— Это как? — неохотно спросил Минус.
— По лицу матери пощёчиной заехала! — Аня покачала головой. — И выдала, что лучше быть твоей блядью, чем Михиной женой! — при этих словах Анечка сама чуть не заехала Серёге по лицу. Она так посмотрела на Минуса, что он поежился.
— Нервы у неё сдали, — выдохнул Серёга. — Не обращай внимания. Пойдём к ней.
— Пойдём, — нехотя согласилась Аня. — Сегодня не лучший день, чтобы выяснять отношения.
Похоронная процессия тянулась через весь город в сторону еврейского кладбища, всё увеличиваясь с каждой минутой, ведь каждый встреченный еврей считал своим долгом присоединиться к ней. Остановки на пути делали не на перекрестках, к удивлению Серёги, а в произвольных местах. И только Либа растолковала ему, что эти места памятны покойному. Зерновая биржа, первый дом, в котором проживал Моисей, и дом родителей его супруги.
Тело Моисея завернули в саван и опустили в простой сосновый гроб, хоть некоторые старики ворчали, что следует хоронить без него. Снизу гроба находилось отверстие, чтобы тело могло касаться земли.
Что говорил раввин, Серёга не понимал совсем, и только молча стоял, глядя в сторону. Напротив него виднелось недовольное лицо Евы, Либиной матери, и очевидно, назло ей, Либа взяла Минуса под руку.
Каждый мужчина из присутствующих подходил к яме, и набирая лопату земли, бросал её на гроб. После чего отходил в сторону, читая какую-то непонятную для Минуса молитву. Потом мыл руки и срывая несколько травинок, перебрасывал их через плечо. Наум Эфраимович подтолкнул Серёгу вперёд и он проделал тоже самое. Поскольку молитвы Минус не знал, то просто тихо пожелал старику оказаться в лучшем мире, если он существует.
К дому Моисея возвращались пешком. Либа медленно брела между Серёгой и Аней. От её неутомимой жизнерадостности не осталось и следа.
В кабинете было немного места и поглядев на собравшихся, Шахар Соломонович проговорил:
— Можно перейти в другую комнату, если кому-то неудобно здесь, но я надолго вас не задержу. Мы с Мойше были друзьями и я рад, что удостоен чести огласить его посмертную волю.
— Я полагаю, что должны присутствовать только близкие, — раздался голос Тамира, отца Либы. — Незачем каждому слышать касающееся наших средств.
— Так ведь я и пригласил только близких, — хитро прищурился старичок. — Я пригласил только тех, кто упомянуты в завещании прямо или косвенно.
Тамир обвёл глазами присутствующих. Ульманас, глава еврейской общины, сидел на стуле спокойно и уверенно. Рядом с ним расположился Ошер, раввин. Возле него застыли Ильяс с Меиром. Старый татарин украдкой вытирал слёзы. Напротив устроилась Либа, совершенно игнорируя присутствие родителей. Аня неловко разместилась рядом с ней. Минус стоял спокойно, глядя прямо на Вайгельмана. Ева не сводила с Серёги глаз. Тамир развёл руками:
— Был ли отец моей супруги в добром здравии на момент написания завещания?
— А как же⁈ — Шахар Соломонович фыркнул. — Наум присутствовал лично и дал письменное заключение. Я надеюсь, вы не станете сомневаться в его квалификации⁈
Ульманас укоризненно посмотрел на Тамира и тот пожал плечами:
— Не стану.
— В таком случае я начну.
По мере оглашения, Минусу всё больше хотелось, чтобы это поскорее закончилось. Еве, своей дочери, Моисей завещал сто тысяч, торговые склады и всё движимое имущество, за исключением библиотеки. Анне тридцать тысяч. Либе пятьдесят. Дворецкому и Ильясу по три тысячи. Минусу досталась библиотека и вся переписка старика. Услышав об этом, Ева распахнула глаза:
— Это неслыханно! Чужой человек будет читать личные письма моего отца!
— Значит, не такой и чужой, — усмехнулся Серёга. — И не обязательно я стану читать. Может, я их просто сожгу, — он прищурился. — А вам-то чего переживать? Ваших писем там нет. Моисей Яковлевич говорил мне об этом заранее.
— Переходим к главному, — оборвал их Вайгельман. — Земельный участок с усадьбой и всеми строениями переходит в полное распоряжение еврейской общины города Одессы, для обустройства больницы для неимущих евреев. Мойше надеется, что Ошер правильно поймёт такой поступок. На синагогу покойный жертвует пять тысяч.
Ошер потемнел, но молча кивнул, зато Ульманас просто разинул рот. Он не мог поверить и не сводил с Шахара восхищённого взгляда:
— Я всегда знал, что Мойше поступит, как достойнейший из нас! Когда-то мы вели с ним речь об открытии второй больницы и он, усмехнувшись, сказал мне, что постарается сделать всё возможное. Ему это удалось. Вы можете гордиться своим отцом! — добавил он, обернувшись к Еве.
Она кисло улыбнулась. Завещание повергло её в шок. Когда Ева входила в кабинет, то уже чувствовала себя хозяйкой дома. Теперь на её плечи словно уложили тяжёлый груз. Она неуверенно взглянула на мужа, но он молча покачал головой.
Минус усмехнулся про себя. Старик хорошо сделал, поступив именно так. Попытавшись оспорить завещание, Ева попадёт в немилость всей общины города.
— Но я думала, что у отца было намного больше средств, — всё же произнесла Ева. — Ведь один «Чайный дом» стоил минимум пятьдесят тысяч! Всё ли правильно с доходами? Мне кажется, будто кто-то обманул моего родителя! — и она презрительно посмотрела на Минуса.
— Всё верно, — Вайгельман кивнул. — Частью своих средств Мойше распорядился ещё при своей жизни, так что в доверенных мне документах всё в абсолютной точности!
— Распорядился при жизни! — не выдержала Ева. — Он вам отдал эти деньги! — она утвердительно указала пальцем на Серёгу.
— Нет, — усмехнулся Минус. — Я бы и рад, но точно не мне.
— Перестаньте, — Шахар Соломонович заговорил примиряюще. — Как покойный распорядился своими деньгами — это его личное дело. Не стоит ссориться.
— Личное дело! — Ева фыркнула. — Облапошили моего отца эти проходимцы! — она перевела взгляд с Минуса на Аню. — Обобрали, пользуясь его добротой! Вот кому из вас пошли деньги за «Чайный дом»? С чего это мой отец его внезапно продал?
— Мне! — вдруг вспыхнула Либа. — Знать хочешь, у кого они? У меня! Ты что-то имеешь против?
— Выманят они их у тебя! — Ева заговорила громко. — Потому и делают вид, что дружат с тобой. Пользуются твоей наивностью! Как ты можешь идти на поводу у этих людей против собственной матери!
— У меня больше нет мамы! — Либа ударила рукой по столу. — Её и не было никогда! Ты когда-нибудь слышала меня? Может, ты любила меня? Ты вообще можешь любить хоть что-то, кроме денег⁈ Ты даже сейчас думаешь только про них! Кто толкал меня замуж, несмотря на то, что я не хотела этого⁈ Договорились с родителями Михи, вот сами и занимайтесь с ним любовью! Я тут причём⁈
— Какая же ты стала… — Ева покачала головой. — Что значит, дурной пример! — она кивнула на Аню.
— Вы переходите все рамки! — раздался громкий Анин голос. — Если бы вы хоть немного слышали свою дочь, то она бы не пыталась сбежать от вас как можно скорее! Я, видите ли, подаю дурной пример⁈ Я замужем за ним! — Аня кивнула на Серёгу. — А вы не хотите рассказать о своих связях? Или вам напомнить?
— Каких связях⁈ — Тамир непонимающе уставился на свою жену.
— Хватит! — вмешался раввин в разговор. — Прекратите! Сегодня скорбный день! Вы должны оплакивать покойного, а не скандалить из-за наследства!
В комнате повисла тишина. Вайгельман тихо произнёс:
— Я думаю, что всем лучше разойтись.
Тамир неохотно подал руку Еве, уводя её. Потом ушли Ульманас с раввином. Шахар Соломонович испытывающе посмотрел на Минуса.
— Мы не обманывали старика, — проговорил Серёга, — чтобы они там не выдумывали.
К его удивлению, еврей рассмеялся:
— Обмануть Мойше⁈ Я бы хотел встретиться с таким человеком! Я бы пожал ему руку! Нет, ну вы себе представляете это⁈ — он немного помедлил и произнёс:
— А что вы собираетесь делать с библиотекой, молодой человек?
— Я ещё не решил, — Минус кивнул. — Письма нужно будет сжечь, кроме немногих. Те заберёт Либа. А книги⁈ Не знаю. Я посмотрю. Может выберу какие-то для себя, а может и нет. В любом случае, все забирать точно не стану. Вы тогда поможете определить их куда-то, где от них будет польза?
— Библиотека Мойше стоит дорого, — улыбнулся старичок. — Он собирал её много лет. Я бы не советовал отправлять эти книги в публичную библиотеку, университет или тем более, гимназию. Я бы посоветовал продать её знающему человеку. И книгам так будет лучше и вам полезнее.
— Хорошо, — Серёга кивнул головой. — Тогда вы найдёте покупателя?
— Найду, — Вайгельман усмехнулся. — Это несложно. Вы когда уезжать собираетесь?
— Не знаю, — Минус кивнул на Либу. — Мы собирались поехать в Крым с её дедушкой, да только не успели. Может, конечно, оно и лучше так, чтобы не в дороге случилось, но очень жалко, что не успели отвезти его.
— Я завтра зайду, — кивнул Шахар Соломонович, протягивая руку на прощание. — Не извольте беспокоиться, Ильяс меня отвезёт. Потолкуем мы с ним в дороге по-стариковски.
Серёга обвёл глазами девушек:
— Что делать будем? — проговорил он негромко.
Аня промолчала, поглядев на нахмурившуюся Либу. Та вдруг произнесла:
— А вот возьмём и поедем в Ялту! Я здесь оставаться не хочу! В Киев вернуться⁈ А зачем⁈ Сидеть там в четырёх стенах⁈ Дедушка бы не хотел, чтобы я рыдала! Я это точно знаю! Траур этот дурацкий соблюдать⁈ Дикость! Ну как может девушка не мыться неделю⁈ Ты можешь себе это представить⁈ — она посмотрела на Аню.
— Глупости, — Аня удивилась. — Это у вас обычаи такие?
— Да, — Либа махнула рукой. — Мыться нельзя, стричься нельзя, наряжаться нельзя, работать нельзя, веселиться нельзя. Мясо есть нельзя и вино пить.
— Поехали, — Минус задумался. — Я Шмулю вещи отвезу и завтра в дорогу. Мне тоже не хочется здесь оставаться.
— Поедем, — неохотно согласилась Аня. — Если вы хотите, то поедем.
— А где Катя⁈ — спросил Серёга.
— В гостевом доме, — Анна махнула рукой. — Тётя Паша, кухарка, смотрит за ней. Я попросила, как случилось. Я удивилась, что поминать покойного не принято у вас, — добавила она, обращаясь к Либе. — Зато натащили уйму булок каких-то и яиц! Что с ними делать⁈ Надо раздавать кому-то?