Боец пришел в себя и сразу же пригнулся.
— Командир! Что делать? — крикнул кто-то из бойцов.
В поселке никого не было. Люди пытались покинуть зону конфликта, спасая детей и драгоценности. Кто-то бежал на границу с Россией, а кто-то уезжал на территорию Украины.
Бойцы сопротивления оказались в пустом, наполовину разрушенном поселке. Захватывать было нечего. То ли по ошибочным данным разведки, то ли из-за халатности начальства ополченцы попали в самое пекло. Мины падали и раскидывали осколки на сотни метров. Были слышны залпы танков и «Градов». Мобильная связь вновь стала недоступной. Тревога и безысходность от происходящего царили вокруг. Многие, вступая в ряды ополчения, совершенно иначе представляли себе дело защиты отечества. Люди были готовы героически сражаться с врагом, но никто не хотел погибать от мин и снарядов, падающих вот так на головы, убегать от артиллерии.
«Нас предали».
«Мы все тут погибнем».
«Нужно бежать».
Такие возгласы были слышны в отрядах среди бойцов, которые с оружием в руках или без такового покидали свои позиции, спасаясь от смерти.
Матрос со своим отрядом осторожно передвигался между домов, стараясь уберечься от осколочных попаданий. Сложно было понять, что делать дальше. Сейчас перед бойцами стояла одна задача — выжить.
Матрос бежал и злился на невидимого врага, который издалека стрелял по нему минами. Злился, что силы были неравны и что он сейчас ничего не может сделать.
Главным преимуществом противника над ополчением стал самолет «Су-25», появившийся из ниоткуда и намеревавшийся истребить всех, кто движется.
У Матроса замерло дыхание, когда он увидел, как самолет летел прямо на него и направлял в его сторону крупнокалиберные пулеметы.
С поля боя сбежали все, кроме отряда Моторолы. Пулеметная очередь прошла над головами бойцов, и самолет пошел на второй заход, давая возможность отработать тяжелой артиллерии.
«Как в Великую Отечественную», — подумал Матрос, вспоминая рассказы деда о войне.
Каждый спасался как мог. Люди укрывались за деревьями, прятались за домами или же просто бежали куда глаза глядят. Вторая самолетная очередь легла немного левее отряда, оставив после себя лишь испуг. Матрос понимал, что третья очередь попадет как раз по ним: пилот уже пристрелялся. Нужно было что-то предпринимать.
— Быстрее к домам, — крикнул ополченец, который был за главного.
Десять бойцов кинулись ко дворам, пытаясь найти открытые двери. Самолет уже развернулся и был готов нанести новый удар. Матрос словно почувствовал взгляд пилота, обращенный на него.
«Все равно уже конец», — подумал боец, подкинув пулемет правой рукой, схватив за ствол левой, и открыл огонь по самолету.
Железная птица летела прямо на ополченца. Бесстрастно и уверенно самолет быстро сокращал расстояние и готовился к новой атаке.
Опять все было, словно в кино. Матрос был уверен, что это его последняя минута на войне, но в ту самую секунду, когда раскаленные от предыдущих выстрелов стволы самолета должны были выпустить смертельную очередь, вдалеке показалась вспышка. Матрос не успел разобрать, был ли это гранатомет или что-то крупнее, но прямо на его глазах от прямого попадания крылатый зверь взорвался, разлетаясь на несколько частей.
Время замедлилось. Матрос со странным чувством наблюдал за тем, что раньше видел лишь в компьютерных играх. На полыхающий в воздухе огонь можно было смотреть бесконечно долго… Но раскаты взрывающихся мин вернули бойца к действительности.
Ополченцы подошли к одному из дворов и попытались проникнуть внутрь, но дверь была заперта. Матрос подбежал и растолкал сослуживцев.
— Дайте я, — крикнул он, слушая, как вдалеке зашипели залпы «Градов». Время было на исходе.
Матрос как-то смотрел по телевизору передачу. В ней рассказывалось о том, что в экстремальной ситуации у человека могут проявляться сверхспособности. Одним прямым ударом ногой боец выбил дверь, откинув ее на пару метров, и убедился, что пять лет занятий каратэ не прошли для него даром.
Словно обезумевшие, бойцы ринулись к подвалу, спасая свои жизни.
— Смотрите, Сыч ранен. Подсветите фонариком, — сказал Вэл.
— Сразу и не заметил, а сейчас выдохнул и понял, что нога болит.
— Раздевайся, будем перевязывать.
— У кого-нибудь есть вода?
— Держи.
Каждый что-то говорил, пытаясь заполнить тишину. Матрос сидел в углу, глубоко дышал и пытался прийти в себя. Он видел, как разделся догола боец, как ему помогали достать осколок, как вытирали кровь и бинтовали ногу. Даже в страшном кошмаре сложно представить то, что сегодня пережил Матрос.
— Ты знаешь, я вот чувствую, что скоро придет мой час, — сказал один из бойцов, подсев к Матросу.
— Да брось ты. Все хорошо будет, — возразил ему Матрос.
— Я не жалуюсь и не переживаю. Просто чувствую, что так будет.
Матрос хотел что-то добавить, но попытался вспомнить, как зовут бойца, и не смог. А когда он захотел к нему обратиться, обстрел уже прекратился и отряд начал выбираться из убежища.
«Патрон. Его позывной „Патрон“».
Ополченец шел за остальными и думал о словах Патрона. Матрос увидел в его глазах какой-то необычный блеск. Это была не злоба и не обреченность, а нечто чистое, искреннее и неземное.
«А что, если он прав?» — подумал боец.
Мариновка уже не выглядела такой, как раньше. Практически все дома были разрушены, а еще один день обстрелов мог бы сровнять поселок с землей.
По рации был получен приказ занять высоту у реки и ждать танковую подмогу. Ополченцы начали окапываться и занимать оборону.
— Я сваливаю, — крикнул один.
— Нас всех здесь положат, — подхватил другой.
— В чем дело? — спросил Матрос.
— На нас идут десять танков.
— Кто сказал?
— Только что передали по рации.
В отряде началась паника. Некоторые ополченцы всерьез стали бросать оружие и уходить. Ополченец с позывным «Силач», который воевал еще со Славянска, несколько минут смотрел на все это, после чего выхватил пистолет, несколько раз выстрелил в воздух и приставил его к виску одного из жалующихся.
— Никто никуда не пойдет. Ты меня понял? Мы не отступаем! — дерзко сказал он своим хриплым голосом и перевел взгляд на Матроса.
Матрос увидел непоколебимую веру в глазах Силача, и у бойца пробежали мурашки по коже, ведь он думал о том же.
— Да, будем стоять до конца, — уверенно сказал боец.
— А кто дернется, пристрелю не раздумывая, — обратился к паникующим бойцам Силач. — Меня все поняли?
Ответа не последовало. И он был не нужен. Слова прозвучали весьма убедительно, и бойцы вернулись к установке пулеметов. Спустя какое-то время к ополченцам подъехал танк.
— Всего один? Всего один танк? — возмутился Патрон.
— Один против десяти? И как нам воевать? — спросил кто-то из отряда.
Водитель вылез из танка:
— Здорово, мужики! Из штаба кинули вам на подмогу.
— На нас десять сейчас идет.
— Слышал, поэтому, если начнется атака, я стреляю три раза. Затем загоняю танк назад, вы все садитесь наверх, и мы сваливаем.
— Да нет, братуха, мы уходить не будем, — сказал Матрос.
«Псих», — подумал танкист, но перечить не стал.
— Хорошо. Тогда вот эта позиция для меня будет в самый раз.
Водитель указал на то возвышение, где собрался ставить пулемет Матрос.
Ополченец взял оружие и начал искать другое место для позиции. В течение двух часов отряд готовился к атаке и всячески укреплял оборону. Но атаки так и не последовало, а вместо нее начался очередной минометный обстрел.
Матрос в обычной жизни часто руководствовался логикой вопреки интуиции, а позже кусал локти. Сейчас он нашел идеальную позицию для ведения огня, но что-то внутри говорило ему, что нужно уйти с высоты.
— Ты куда? — спросил Силач.
— Я к зданию. Тут слишком опасно.
Грохот приближался к высоте, и весь отряд спустился к зданию неподалеку. В прицелах стрелкового оружия трудно было что-то разглядеть, но у каждого перед глазами мелькнул лик смерти, когда целый пакет «градов» упал на то место, где еще недавно базировался отряд.
Матрос уже сбился со счета, в который раз он чудом остался в живых. Обстрелы начинали стихать, и на какое-то мгновение стало казаться, что самое страшное на сегодня уже позади. В это время подошла вторая половина отряда с Водяным. Матрос обнял брата, а тот рассказал ему, как они, не ожидая подвоха, шли в полный рост с «Утесами» на плечах, а их обстреляли со всех сторон минами. Раненых около половины отряда.
— А потери?
— Один убитый.
Матрос глубоко вздохнул и слегка кивнул головой, а про себя помянул незнакомого бойца.
Через несколько часов прибыл командир с машиной, сказав, что свою задачу бойцы на этом участке выполнили и нужно отходить. Раненых бойцов погрузили в машину под звуки канонады от разрывов мин. Осколки прилетали все ближе и ближе. Нужно было спешить, чтобы покинуть опасную зону.
Почти все погрузились и были готовы к отправке в Степановку, которая уже находилась под контролем ополчения. Матрос сидел рядом с братом и смотрел на выгоревшую Мариновку, а в это время из дома вышел Патрон, держа в руках боеприпасы.
Боец с улыбкой на лице неспешно шел к машине. Он смотрел в глаза Матроса своим добрым, доверчивым взглядом и готовился передать ему оружие, как в ту же секунду в дом прилетел снаряд, снеся ударной волной Патрона и пронизав осколками все его тело.
Матрос запомнил на всю жизнь этот последний взгляд. Взгляд счастливого человека, прожившего свою короткую, но насыщенную жизнь. Патрон не раз с гордостью говорил о том, что является свидетелем великих исторических событий, но, увы, увидеть победный конец ему было не суждено.
Тело бойца положили на танк, и машина двинулась к Степановке. Матросу хотелось кричать от количества смертей, увиденных за несколько недель войны. Он вспоминал глаза Патрона. Ополченец наконец-то понял, что за необычный блеск был в глазах товарища. Патрон светился перед смертью, словно были прощены все его земные грехи. Он словно уже становился святым. Боец излучал чистоту, которая бывает у людей, уходящих на тот свет с искренней верой в победу правого дела и с осознанием не зря прожитой жизни.