— Я хотел спросить, что с делами об убийствах в Киеве?
— Закрыты, — неохотно ответил Пётр Аркадьевич. — Закрыты и засекречены. Государь от меня отчёт получил и так распорядился.
Минус с облегчением вздохнул. Он устал думать об этом. Серёга распрощался с хозяевами и заторопился на вокзал. Киевский поезд отходил глубокой ночью.
— А это что такое? — Либа ткнула пальцем в громадный лист бумаги.
— Обратный клапан, — Минус фыркнул. — Не отвлекай, ладно? Миша закончит рисовать и тогда всё объясню. Посиди спокойно хоть минуту.
— Сижу! — она нахмурилась. — И так пропадал сколько! Мы его ждали, а он снова что-то придумал! Ещё бы, орден получишь! Теперь будешь щёки надувать от важности, да?
— Обязательно! — Серёга скорчил рожу и Либа расхохоталась.
— Ну скажи, Сеня, что это за штуковина? — проговорила она выждав полминуты. — Вот та, тёмная.
— Ударник, конечно.
— А вот это? Какой-то глушитель?
— Нет, это же барабан. Как у револьвера, чтобы поджигать смесь. В крайнем случае можно просто кусок чего-то медленно горящего примотать, если в бою патроны закончатся.
— Да, Сеня, ну у тебя и фантазия! — она склонила голову, вглядываясь в рисунок. — То бомбы чертили весь вечер, теперь эту огненную штуковину… Ты в военное ведомство собрался перейти?
— Ни в коем случае, — Серёга усмехнулся. — Я на этой работе с ума сойду.
— Сам виноват! — она скривилась. — Поехали бы в Ниццу, как все приличные люди. Гуляли бы там… А тебе в жандармы приспичило записаться!
Минус недовольно поморщился, и Либа примиряюще произнесла:
— Извини. Я понимаю. Но отдыхать поедем! Чтобы без отговорок, Сеня!
— Хорошо, — кивнул Серёга. — Но не сейчас.
— Конечно! — Либа распахнула глаза. — Там холодно! Что там делать в ноябре⁈ Но поедем! — она ткнула пальцем ему в грудь. — Ты обещал!
— Поедем. Обязательно поедем.
— Ну, тогда ещё куда ни шло… — она прищурилась. — Вы тут быстрее рисуйте! Ужин готов! Давайте поживее! Раз два и готово!
— Немного осталось, — Петелин тщательно выводил линии приклада. — Мы ужин не пропустим.
Минус усмехнулся. В последнее время они сдружились с фейерверкером, который стал регулярно бывать у них в гостях. Явившись в казармы, Серёга получил нагоняй от полковника Кондратьева за то, что перепутал адрес, и выставил его дураком. Минус божился, будто в академии почему-то ошиблись, и всё-таки смог убедить в этом полковника. Покойного Николая, стараниями Минуса, Столыпин представил к медали «За храбрость», в благодарность за участие в поимке опасных преступников. К его родителям, в маленькое имение под Печерском, Серёга поехал вместе с полковником, Мишей Петелиным и Андреем Дорониным, ещё одним фейерверкером. Семья Морозовых понравилась Минусу. Он долго беседовал с мамой Николая, Прасковьей Васильевной, и глядя на эту добрую женщину, хорошо понимал, что лучшей свекрови для Беллы было не найти. Их всех приглашали приезжать в гости, и прощаясь с роднёй прапорщика, Минус испытывал чувство вины за то, что не может рассказать им, как всё произошло на самом деле, но радовался, что Николай навсегда останется для них героем, а не преступником. Серёга уговорил Титова заменить прежние показания Воротынцева на другие. Сам Игнат, маявшийся в ожидании суда, повесился в Киевской тюрьме.
Глава 18
— Неплохая кухня! — одобрительно кивнул Титов, закусывая жарким из рябчиков ледяную водку. — У тебя талант находить что-нибудь полезное. Я всегда мимо проходил.
— Это тебя по всем заведениям города некому тащить, — Серёга усмехнулся. — Ничего, вот войдёшь в работу и жизнь наладится. Актрисы, попойки, всё как полагается… Чем ещё должен заниматься начальник КРО⁈
— Да, — подполковник покачал головой. — Обязанности, как ни крути. Но Главный штаб не перепьёшь. Там специалисты имеются… Проверенные кадры, так сказать. Меня угораздило на офицерское собрание явиться. Неудобно, сам понимаешь, ещё разговоры пойдут, что коллег не уважаю… Вот и сходил, поглядел…– он наколол на вилку маринованный гриб. — Самое скверное, что дело, вверенное им, знают недурно. Не все, но многие. А пьют безо всякой меры… У меня целая стопа бумаг с жалобами на недостойное офицеров поведение.
— А чего тебе такие жалобы передают? — Минус удивился. — Пусть старшие командиры сами разбираются. Ты ведь шпионов ловить должен, а не пьяниц вразумлять.
— Ха! — Титов усмехнулся. — Мы профилактикой вербовки заниматься должны. То есть обращать внимание на тех офицеров, которые ведут пагубный образ жизни. Живут не по средствам, пьют, развратничают… Считается, будто неприятелю таких и подавай. Да на кой чёрт ему эта пьянь⁈ — Алексей фыркнул. — Они собственные письма теряют! Один казёнными бумагами камин топит, чтобы зря не отвечать на запросы. Второй карты у блядей оставил и адъютанта за ними послал. Третий в Купеческом саду мочился при дамах с балкона! Чёрт-те что такое! Распустились они… — подполковник нахмурился. — Без Михаила Ивановича.
— Кто это?
— Драгомиров. Вот такой человек был! — Титов поднял вверх большой палец правой руки. — А сейчас… Бардак! — он сжал кулак. — Дурью маются, бездельники. Видимость одна, что всё под контролем. Сухомлинов поводья тогда отпустил, теперь попробуй справиться!
— А ты раньше здесь служил?
— Нет. Бывал частенько. В пятом году удачно прибыл. Как раз на мятеж угодил.
— Расскажи.
— Да особо нечего. В штабе округа был, потом к Коле решил заглянуть. Командовал он тогда Миргородским пехотным. Стоим на улице, лясы точим, тут по тревоге поднимают. От железнодорожной станции в город бунтовщики направились. Хотели они пулемёты захватить, да только не было оружия в эшелоне. Мы наперерез, чтобы на улицы не пропустить. У Еврейского кладбища залегли. Толпа навстречу. Приличная, прямо скажу. Батальона три, а то и четыре, да ещё штатские…– Титов покачал головой. — Я Коле говорю, что класть их надо и без разговоров, а то сомнут. Он согласился. Они за винтовки. Ну мы огнём и встретили… Хорошо постреляли. Среди наших ни одного раненого. Среди бунтующих больше сотни. Покойников около двадцати. В общем, когда казаки прибыли, всё закончилось. Только лови. Они уже как мыши разбежались. Вот с того времени, я Сухомлинова не уважаю. Тянул он. Не знал, чью сторону взять. Чуть Колю не под суд. После, правда, даже представление к ордену в Петербург отправил. Наградили Колю. Но Сухомлинов с такой же лёгкостью его бы и под суд отдал. Если бы «либералы» власть ухватили.
— Да уж, — Серёга вздохнул. — Хорошо, что не ухватили.
— Чудом, — подполковник нахмурился. — На энтузиазме отдельных командиров вытянули. Власть только сиськи мяла. Не стреляйте в народ… Какой народ⁈ — глаза Титова сверкнули. — Вот та чернь, что полгорода разнесла? Да плевать я на них хотел! Будто не понимают, чем закончится! Я тогда столкнулся на вечере с одним! Профессор, глава Государственного банка, громадный дом на Липках, в три этажа, а он, собака, либеральничает! Дескать, права гражданина… Я ему и говорю, вот явится к тебе не та шайка, которой пожертвования делаешь, а другая, либо вообще дезертиры. Дом ограбят и сожгут, внучек твоих отымеют во все щели, а тебе, дураку старому, башку проломят, если заступишься. С тех пор меня здесь не звали в приличное общество.
Минус усмехнулся, представив этот разговор.
— Не смешно! — Титов скривился. — Профессор! Чему он научить может? Что тогда от студентов хотеть?
— Да, — Серёга кивнул. — Никогда не понимал таких идиотов. Они просто не представляют, с чем столкнутся.
— Точно! — подполковник опрокинул ещё рюмку. — Ты, Семён, чего там по агентам накорябал?
— Да ничего особенного, — Минус пожал плечами. — Три агента завербовал. Идейных. Без оплаты, то есть.
— Не бывает таких, — Титов прищурился. — Опять сочиняешь⁈ Как тогда, про агента Барабанова.
— Чего прицепился⁈ — Серёга улыбнулся. — Информация верная. А агенты у меня скрытные, потому как из дворянства. Понимать надо, темнота!
— Доиграешься, — Алексей рассмеялся. — Того и гляди, сеть по сбыту швейных машин закрывать придётся! Ведь у тебя что написано? Каждое отделение «Зингера» занимается шпионажем! И как ты предлагаешь за ними следить?
— А это не моя задача, — Серёга стал серьёзным. — Но информация верная. Это не выдумки.
— Паршиво, — подполковник нахмурился. — Будем тогда избирательно подходить, а то и внедрим кого-то. Ты машинки чинить умеешь?
— Нет, и не проси.
— Я тоже не хочу. Да и твой выдуманный Барабанов не согласится. Но кого-то найдём. Из жидов, наверное.
— Ты паспорта сделал?
— Нет. Ещё несколько дней надо. Правильно, что надумал своих еврейских подружек за границу отправить. Им там проще и тебе спокойнее.
— Сами захотели, — Минус развёл руками. — Франция всё-таки, не абы что!
— А ты в Париже бывал?
— Нет, и не тянет.
— А я был. После свадьбы с Маринкой ездили. Ничего хорошего. В центре ещё куда ни шло, а на окраинах грязища и вонь, как на городской бойне. По курортам потом ездили, там неплохо. Чисто и аккуратно. А столица меня удивила. В Петербурге за такое градоначальника бы мигом в отставку!
— А у тебя дети есть?
— Четверо, я же говорил. Или ты подумал, будто шучу?
Минус кивнул головой.
— Нет, не шутил. Старшей скоро четырнадцать будет. Они ведь сейчас в имении живут, недалеко от Павлограда. Надо будет сюда переехать. Только с делами разобраться.
— Я спросить хотел. Это ты Воротынцеву помог?
— Нет, — подполковник нахмурился. — в том-то и дело, что не я. Кто-то подход к стражникам отыскал. Я начальника тюрьмы на допрос вызывал. Похоже, что он лично не в курсе, но кто знает… Пятки я ему не поджигал.
— Тогда плохо. Воротынцев единственный, кто что-то знал. Стеценко — тот дурак-дураком. А Мозерт что? Молчит?
— Жалобы пишет. Но без толку. На каторгу попадёт. Полячишку этого подлечили и вздёрнули. Он на себя убийство девушки взял и ещё одно. А Мозерта людей крутим. У Ковригина камер не хватает.