— Хорошо, поговорю. Сейчас некогда. Я перезвоню. — Матрос спешил закончить разговор, потому что в помещение зашел командир и начал отчитывать бойцов за покинутые позиции.
— Кто дал команду отходить?
— Командир, мы не самоубийцы. Там минометы стреляли отовсюду, — ответил ополченец с «Вэл».
— Вернуться и удерживать блокпост.
— Командир?!
— Ты не услышал приказ?
— Понял.
Матрос видел, как отчитывают их старшего, и понимал, что надо вернуться, чтобы найти Костю. По пути к блокпосту боец собирался с мыслями и размышлял, как будет действовать во второй раз. Голова шла кругом, и Матрос не сразу вспомнил про разговор с женой.
«Нужно набрать сыну».
— Алло.
— Привет, сынок.
— Привет, пап, как ты?
— Да все хорошо. Воюем понемногу.
Матросу хотелось рассказать, что он захватил блокпост и вражескую БМП, но мысли о Косте затмили всю радость, и боец не сказал ничего.
— Мама говорит, что ты собрался в ополчение пойти.
— Да, пап. Хочу.
Голос сына был напряженным и тихим. Отец чувствовал по голосу неуверенность сына и прекрасно понимал его.
— Не надо этого делать. Поверь, сын, тут все не так, как кажется.
— Пап, но если каждый, как и я, будет отсиживаться дома, то кто тогда воевать будет? А я готов. И морально, и физически. Тем более что я не могу смотреть равнодушно на все, что происходит вокруг.
Матросу было приятно, что парень был на одной стороне с ним, но отец никак не мог допустить, чтобы его единственный сын подвергал себя риску.
— Сынок, представь, если со мной что-то случится. Я ведь могу погибнуть. И кто тогда будет заботиться о маме с сестрой? Только ты. А если пойдешь и ты и с тобой что-нибудь случится, то кто тогда будет заботиться о женщинах? Они ведь не смогут сами.
Матрос говорил убедительно, и сын понимал справедливость отцовских слов.
— Два человека от семьи — это более, чем достаточно.
— Понимаю.
— Пообещай мне, что не пойдешь.
В ответ была тишина, которая продлилась несколько секунд.
— Обещаю.
— Спасибо, — сказал Матрос. — Я очень люблю тебя, сынок.
Боец попрощался с сыном и положил трубку. Нервы были на пределе. Матрос понимал, что сын может нарушить обещание и попасть в беду. Он думал об этом и раньше, но сейчас ему нужно было откинуть все, чтобы настроиться на единственную цель — самому выжить и победить.
Второй заход на блокпост, который уже вновь пестрел украинскими бойцами, ополченцы начали более спокойно и морально подготовленно.
Все трофеи были оставлены в штабе, а в новую атаку шли уже два БТРа, между которыми маневрировала трофейная БМП. В этот раз все было гораздо строже и динамичней. С дедовским криком «Ура!» бойцы приближались к блокпосту.
Солнце обжигало своими лучами и не щадило никого. Пот заливал глаза Матроса, и он снял каску, отдав ее своему товарищу.
— Ребята, кто боится, лучше сейчас спрятаться в поле и не мешать атаке, — крикнул главный, но в ответ услышал лишь молчание.
Украинские военные не умели воевать пехотой, более того, у них для этого не было никакой мотивации. Они не знали, за что воюют. Они не понимали, почему необходимо стоять до конца и умирать. При прямом столкновении с врагом они, как правило, отступали, а сейчас на них двигались три бронемашины донецких бойцов.
Ополченцы во второй раз зашли на блокпост без потерь, но вновь начались минометные обстрелы, которые напомнили Матросу ад в Славянске.
Мины полетели прямо на блокпост, а попадания были более точными, нежели в прошлый раз. Трудно было разобрать, из каких орудий и откуда стреляет противник, но ясно было одно — оставаться здесь больше нельзя.
Блокпост вновь нужно было покинуть. Матрос схватил пулемет и стал стрелять в убегающих врагов, пытаясь попасть хотя бы в кого-нибудь, а рядом с ним стрелял его боевой товарищ, которому он отдал свою каску и имя которого он так и не успел запомнить.
Легкий свист. Снаряд пролетел между бойцами и угодил в землю всего в нескольких метрах от них. Большинство осколков угодило в БТР, а один из крупных прилетел прямо в каску боевого товарища Матроса спас тому жизнь. Большой горящий кусок расколол каску и изменил траекторию полета, разлетевшись на более мелкие осколки, один из них угодил Матросу в ногу. Ударная волна не позволила бойцам остаться на ногах. Это была очередная контузия Матроса.
Свист в ушах, непослушное тело, непонимание происходящего, тошнота и непреодолимое желание унять боль во всем теле. Где-то далеко слышались взрывы и залпы снарядов, но и они понемногу начали стихать. Матрос вскоре пришел в себя, подполз к боевому товарищу и перенес его за БТР, чтобы укрыть от снарядов.
Он вновь поднял свой пулемет и начал было стрельбу, но увидел, что загорелся БТР. Боец снял треснувшую каску со своего товарища, насыпал в нее земли и одним броском погасил разгорающийся пожар.
По воле судьбы или по случайному совпадению, артиллерийский обстрел внезапно прекратился.
«Костя…»
Около десяти бойцов остались на посту, с которого открывался вид на оккупированную Мариновку, и Матрос, Вэл, водитель сгоревшего БТРа и еще несколько бойцов пошли в поле, чтобы найти Костю или какую-то технику.
Матрос пробирался по проросшей пшенице и приближался к сгоревшей бронемашине. В душе боец чувствовал, что Кости уже нет, но нужно было убедиться наверняка.
БТР был еще очень горячим. Один из бойцов открыл люк и посмотрел вовнутрь. Глаза его наполнились ужасом, а к горлу подошла тошнота. Он спрыгнул с машины, и в ту же секунду его выворотило наизнанку.
— Что там? — спросил Матрос.
— Костя.
Матрос закрыл глаза и сильно сжал их, потирая рукой лоб. Нужно было достать тело. Боец залез на БТР и замер. Он был готов вытащить тело, но не был готов увидеть то, что увидел внутри. Всюду была запекшаяся кровь, а в центре лежало почерневшее, почти без кожи, мертвое тело.
Боец сдержал тошноту. Его поглотила ярость от того, что произошло с Костей.
— Его надо похоронить, — уверенно сказал Матрос.
— Что? — крикнул водитель сгоревшего БТРа.
— Он был одним из нас. Он православный. Его надо похоронить в земле.
— Да он уже мертв.
— Ах ты, мразь! — крикнул Матрос, спрыгнул с машины и практически на бегу изо всей силы врезал водителю правым коротким апперкотом, затем схватил пулемет и приставил дуло к виску водителя.
— Из-за тебя Костя погиб. Из-за тебя, мразь! — кричал Матрос. — Давай тебя тут пристрелим и кинем в БТР. И всем тоже будет плевать на тебя.
Матрос не сдержался и, перехватив пулемет, снова ударил уже сломленного и плачущего от боли жалкого человека.
— Его нужно похоронить. Принесите кто-нибудь тряпки. И побольше.
Матрос не был командиром, но его боевой дух и негласный авторитет подчинили остальных. К нему хотелось тянуться. С ним хотелось быть на одной стороне.
Вновь взобравшись на машину, ополченец осторожно залез вовнутрь, так, чтобы не задеть того, что осталось от Кости. Руки Матроса дрожали, а губы пересохли от жары. Ему было тяжело дышать от увиденного. Ему хотелось кричать. Ему хотелось, чтобы все это оказалось сном.
Он подсунул руки под Костю и начал вытаскивать боевого товарища. Кожа слезала с тела и оставалась на одежде бойца. Кровь вперемешку с обгоревшей кожей оставалась на Матросе. Всюду стоял тошнотворный запах сгоревшего мяса. Боец доставал тело по частям и, не выдержав напряжения, начал кричать. Он орал во все горло, потому что не мог молча вынести весь ужас, представший перед его глазами. Хороший человек и сильный духом боец. Таким успел узнать Матрос Костю, а теперь останки мертвого товарища расползались по его форме.
Боец находился в какой-то другой реальности. Его взгляд не был похож на человеческий, скорее напоминал взгляд зверя. Человеческие ощущения затаились где-то глубоко. Хотелось не видеть всего происходящего.
Матрос не запомнил, как он достал тело, как выкопал яму и как похоронили Костю. Он долго сидел у могилы, чтобы прийти в себя и до конца осознать, где он оказался. Мелкий осколок ныл в ноге, а легкие царапины на лице щипали под струящимся потом. Боец потерял в тот момент страх. Его переполняло чувство мести и ненависть к тем, кто пришел сюда, чтобы отобрать у Донбасса свободу. Матрос сидел и глубоко дышал, пропуская через себя всю злость, которая накопилась в его душе. Он сидел и почти не слышал, как начались новые раскаты вражеской артиллерии.
Спустя некоторое время рядом оказался боевой товарищ из отряда:
— Матрос, пришел приказ от начальства. Нужно захватить всю Мариновку.
Глава 6
Гул БТРа затягивал в пучину мыслей. Впервые Матрос ничего не контролировал в своей жизни. Даже свои эмоции. Он обнаружил в себе ощущение, которое в студенческие годы сопровождало его каждый день.
Все было как тогда: новые города, новые люди, никакой ответственности, и кажется, что горы преодолимы и море по колено. Матросу нравилось это ощущение и, наверное, только сейчас, проведя параллель со студенчеством, он понял, почему. В молодости ты принадлежишь сам себе. Каждый новый шаг может стать ошибкой, но также может оказаться величайшей удачей в жизни. Эксперимент, пропитанный авантюризмом и экстримом. Ты не можешь контролировать что-то и уже не хочешь, чтобы контролировали тебя. Энергия бьет ключом, и внутри есть жгучее желание жить. Вырастая, люди думают уже об определенности, конкретности в жизни. Хотят больше точек опоры. Пытаются контролировать все: жену, карьеру, детей, тем самым забирая у жизни ту прежнюю, авантюрную ее часть, переводя множество своих поступков в режим автопилота.
А как можно контролировать жизнь здесь? Сейчас ты есть, но вдалеке просвистит мина — и тебя уже нет среди живых. Матрос же хотел жить как никогда.
«Прямо как в молодости, но опасней», — подумал боец и слегка улыбнулся, находясь по-прежнему где-то внутри себя. В таком же состоянии он слез с БТРа и начал двигаться за отрядом. Все это могло продолжаться еще очень долго, если бы те мины, о которых только что думал Матрос, не начали падать в десяти метрах от ополченцев.