Вся Россия праздновала День военно-морского флота, а вместе с ней и Матрос. Для него это был памятный день, ведь свой позывной он взял потому, что три года оттрубил на корабле.
— Танки так танки. Неважно, — сказал Матрос вечером, сидя у костра, когда водка уже была разлита по стаканам. Каждый знал, что на войне положен сухой закон, но разве правила существуют для тех, кто завтра пойдет в смертельный бой?
— За моряков!
Теперь рассказывать о службе была очередь Матроса. Бойцы пили и смеялись. В тот период войны никто не жаловался на нехватку продовольствия. Отряду Моторолы провизия и патроны доставлялись регулярно и в больших объемах. Об этом Моторола заботился лично.
Этот вечер был особенно душевным и важным для бойцов. Каждый знал, что завтра на них пойдут танки, а для отражения атаки есть лишь гранаты и пулеметы. Бойцы могли бы подбить один или два танка, но не более. В остальном же эта схватка была обречена еще до начала.
Вечер подходил к концу. Большая часть бойцов ушла отдыхать, а часовые разошлись по позициям. Матрос решил еще немного посидеть в тишине и понаблюдать за ночью.
Сверчки пели в траве и добавляли душевности этому тихому прощальному вечеру. Матрос сидел, курил сигарету, вдыхая тяжелый дым, и успокаивался. Сейчас он думал только о семье, которой он обещал вернуться. Он с легкой грустью смотрел вдаль и понимал, что, возможно, не сможет сдержать свое обещание.
Ополченец наблюдал за ночью и не сразу понял, что с ней что-то не так. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы осознать, что наступила неестественная, гробовая тишина, словно все живое почувствовало опасность и затаило дыхание. Боец доверял своей интуиции и решил, что нужно подняться с земли и спрятаться в окопе. Едва эта мысль мелькнула в его голове, как послышался свист прилетающей мины.
«Такой вечер испортили, уроды», — подумал Матрос и потер морщинистый лоб.
Мина разорвалась в десятке метров от блокпоста. Матрос упал на землю и начал ползти.
«Они ведь не воюют ночью?..»
До окопов оставалось метров пятнадцать, а поблизости была лишь машина. Боец дополз к машине и залез под нее.
«Не дай Бог, в машину прилетит», — сказал про себя протрезвевший ополченец и невольно засмеялся.
Пять или шесть снарядов прилетели намного левее от блокпоста. Воспользовавшись минутной тишиной, Матрос дополз к окопам и спрятался в блиндаже. Так и прошла вся ночь — на холодной земле, в ожидании танкового сражения.
Отряд был готов к атаке еще до наступления рассвета. В бинокль виднелись башни танков. Они были в нескольких километрах от блокпоста.
— Могут начать стрельбу в любую минуту, — сказал Вэл.
Время тянулось мучительно долго. Ополченцы покрывались потом от напряжения и восходящего июльского солнца.
— Куда они? — спросил Матрос.
В бинокли бойцы увидели, как танки ушли куда-то в сторону.
Матрос не выдержал и решил пойти в разведку.
— Дай бинокль, — сказал он Водяному.
— Ты куда?
— Пойду посмотрю, что там происходит.
— Я с тобой.
Матросу не понравилась эта идея, но, зная упрямство своего младшего брата, он даже не стал возражать. Братья спрятались в зеленке и начали пробираться к возвышенности, чтобы выбрать место для обзора получше.
— Давай аккуратней, — сказал Матрос, подтягивая брата к себе.
— Спасибо, брат.
— Вон они. Смотри.
— Е-мое! Тут же десятки танков.
— Их сотни! Целое танковое поле, — подытожил Матрос.
Немой ужас сковал братьев. С таким количеством техники и все ополчение едва бы справилось.
— Опа! Слышишь? — прошептал Водяной. — «Грады»!
Матрос и Водяной лежали на возвышенности и смотрели с открытыми ртами на самое завораживающее зрелище в своей жизни. Это был настоящий дождь из «градов». Казалось, что снаряды затмили чистое небо, образовав на несколько минут ночь средь бела дня. Танки загорались от выстрелов артиллерии, разрываясь один за другим.
Как позже выяснилось, кто-то доложил противнику, что на двадцатом блокпосту стояли мотороловцы, поэтому в атаку идти никто не рискнул. Бойцы Моторолы стали частью масштабной операции, которая планировалась уже несколько недель. Операцией руководил лично будущий министр обороны Владимир Кононов с позывным Царь.
Матрос видел, как сжигалось железо и сгорали выскакивавшие из машин враги. А после всего этого прямо на глазах Матроса были сбиты два самолета «Су-25», которые уже не один день докучали ополчению и наносили существенный урон. Это было самое грозное сражение за всю летнюю кампанию. Более ста двадцати пяти танков были уничтожены за несколько часов.
Глава 10
— Завидую тебе, дружище, — говорил Вэл.
— Словами не передать, как это было сильно, — рассказывал Матрос.
Братья делились впечатлениями, свидетелями которых они стали еще вчера. Эта большая победа подняла боевой дух отряда Моторолы, который продолжал держать двадцатый блокпост.
Утро начиналось с перестрелок. Одиночные бойцы украинской армии, а порой и целые группы, стараясь выйти из окружения, часто нарывались на мотороловцев. Их отгоняли и заставляли уходить обратно, и те находили свою смерть в другом месте. После утренних перестрелок начинался минометный обстрел, который чаще велся с самых разных сторон. Бойцы прятались в блиндажи и оттуда вели наблюдение за периметром. Бойцы уже были под обстрелами и привыкли к такой жизни, чего нельзя было сказать о новичках, которых порой присылали для усиления блокпоста.
В один из дней подъехала грузовая машина с двумя десятками бойцов из другого батальона. С виду бравые ребята, они не понимали происходящего. Матрос видел в их глазах страх. Они были словно маленькие котята, не понимающие, куда идти и что вообще происходит.
«Им бы лучше склады охранять», — думал Матрос.
Ополченец пожалел, что не сделал ставки на скорый побег вновь прибывших, потому что именно так и произошло. Матрос долго смеялся, когда после нескольких взорвавшихся где-то вдалеке мин бойцы собрались, сели в машину и со словами «да, мужики, жарко тут у вас» отправились назад на базу.
«А у нас так каждый день, дружище», — подумал, но не сказал вслед удаляющейся машине Матрос.
Впрочем, далеко они не уехали. На первом же блокпосту машину развернули и сопроводили обратно на позицию, где собравшиеся старые бойцы популярно объяснили всем, кто они такие и чем подобные действия чреваты в условиях военного времени. Спасибо, что обошлось без стрельбы и мордобоя. Могло и не обойтись.
Ничего не поделаешь. На войне страшно всем, но только тот становится настоящим бойцом, кто не позволяет своему страху перерасти в трусость. Трусы, кстати сказать, долго не живут. Они гибнут одними из первых, и о них впоследствии даже не вспоминают.
А жизнь шла своим чередом. Дни сменялись ночами, стрельба сменялась обстрелами. Несменяемыми оставались лишь мотороловцы на двадцатом блокпосту.
Однажды в жаркий день, когда Матрос сидел на ящике из-под патронов и курил сигарету, к нему подошел местный мужик, изрядно пьяный, и спросил:
— Ну что тут у вас, братаны?
Матрос не смотрел в его сторону, но начал медленно, словно сам с собой, говорить:
— Братан, говоришь? Да какой ты мне братан? Мало того что не взял в руки оружие, чтобы защищать свой дом, так и еще стоишь тут передо мной пьяный и что-то спрашиваешь. По-моему, ты просто чмо, — спокойно и рассудительно продолжил Матрос. — Обычное чмо, которое позволяет себе бухать и радоваться жизни в то время, как другие воюют.
— Да у меня нога просто болит, — начал было что-то говорить пьяница, но Матрос его остановил.
— Иди на хер, мужик. Ступай. — И махнул рукой на алкаша. Ему даже не хотелось на него смотреть.
Прошло уже восемь или девять дней, каждый из которых был похож на предыдущий. Матрос все больше привыкал к войне и сближался с воинским братством. Он не знал, что происходит в мире и что происходит на других фронтах. Была лишь одна задача — держать блокпост.
Война овладевала бойцом практически полностью, а законы мирной жизни были забыты: на войне прав тот, кто сильнее. Ему было все равно, кто и что скажет. Он стал видеть людей насквозь. Перестал юлить и договариваться. Матрос просто гнул свою линию и был прав. На войне иначе нельзя. Он это знал. Победит тот, кто готов сделать на шаг больше. Кто готов идти до конца.
В один из дней на горизонте появился черный джип, в котором было несколько ополченцев из Донецка. Машина подъехала к блокпосту, боковое стекло опустилось, и боец с наглым и явно пренебрежительным выражением лица с очками на глазах сказал:
— Командир, пропускай.
— Документы, — сказал Вэл.
Из машины послышался громкий смех.
— Братан, рассмешил. Дай проехать уже.
— Ты что, не слышал? Документы! — сказал уверенно Матрос, выходя из окопа с пулеметом в руках.
— Ты че, мужик? Какие документы? Мы из своих.
— Да мне фиолетово, кто ты такой. «Оплот», «Восток»… Документы! — резко ответил Матрос.
— Мужик, ты вообще офигел, — начал кричать второй боец, сидящий на переднем сиденье.
Матрос резко передернул затвор пулемета и крикнул:
— Вышли из машины!
Из-за спины показался Вэл и сказал:
— А ну, Матрос, отойди, я сейчас в них из гранатомета пальну.
Матрос всегда обострял ситуацию, проявляя готовность к расширению конфликта. У бойцов из машины оставалось лишь два варианта: принять вызов или покориться.
Бойцы остались сидеть на своих местах, поэтому Матрос дал пулеметную очередь перед колесами.
— Из машины, быстро.
Бойцы исполнили команду.
— На колени, мрази.
— Да, мужик, ты чего, мы же свои.
— Ты сейчас еще при всех за щеку возьмешь, — убедительно сказал Матрос и абсолютно холодным, звериным взглядом посмотрел ополченцу в глаза.
Бойцы смиренно встали на колени.
— Я — Матрос. Понял меня? Я срать хотел на то, кто ты. Ты должен показать документы. А сейчас я даю вам минуту, чтобы вы убрались отсюда и чтобы я вас больше тут не видел. Поняли меня?! — на громкой ноте з