нем постоянно. Страх порой затмевал разум, но честь была в сердце и побеждала каждый раз, когда возникала мысль вернуться домой.
«А где сейчас твой дом? Куда ты вернешься?» — спрашивал себя боец.
Матрос не любил делать что-либо наполовину, и если брался за что-то, то всегда доводил до конца. А сейчас на кон поставлено было поставлено слишком много, чтобы вернуться домой без победы, и уж тем более потерпеть поражение в освободительной войне.
«Тебе некуда вернуться. Ты можешь только сбежать».
Страх!.. Ему было страшно больше никогда не увидеть свою семью. Он боялся, что навсегда распрощался с ними. Но еще страшнее была мысль о том, что ополчение потерпит поражение, и тогда всей его семье придется бежать. Именно этот страх и двигал им. Именно этот страх говорил о том, что он все делает правильно и никто не смеет его осуждать.
В поселке было тихо. Тишина казалась глубокой и неестественной.
— Как-то слишком тихо. Не бывает так, — сказал Матрос.
— Ты становишься параноиком, — спокойно ответил Вэл.
Бойцы уже сели в машину, и водитель начал заводить мотор, как вдруг вдалеке послышались залпы гаубиц, и первый из снарядов упал в нескольких десятках метров от машины.
Никто не хотел умирать. Каждый верил, что вернется домой целым и невредимым, хотя каждая секунда на фронте может стать последней.
— Дави в пол! Поехали! — крикнул Матрос.
— Жму! — крикнул водитель.
Машина взревела, понеслась изо всех сил. И в тот же момент приземлился следующий снаряд, но уже на десять метров ближе.
— Блин, дави сильнее, скоро будет по нам, — кричал Матрос.
— Больше она не выжимает.
— Твою мать!..
Тяжелая артиллерия работала прямой наводкой. И несложно было догадаться, что через два или три снаряда будет попадание по машине.
— Ну, сильнее же!
— Матрос, она быстрее не едет.
Бойцы смотрели на приближающееся облако пыли и разлетающиеся во все стороны куски снарядов. Третий снаряд догонял машину, а четвертый уже царапал ее осколками.
«Следующий по нам», — подумал Матрос и вспомнил лица своих близких и то, как он обнимал родных в Донецке. Это было словно вчера. Они были с ним. Так близко. Так глубоко. В самом сердце.
Бежать было некуда: дорога шла по прямой, а выжать больше восьмидесяти километров из отечественного авто было невозможно. Бойцы напряглись и приготовились встретиться со Всевышним. Матрос закрыл глаза. Перед ним промелькнули все те моменты жизни, когда он был счастлив. Ополченец увидел рождение дочери, отдых в Черногории, бриллиантовые серьги для жены и… пулеметную очередь в БТР в Славянске.
Прошло несколько мгновений, а потом целая минута. Еще одного залпа никто не услышал. Огонь прекратился.
«4:0», — подытожил Матрос.
Бойцы, словно герои боевика, вырвались из-под шквального огня, отделавшись легкими царапинами на машине. Это была еще одна маленькая победа обычных людей над смертью в этой большой и несправедливой войне.
Позже Матрос видел, как «грады» со стороны ополчения летели в сторону Мариновки. Откуда появилось такое огромное количество систем залпового огня, Матрос мог лишь догадываться, но спустя несколько дней поселок окончательно перешел в руки армии ДНР. Теперь от границы с Россией ополчение отделяла лишь Кожевня.
Глава 8
Дорога на Кожевню была длинной и спокойной. В молодости Матрос часто занимался медитацией, приводя свои мысли в порядок. В те времена, чтобы войти в трансовое состояние, нужно было включить спокойную музыку, сосредоточиться, а сейчас под шум колес оно невольно приходило само по себе. Ополченец настраивался на бой, вспоминая события и новости недавних дней.
Первой на ум пришла история про старика, который, узнав, что его внучку хотят изнасиловать боевики из «правого сектора» прямо в сарае, взял ружье и с трясущимися от артрита ногами вышел один против троих националистов, застрелив двоих из них. Как позже рассказывал дедушка, он очень расстроился, что третьему удалось сбежать.
Боец покрывался мурашками от воспоминаний о том, как держал высоту вместе с мужиками лет шестидесяти, которые, все в пыли и грязи, без крепких зубов и огромных мышц на теле, стояли до последнего и отбивались легким оружием от серьезного вооружения, не давая врагу пройти мимо них. Вместе с ними под минометным огнем Матрос копал окопы, лежа на высоте, и вжимался в землю всем своим телом, чтобы выжить. Отвращение к фашизму заложено в гены каждого русского человека, и настоящие мужчины не могут остаться равнодушными или сбежать от трудностей.
Машина замедляла ход, а Матрос вспомнил, как на одном из блокпостов попали под минометный огонь и были ранены четыре бойца. Один из них, с пробитой и кровоточащей головой, вытащил троих раненых товарищей из-под обстрела, оказал им первую медицинскую помощь и, лишь когда почувствовал, что опасность миновала, потерял сознание из-за болевого шока и сильной потери крови.
Примеры мужества и настоящей воинской доблести встречались Матросу почти каждый день, и он был горд и счастлив, что оказался в одном ряду с такими сильными людьми.
Кожевня представляла собой огромную линию каменных гротов времен Великой Отечественной войны, расположенных вдоль границы. Перед гротами не было ничего, что могло бы способствовать безопасному продвижению бойцов сопротивления: ни зданий, ни домов, ни деревьев. Для украинской армии это был тир с движущимися мишенями. Бой начался совершенно внезапно. Матрос, Водяной и еще двадцать восемь бойцов отряда Моторолы высадились и начали движение к границе под прикрытием танков. Оно было медленным, потому что в гротах находились сотни украинских военных на подготовленных пулеметных позициях.
Никто не сказал, что придется идти на верную гибель, никто не обеспечил поддержку артиллерией. В очередной раз отсутствие какой-либо военной подготовки сказывалось на эффективности действий ополчения. Матрос понимал, что это самоубийство, но отступать команды не было. Бой продолжался около часа и не принес успеха. Бойцы под вражеским пулеметным огнем не продвинулись и н