— Представь только. Он там один. Совсем один. В логове врагов. Представь только, как ему страшно. Дай, Бог, чтобы еще жив был. Если он погибнет, я не остановлюсь, пока лично не убью сто укропов. Сотня скальпов. Я буду мстить до последнего, — пообещал Матрос, и на глазах его выступили слезы. — Блин, братик, как же ты так?
— Па, все будет хорошо. Его обменяют завтра уже.
Но завтра телефон все так же не отвечал.
Ждать больше было нельзя. Пропала всякая связь с теми, кто занимался обменом Водяного.
«Знал бы, что все так будет, никогда бы не уехал, а лично бы занимался его поисками», — ругал себя Матрос.
— Я поеду в Миусинск. Надо найти того мужика, который занимается пленными.
— Конечно. Звони сразу, как только будет какая-то информация по поводу дяди, — поддержал сын.
Матрос взял служебную машину, положил туда свой автомат и поехал в Миусинск. Дорога была спокойной, чего нельзя было сказать о мыслях Матроса.
Он чувствовал, что уже на пределе. Жена и дочь были далеко, а попасть в родной город пока что было невозможно. Военная обстановка была критической. Враг стоял под самым Донецком и мог пойти на прорыв в любой момент. Брат был в плену, а быть может, уже мертв. Голова кипела от потока информации и от новых вопросов. Но даже если Матрос находил ответы на некоторые из них, рождались новые сомнения.
«Что же будет дальше?»
Эта мысль все чаще беспокоила бойца, который поставил все на кон, уйдя воевать. Он гнал ее прочь, откладывая решение проблемы на более спокойные времена, но сейчас нужно было вернуть жену в Донецк и спасти брата.
— Где связной, занимающийся пленными? — спросил Матрос в штабе города.
— На кладбище.
— В смысле?
— С дисциплиной у него были нелады, — игриво ответили Матросу.
Боец узнал, что связного убили свои же несколько дней назад. Он часто выпивал и однажды в пьяном угаре достал гранату и кинул ее в бойцов, стоявших на посту. После этого случая связного расстреляли.
— Господи, — сказал вслух Матрос. Ему не было жаль связного, но на бойца нахлынула новая волна переживаний.
«Три дня потеряны впустую».
О Водяном не было известно ничего уже около пяти дней. След был почти потерян. Матрос связался с женщиной, которая занималась пленными в Донецке. Он дал ей всю информацию о Водяном и по-человечески попросил помочь, на что в ответ получил наигранную улыбку.
Боец понимал, что брата теперь придется искать самому. Он узнал, с кем с украинской стороны общался убитый связной, и вышел на него. Тот дал описание Водяного, и теперь выяснилось, что такой боец действительно был у них несколько дней назад. Раненный в обе ноги. Бойца забрала другая бригада, но где они сейчас, информации нет.
— Слушай, нужно найти его. За него уже отдали троих разведчиков.
— Будем искать его. Будем работать.
Матрос положил трубку. На сегодня он сделал все, что мог. Теперь снова нужно было ждать.
Под вечер боец вернулся к сыну и рассказал все подробности поисков.
— Ну как так можно было потерять пленного?
— Да всем на всех пофиг, сынок. Если бы сейчас не начал ничего узнавать, то никто ничего бы и не делал.
— Уже шесть дней прошло. И след пропал, — нервничал сын.
— Да я чувствую, что он живой. Не может быть, чтобы он погиб. Это ведь мой брат. — Матрос на мгновение ушел в себя, затем отогнал эту мысль и добавил: — Давай поедим, а то я так устал за день.
Матрос вновь осушил несколько рюмок горькой водки и уснул глубоким сном, веря в то, что Водяной жив и совсем скоро будет на свободе.
Утро выдалось мрачным, потому что бойцу позвонили из штаба и сообщили, что никаких сведений нет, словно нет и самого Водяного. Нет!.. И никогда не было!..
— Как он мог так пропасть? Вы чем там вообще занимаетесь?
— Мы делаем все возможное.
Матрос на эмоциях положил трубку.
— Уроды!
— Ничего? — спросил сын, войдя на кухню.
— Нет.
Перестав психовать, Матрос сходил на очередную перевязку. Рана очень медленно затягивалась, а шов постоянно расходился.
— Болит, зараза.
— Ничего. До победы заживет, — подбодрил его врач.
Матрос вернулся домой и сел за компьютер, чтобы слегка отвлечься, почитать аналитику и попытаться понять, что происходит в мире. Казалось бы, что список плохих новостей на сегодня был закончен, но вечером Матросу позвонили бойцы из отряда и сообщили, что при взятии Иловайска погиб Ёжик.
От этих слов у Матроса пошли мурашки по коже. Во время атаки ополченцев укропы попали в очередной котел, в котором артиллерией было уничтожено более тысячи человек, но даже все они вместе взятые не стоили одного Ёжика.
«Какая дурная смерть», — с горечью сказал про себя Матрос.
— Ёжик погиб от пули снайпера. На посту один из бойцов был ранен, Ёжик пошел ему на помощь, чтобы вытащить из-под огня. Снайпер попал ему прямо в сердце. Ёжик умер на месте, — закончил Матрос, рассказывая это сыну и держа рюмку в руках. — Давай за Ёжика. Он хороший был человек. Я мало знал таких светлых и чистых людей, как Ёжик. А теперь его нет!.. — почти шепотом закончил Матрос и опрокинул рюмку.
«Мы отомстим за тебя, дружище», — подумал он и посмотрел на небо за окном.
Следующие два дня, казалось, тянулись бесконечно. Матрос хотел воевать, мстить за смерть друзей, освобождать землю. Хотел, чтобы Ёжик был живым. Хотел вернуть друга, оживить его и вновь пожать ему руку. Матрос хотел найти брата, убедиться, что он жив. Матрос хотел так много, что все это вгоняло его в депрессию.
Не было ни новостей, ни событий. Только известия о новых раненых бойцах, многие из которых уже никогда не смогут жить полноценной жизнью, как до войны.
Матрос ходил в госпиталь на перевязки и видел десятки бойцов без рук и без ног. У кого-то были оторваны запястья, у кого-то перебит позвоночник. Молодые мужчины, возраста до тридцати лет, положили на алтарь этой странной войны очень многое: они отдали ей свою молодость, свою полнокровную жизнь, свое здоровье.
Ополченец устал. Мысли и беспокойство выедали жизнь из его немолодого тела. Он постоянно переживал и все принимал близко к сердцу. Для Матроса заканчивался уже не первый месяц войны, но казалось, что все это длится целую вечность. Жена с дочерью ежедневно звонили ему и ждали каких-то новостей. Боец ощущал на себе всю тяжесть ответственности за случившееся, но сделать ничего не мог.
На девятый день после того, как Водяной пропал без вести, Матросу позвонил сам Моторола.
— Да, командир!
— Привет, Матрос. Есть информация по Водяному.
У Матроса подкосились ноги, защемило в груди, а сердце стало биться чаще.
Скрывая дрожь в голосе, Матрос спокойно произнес:
— Я слушаю.
Глава 17
Водяной растерянно смотрел по сторонам. Впервые за время участия в войне у ополченца в груди зародилось плохое предчувствие.
— Да мы свои, — с улыбкой говорил Шарнир, рассказывая стоящим рядом про свою службу еще в армии бывшей Украины.
Матрос обошел БТР слева и начал с кем-то разговаривать. Вдруг раздался громкий хлопок, сопровождающийся чьим-то криком из-за спины, после чего прогремел сильный взрыв. Водяной почувствовал, как что-то обожгло кисть правой руки. Сильная струя воздуха прошлась по всему телу, обдавая жаром. Острая боль пронзила ноги в районе голеней, пронизав все тело и голову.
Ударная волна отбросила Водяного на несколько метров. Всего одна или две секунды — и боец лежал на земле с разбитым лицом. Вокруг звучали стрельба, мат и крики. Одним глазом он успел заметить, как Матрос ловким рывком отскочил в сторону. Перед глазами Водяного все было размыто. Плохое от природы зрение и сильный болевой шок отключили сознание ополченца.
Находясь в бреду, Водяной чувствовал, что его волочат по земле. Он чувствовал каждый камешек и каждую выбоину на дороге. Боль вновь и вновь пронизывала все тело, начиная с раненых голеней, но сознание не покидало бойца.
Водяной почувствовал, как его закинули в машину, и она в ту же минуту умчалась прочь. Он помнил лишь жуткую боль в ногах. Ему казалось, что его оттащили свои. Ему казалось, что это был его брат. Ему казалось… На секунду он открыл глаза и увидел на правом плече бойца украинский флаг, после чего полностью потерял сознание, погрузившись в прекрасный сон, в котором он гулял по парку со своей дочкой.
— Свои, говоришь? — спросил кто-то на русском языке.
Водяной увидел темный приближающийся силуэт, который спустя секунду нанес сильный удар в правый глаз. Голова бойца по инерции откинулась и ударилась о земляную стену.
«Я в яме».
— Зачем же тебе, мразь, украинский паспорт, если ты воюешь за свою республику? — сказал все тот же противный голос.
Силуэт взял в руки паспорт Водяного и разорвал его на несколько частей.
— Пристрели его, — сказал кто-то другой.
— Рано еще. Эта тварь должна помучиться.
Каратель подошел к бойцу и начал бить его по лицу. Удары были хлесткие и жестокие. После второго удара Водяной почувствовал, как распухла губа, а после четвертого из носа засочилась кровь.
Боец еще не до конца пришел в себя, чтобы полноценно ощущать боль.
«Плен, — подумал Водяной. — Что может быть хуже?»
— Подмени меня, а то я устал.
Второй каратель подошел к пленному, повалил его на землю и начал бить ногами по туловищу. Водяной не пытался защищаться, лишь прикрывал корпус руками, чтобы не отбили внутренние органы. Боль в теле притупилась, ощущалась где-то вдалеке, только сильно жгло ноги. И, словно прочитав мысли ополченца, каратель сильно наступил Водяному ботинком на голень. От боли перехватило дыхание, но ополченец сдержал крик, прокусив до крови нижнюю губу.
Обессилевшие от избиений, украинские военные вышли из ямы, оставив Водяного наедине с самим собой. Боец часто думал, как будет вести себя, если попадет в плен. Еще в Донецке он рассказывал своему племяннику, что ни за что не сдастся и взорвет на себе гранату. Водяной был уверен, что именно так и поступил бы при других обстоятельствах.