— Родная, ты ведь понимаешь, что иначе нельзя? Кто, если не я? Все уедем, что ли?
Женщина продолжала плакать, а вместе с ней плакала и маленькая дочь. Молча стоял лишь двадцатидвухлетний сын. Он знал, что значит честь и достоинство для мужчины. Сын смотрел папе в глаза и верил в правое дело, за которое пошел воевать его отец. Он обнял мать, чувствуя, как сквозь футболку на плечо проступают слезы, и взял сестру за руку.
Матрос слегка кивнул своему сыну, словно передавая немое послание: «Позаботься о них». Сын кивнул в ответ. Отец сделал несколько шагов и, обернувшись, сказал:
— Я вернусь! — И поднял вверх вытянутую руку с крепко сжатым кулаком. Сын повторил отцовский жест и еще сильнее прижал мать к плечу.
— Все будет хорошо, мамуль, — успокаивал ее сын. — Это ж батя. Он всегда держит слово.
Глава 5
После выхода ополченцев из Славянска Донецкая Народная Республика стала включать в себя всего лишь несколько городов. Украинская армия начала укрепляться в оставленных бойцами сопротивления местах, а ополчению дали несколько дней, чтобы подготовиться к предстоящим боям.
Оказавшись в Донецке, Игорь Стрелков взял управление армией под свой контроль и выгнал всех предателей. Никто еще точно не знал, где и по каким направлениям начнутся атаки, но многие догадывались, что придется приблизиться к границе с Россией, чтобы обеспечить надежный тыл в случае массированной атаки украинской армии.
Матрос уже понял, что грядут тяжелые времена и что Славянск был лишь началом. Ополченец научился управлять крупнокалиберным пулеметом «Утес» и помогал освоить его своему брату.
Несколько «Уралов» и БТР медленно двигались в Снежное. Матрос вместе с машиной подпрыгивал на кочках проселочных дорог и вспоминал недавний разговор с семьей.
После обеда пришла еще одна печальная новость.
— Мы будем мстить. Мы пойдем до конца, — заверил Матрос после услышанного, стоя у здания службы безопасности и глядя на свою семью глазами, полными горечи и отчаяния.
— Так что случилось, пап? — спросила дочь.
Боец еле мог сдерживать голос, чтобы он не начал дрожать.
— Когда мы отступали, местные пацаны тринадцати-четырнадцати лет собрали стрелковое оружие, которое осталось после нас. И когда вошли укры, они вступили с ними в перестрелку. Они открыли огонь по ним в надежде, что мы вернемся и поможем. Но мы были уже далеко, всех пацанов перестреляли.
На глазах Матроса выступили слезы.
— О, Господи…
Жена зажала ладонью рот, чтобы сдержать ужас, а по щекам бойца пробежала слеза.
— Надо отомстить за пацанов. За всех. Будем биться, пока всех не уничтожим.
Сын стоял и смотрел на плачущих мать и сестру. Каждое слово отца поднимало в нем бурю ненависти, но с виду он был спокоен. Отец вот-вот уйдет, и если все трое потеряют контроль над собой, то некому будет успокаивать женщин. Нужно было оставаться сильным.
— Ладно, мне бежать уже надо. Сегодня отправка. Уезжайте из города. В Мелекино. Сын останется тут. Будет помогать, если что.
Словно в последний раз, Матрос обнял и поцеловал всех, а потом отправился в штаб. Сын вновь провожал отца взглядом, держа за руки маму и сестру. Известие о расстрелянных подростках до глубины души поразило ребенка, сразу повзрослевшего на несколько лет. Но еще сильнее ему запомнились слезы отца, которые он видел впервые в жизни.
Когда бойцы прибыли в Снежное, они получили приказ захватить блокпост в Мариновке. Небольшой отряд из десяти человек в той же одежде, что и в Славянске, двинулся в путь. Оружия и патронов могло хватить лишь на десять минут стрелкового боя, поэтому ополченцы надеялись лишь на чудо.
Матросу не впервой было воевать в меньшинстве, и похоже, что это становилось привычным для него на войне. Еще во времена службы на флоте он не раз оказывался один против толпы старослужащих. И каждый раз в неравной схватке ему приходилось доказывать, кто он и что из себя представляет.
«Мы воюем за свою землю, поэтому неважно, сколько нас», — говорил он себе, радуясь, что впервые в жизни он не один.
— Как думаешь, до осени закончится все? — спросил у Матроса Костя.
Из разговора Матрос узнал, что Костя был выходцем из Славянска. Работал таксистом, а по выходным навещал больную мать. От первого брака у Кости была дочка, которую он видел очень редко. А теперь, быть может, и вовсе не увидит ребенка, мать которого целовала украинский флаг, когда регулярная армия заходила в Славянск.
— Надеюсь на повторение крымского сценария. Сами мы долго не продержимся.
Бойцы вылезли из «Уралов» и рассредоточились по территории, оставаясь вне зоны видимости для дежуривших украинских военных. До настоящего момента у ополченцев был лишь опыт обороны, но еще ни разу они не шли в атаку. Нужно было действовать стремительно. Матрос затаил дыхание и приготовился идти. Сложно было поверить в реальность происходящего. Слизывая с губ соленый пот, боец еще крепче сжал в руках ставший родным пулемет. Воспользовавшись эффектом неожиданности, ополченцы почти одновременно начали вести огонь по блокпосту. Часть пуль попадала в укрепления, другие же пролетали мимо. Сказывалось отсутствие командира и нежелание бойцов работать в команде. Это было похоже на игру в пейнтбол, где каждый был сам за себя, но вместо краски в тела могли прилететь настоящие пули.
Противник был шокирован. Никто из украинских армейцев не был готов умирать. Кто-то убегал в поле, скрываясь в кукурузе, кто-то залез в БМП, а кто-то укрылся за бронетехникой.
Стрелковый бой набирал обороты. Пули свистели над головами, а непрерывная стрельба все сильнее оглушала. На линию огня выехал БТР, за которым скрылись Матрос и его товарищи. Они обстреливали небольшими очередями врага, потихоньку подступая к посту.
Начался минометный огонь. Один из снарядов угодил в наш БТР, вызвав сильный пожар. Водитель направил горящую машину в поле и выпрыгнул на траву.
— А где Костя? — перекрикивая стрельбу, спросил Матрос у водителя.
— Выскочил, — ответил тот и перезарядил автомат.
— Хорошо. Значит, догонит.
Матрос упер локоть в бок и на раскрытую ладонь положил ствол пулемета. Прицельная стрельба в ближнем бою была неэффективной, поэтому стреляли все от плеча.
Первые минуты боя кажутся чем-то похожим на ад. Руки трясутся, в груди все сжимается, и очень хочется в туалет. Но как только входишь в азарт, паника проходит, а с ней уходят страх и сомнение. Остается лишь холодная, всепоглощающая ярость к врагу, который пришел сюда убивать обычных мирных людей.
Матрос с холодным блеском в глазах стрелял по врагу и жалел, что рядом не было брата. Боец не отпускал курок и видел, как от его пули упал один из противников.
Ополченец замер на месте и прекратил стрельбу. Все увидели, что враг начал отступать, бросая позиции, а Матрос, слушая ликование своих товарищей, стоял невдалеке, застыв на месте и осознавая, что он впервые убил человека. Начиная свою войну, ополченец не раз задавался вопросом о том, что почувствует, когда от его пули погибнет человек. Казалось, что внутри столкнутся между собой необходимость убить и сожаление о совершенном убийстве. Но никаких угрызений совести не последовало…
Это было так буднично, словно происходило каждый день. Матрос сделал это. Так было нужно. Это война не понарошку. Он знал, что его никто за это не осудит. Он убил врага, который мог бы убить его, а на следующий день прийти за его семьей.
Это был враг!
Матрос убедил себя в этом и пошел со всеми рассматривать трофеи, чувствуя удовлетворение от того, что это была его первая весомая победа после тяжелого ухода из Славянска.
Бойцы забрали себе вражескую БМП и стали туда складывать еду, боекомплекты и обмундирование, которые находились на блокпосту. Вся их амуниция была старой и бедной, а тут можно было воспользоваться трофеями и хоть как-то обновить изношенную одежду.
Спустя несколько минут после взятия блокпоста начались минометные обстрелы. Мины летели со всех сторон. Возобновилась стрельба, и непонятно было, кто и откуда стреляет. Когда начинались бои, мобильная связь сразу глушилась, и можно было связаться лишь по рации.
— Не стреляйте! Свои, — кричал в рацию один из бойцов.
— Там свои, — крикнул кто-то во все горло.
Стрельба прекратилась. Бойцы подошли к блокпосту и рассказали, как услышали стрельбу и пошли на звук, а выйдя из зеленки, заметили украинский БМП.
Жертв удалось избежать, но минометный обстрел набирал силу и уже походил на ливень. Было принято решение возвращаться назад в Снежное, потому что удерживать блокпост было подобно самоубийству.
Матрос ехал сверху на трофейном БМП. На его лице расплылась довольная улыбка. Эта небольшая стычка с победным исходом придала бойцу уверенности в своих силах. Он надеялся, что и следующий бой будет удачным, а за ним последует еще один такой же. И уже к концу лета враг будет полностью изгнан с территорий республик.
В штаб вернулись спустя несколько часов. Бойцы хвалились, как ввосьмером взяли блокпост, отобрали БМП и получили немалые трофеи. Матрос слушал своих товарищей, но в груди нарастало ощущение тревоги. Боец не сразу понял, с чем связано оно, но спустя несколько минут его осенило.
— А где Костя? — спросил вновь Матрос у водителя БТР.
— Да не знаю. Вроде выпрыгнул тогда.
— Вроде? — разозлился Матрос.
— Да.
— Тот пожар можно было остановить, подкинув туда немного песку, а ты направил БТР в поле и еще не знаешь, где твой боец?
— Чего ты наехал? — возмущался водитель. — Все нормально.
Матроса удивляло равнодушие его товарищей, ведь Костя был одним из них, а сейчас никто не знал, где он. Боец сжимал кулак и хотел уже было ударить водителя, но тут зазвонил телефон — жена.
— Да?
— Он собрался пойти в ополчение. Поговори с ним, — сказала встревоженная мать.
Матрос сразу понял, что речь идет о его сыне.
«Этого еще не хватало», — подумал он с тревогой.