Подполковник обернулся. Из ателье вышли два человека. Оба невысокие. Один в военном мундире, другой в жандармском. Тот, что носил армейскую форму, холодно поглядел на Пиранга и усмехнулся:
— Старший здесь я, — проговорил он негромко, но веско. — Будем знакомы, подполковник Титов. Прибыл по личному распоряжению Михаила Фридриховича. Расследование дела поручено мне.
— Подполковник Пиранг, — Ричард кивнул, но не протянул руки, пытаясь вспомнить, где ещё встречал этого человека. Как видно он в охранном недавно. Стесняется жандармскую форму таскать.
— Наслышан, — Титов испытыюще поглядел на Ричарда Юльевича. — Личный адъютант министра внутренних дел, стало быть. Хорошо, что прибыли. Нужно вас опросить. С начальником охраны я уже беседовал.
Пиранг чуть не поперхнулся от такой наглости. Опрашивать! Да кто ты вообще⁈ Но ссориться с фон Коттеном нипочём не хотелось, и подполковник ответил:
— Лучше бы в другой раз. Мне требуется немедленно доложить Петру Аркадьевичу. Горе-то какое! — он сокрушаясь покачал головой.
— Доложите, — проговорил Титов совершенно спокойно, но не сводил глаз с подполковника. — Назаров! — вдруг резко произнёс он, обращаясь к конному штабс-капитану, — Экипаж нам с Ричардом Юльевичем и поживее.
Пиранг возмущённо фыркнул:
— Мне на Елагин остров нужно!
— После. К Михаилу Фридриховичу поедем. Вызывает он всех офицеров, кто в охране у статс-секретаря службу несёт, — добавил Алексей примиряюще. — А потом уж к Петру Аркадьевичу с докладом. У Государя он сейчас.
Неприметный экипаж, запряженный четвёркой лошадей, в одно мгновение был подан к ателье, и Ричард Юльевич насторожился. В нём разместился Титов, совсем рядом с Пирангом. Напротив, на затертом кожаном диване, уселся Остапчук, подле хмурого жандармского капитана.
— Назаров! — Алексей окликнул штабс-капитана. — Овчинников список даст. Всех, кто в нём — на Морскую. И без отговорок, сам понимаешь.
— Есть! — всадник лихо козырнул. Он тронул коня с места и принялся отдавать приказы остальным.
По ступеням Елагиноостровского дворца медленно спускался Пётр Аркадьевич. Известие о похищении дочери выбило его из равновесия. Все сотрудники охраны были заменены фон Коттеном без промедления и даже адъютант до сих пор не вернулся. Столыпин хмуро кивнул жандармам, устроившим пост у восточного входа, и отойдя в сторону, замер, вглядываясь в густеющие сумерки. Он ожидал очередного покушения на свою жизнь и даже был удивлён, что поездка в Киев завершилась без проблем. В последнее время всё складывалось из рук вон плохо. Но если с риском для своей жизни Пётр Аркадьевич ещё с горем пополам мирился, то после взрыва на Аптекарском острове, тревога за детей не оставляла его. Он пытался определить, кому из многочисленных недругов понадобилось похитить одну из его дочерей, и никак не мог понять, с какой целью это было проведено.
Глава 4
Пётр Аркадьевич только надеялся, что преступники выдвинут ему какие-либо политические требования. Он изо всех сил отгонял назойливую мысль о том, что с Еленой просто расправятся, радуясь, что добрались хоть до кого-то из семьи. Столыпин не находил себе места. Он, незаметно для себя, отошёл уже далеко от здания, и заметив нити колючей проволоки, сжал кулаки. Подумать только, семье министра внутренних дел приходится жить, словно в клетке! Но нет, он не отступится, как бы ни принуждали!
За спиной раздался шорох и звук шагов. Пётр Аркадьевич резко обернулся. К нему спешил ротмистр Офросимов, временно заменивший отсутствующего Дексбаха. Офицер торопливо заговорил:
— Ваше превосходительство! Звонок телефонный.
— Кто? — порывисто спросил Столыпин. — Михаил Фридрихович?
— Никак нет, ваше превосходительство! Какая-то женщина… Представиться не пожелала. Сказала, что будет разговаривать лично с вами…
— Что это ещё за новости⁈ Ты порядок знаешь, к чёрту таких анонимов!
— Я ей так и ответил, — Офросимов замялся. Он не стал говорить, что принял звонившую за возможную любовницу министра и оттого не прерывал разговора. — Да только она заявила, что должна поговорить об Елене Петровне…
Пётр Аркадьевич переменился в лице. Он едва не бегом бросился к зданию. Роскошные двери со стуком распахнулись и Столыпин взбежал по лестнице, торопясь к своему кабинету. Пётр Аркадьевич ухватил трубку аппарата левой рукой:
— Я вас слушаю!
— Ваша дочь у меня, — раздался тихий женский голос. — Вы подлец! Вы похитили человека, который вам доверился! Остальную часть документов вы не получите!
— Что за вздор⁈ — Столыпин поморщился. Очевидно, какая-то сумасшедшая прознала о постигшем его несчастье.
— Вздор⁈ — женщина фыркнула в трубку. — Вы должны отпустить его немедленно! Клянусь богом, если с ним что-то произойдёт, то вы никогда больше не увидите свою Лену! Никогда! И даже не узнаете, что с ней случилось! Ясно⁈
— Кого отпустить? — Пётр Аркадьевич в недоумении поднял брови.
— Человека, который принёс документы на встречу с вами! На Английской набережной! Теперь понятно⁈
— Я ни с кем не встречался там.
— Перестаньте! Ваша дочь передала вам письмо!
— Я не понимаю. Моя дочь? Лена?
— Нет, — женский голос на мгновение дрогнул. — Ольга. Она должна была передать письмо.
— От кого⁈ — Столыпин потёр бороду в замешательстве. — Я не понимаю, о чём вы говорите!
— Письмо, — повторила женщина. — Вы получили его, но прислали полицию! Вы забрали моего любимого человека! Перестаньте лгать! Я повторяю! Вы должны его отпустить! Прямо сейчас! Если хотите, чтобы Лена вернулась домой. Я не могу долго говорить, — она добавила негромко. — Вы безусловно поняли меня. Ни к чему хитрить. Отпустите его и я верну Лену. Но если вы убьёте его, то её ждёт то же самое. Обещаю!
— Не причиняйте ей вреда! — выдохнул Пётр Аркадьевич. — Я не получал никаких писем! Но я разберусь… Только отпустите мою дочь!
— Отпущу, когда вернёте мне Семёна, — женщина зло фыркнула. — Перестаньте! У меня мало времени. Ваша дочь останется живой, если вы не навредите ему! Но если с ним что-то случилось, то я клянусь, что она умрёт!
В трубке раздался щелчок и гудки. Столыпин ошарашенно уставился за аппарат. Он совершенно не понимал, в чём виноват перед этой женщиной. Какой Семён? Какие письма? Пётр Аркадьевич с сомнением скривился. Возможно, она просто сумасшедшая… Но если нет… Столыпин повернул голову и увидел жену, застывшую за его спиной.
— Лену нашли? — спросила она дрожащим голосом.
— Нет. Скажи, а Олечек у себя?
— Да, — Ольга Борисовна кивнула. — С ней всё хорошо. А что?
— Поговорить с ней нужно. Скажи, Оля, она не отдавала тебе письмо для меня?
— Нет, — жена помотала головой. — А должна была?
— Не знаю, — ответил Столыпин. — Пойдём к ней и всё обсудим. Мне звонили сейчас… Но я не знаю, насколько можно верить сказанному…
Михеев Клим Александрович, поручик отдельного корпуса жандармов, решительно устал караулить задержанного. Обещанной Ричардом Юльевичем смены не наблюдалось и близко. Клим уже прочитал протокол допроса несколько раз подряд, изнывая от бездействия. Задержанный спал, привязанный к стулу, склонив голову на грудь.
В доме не было никаких продуктов и даже водопровода. Михеева тянуло плюнуть на всё и пойти поужинать в трактир неподалёку. Чем дольше он ожидал, тем сильнее портилось настроение. Неужели Пиранг и думать забыл о нём? Странно… Обычно, Ричард Юльевич — образец дотошной пунктуальности. Клим помялся немного, но всё же решил пройтись. Замок на двери надёжный. Парень крепко связан. Да и вымотался изрядно от допроса. Куда он денется?
Михеев решился. Он тщательно запер двери и калитку. В пяти минутах ходьбы находилась чайная с вывеской «Осетръ». За стеклами витрин виднелась пыльная пальма в кадке. Клим вошёл внутрь. В помещении было тепло и уютно. Поручик устроился неподалёку от стойки, заказав пироги с мясом. Он принялся за еду, но из головы не шёл приказ, и выругавшись себе под нос, Михеев всё же засобирался обратно. Клим торопливо допил чай и заказав два пирога с собой, расплатившись, вышел на улицу.
У явочного дома не оказалось людей. Да, очевидно Пиранг просто запамятовал… Михеев едва не поддался соблазну проверить задержанного и поехать ночевать домой. Мысль о том, что придётся просидеть до утра на стуле, ему совсем не нравилась.
В его отсутствие задержанный очевидно пришёл в себя. Парень лежал посередине комнаты, упав в бесплодной попытке освободиться.
— Сбежать надумал! — хмыкнул поручик, — Вот и лежи теперь, скотина! Не стану я тебя поднимать!
— Какой, нах, сбежать! — проговорил Серёга, осторожно шевеля разбитыми губами. — В уборную мне нужно. Тебя же не дозовешься!
— В уборную… — Клим нахмурился. Ему не хотелось развязывать парня, но он понимал, что всё равно придётся это сделать. Молча кляня Ричарда Юльевича, Михеев заговорил: — Гляди у меня! Попробуешь чего отчебучить — пеняй на себя! Пристрелю, как собаку! Не сомневайся, — и поручик положил правую руку на кобуру с револьвером.
— Ты бы отвязал быстрее, — произнёс Минус. — Я тебя и так ждал! У меня терпение не железное! Не стану я дурить! Я и рук-то не чувствую!
Клим неохотно подошёл. Руки Серёги и вправду покраснели. От рывков задержанного узлы затянулись, и выматерившись в безуспешной попытке их развязать, поручик нашарил в кармане складной нож. Михеев принялся резать прочную верёвку. Нож был тупой и плохо справлялся с возложенной задачей.
Наконец-то путы ослабели и Клим отшатнулся в сторону, доставая револьвер из кобуры:
— Вставай медленно, — проговорил он. — И не вздумай дёргаться!
— Сейчас, — Минус попытался растереть онемевшие кисти. — Обожди, а? Не чувствую я руки.
Поручик молча кивнул, глядя на лежащего. В комнате было темно, лишь от окна падал тусклый свет газового фонаря. Серёга попытался подняться. Он опёрся на стул и Клим напрягся, на мгновение подумав, что задержанный задумал ударить его им. Но Минус отпустил стул, и шатаясь поднялся на ноги. Михеев расслабился. Серёга негромко произнёс: