От кого?»
Тут к нему подскочила встревоженная Марта:
— Юрген, с тобой все хорошо? Ничего не болит? — После того как они отлупцевали фашистов в «Черепе», защитив девичью честь, Батый стал замечать повышенное внимание малолетки к своей персоне.
— Со мной все нормально. Как Андреас?
— Ему Гудрун оказывает помощь. — Девушка заметно покраснела и отвела глаза.
— Ага, — подозрительно хихикнул Питер. — В моей спальне, закрыв на ключ дверь.
— Они взрослые люди, — решительно заявила девушка и, с вызовом глядя на Юргена, заявила: — Почему у тебя только одна спальня?
Хозяин от неожиданности поперхнулся.
Урбах щедро притащил на стол все, что у него было съестного. Оказалось, немного. Бодер с Гудрун наконец затихли в спальне. Август отлеживался на диване, держась за поврежденную челюсть. Поэтому за столом восседала только половина группы. Батый сноровисто нарубил бутерброды, а Питер и Марта принялись снимать стресс пивом.
— Марта, а как ты оказалась с Эльзой? — поинтересовался Юрген.
— Так она с Бодером занимались социальной работой в нашем детдоме.
— Что? — Сказать, что друзья были удивлены услышанным, значит, ничего не сказать. — Бодер и Гудрун занимались социальной работой в детдоме?
— Да. Мы все их очень любили. Они привозили нам подарки.
— Интересно, какие? — включился Питер. — Игрушки?
— Зачем? Пиво, сигареты, кое-что из жрачки. В сиротском приюте всегда хочется лопать.
— И как к этому относились воспитатели?
— Злились. Но отнимать не пробовали. Мы бы их разорвали.
— Так ты тоже из детдома? — с трудом произнося слова, поднялся с дивана Август.
— Ну да. А что тебе не нравится? — с вызовом отозвалась девушка.
— Я тоже, — только и смог сказать норвежец.
— Так как ты связалась с Эльзой? — продолжал допытываться Юрген.
— Адреас увидел, как мы живем, чем нас кормят, и возмутился, а Гудрун его поддержала. Воспитатели хотели их выгнать, и тогда мы устроили бунт.
— Это как? — Теперь и у Питера проснулось любопытство.
— Стали ломать мебель, подожгли класс. Тогда надсмотрщики вызвали полицию. Мы забаррикадировались, стали кидать в них камни. Но полиция была сильнее. Мне удалось сбежать, и Гудрун взяла меня к себе жить. Теперь мы с ней как сестры. — Она с вызовом посмотрела в глаза Батыя: — Хочешь быть моим братом?
Юрген от неожиданности чуть не подавился. С дивана на него, сжимая кулаки, ревниво смотрел норвежец.
«Ничего себе сюжет закручивается», — подумал разведчик.
Глава 6
Коммуна бурлила как пчелиный улей, не переставая, круглосуточно. Оказалось, что один из полицейских застрелил при разгоне молодого парня. Тот шел по своим делам мимо, из любопытства решил глянуть, что за дела, и получил пулю.
Глубоко за полночь в комнате, где обитал Юрген Краузе, задержались Андреас и Питер. Гудрун с ее неуемным характером умчалась в университет. Дучке и Союз студентов готовили очередные гоу-ин. Туда же умотали и соседи по комнате.
Троица пила пиво и лениво перекидывалась в карты. Дверь, как обычно, была распахнута, в нее неожиданно ввалился рано начавший лысеть шкафоподобный Малер.
— А вы чего не в университетском городке? Там сейчас народ готовится к новым акциям протеста.
— Сколько можно болтать языком попусту. — Бодер раздраженно бросил карты на стол. — Что толку от ваших беззубых акций. Этим власть не проймешь. Нужны реальные действия. Мы, молодежь, должны показать свою силу этим зажравшимся бюрократам. Они над нами смеются, а должны бояться.
— Разве наша массовость не есть проявление нашей силы? — возразил юрист.
— Вся ваша массовость разбежалась при появлении даже не полиции, а просто охранников шаха. Вот если бы у нас были боевые ячейки, которые организовали этим азиатам отпор, тогда можно было бы говорить о победе.
— Так вы же дрались. Мне рассказывали, что Юрген ими даже командовал. Краузе, ты что, знаешь их язык? Откуда? — Очевидно ради этих вопросов и пришел к ним Хуберт.
— В ГДР я ходил на курсы арабского языка.
— Для чего? — внимательно из-за очков посмотрел на него гость.
— Друзьям проспорил, что смогу продержаться на курсах арабского три месяца. Пришлось ходить, а так зачем он мне. — Объяснять, что он говорил не на арабском, а на таджикском, значит, вызвать еще массу вопросов.
— Вот и я думаю, зачем тебе арабский. Может, ты мусульманин, четки постоянно с собой носишь. Зачем?
— Четки нужны для подсчитывания молитв, произнесенных правоверным. Постоянное их ношение при себе служит верующим напоминанием о суете мира, о необходимости смирения гордыни и агрессии. Это своеобразная лестница в небо, при помощи которой верующие люди обращаются к богу, — с загадочной улыбкой произнес Батый, активно перекидывая в руке свой амулет.
— Да ладно тебе, Юрген, покажи ему, — попросил Андреас.
— Хоп, — громко прикрикнул Краузе и перекинул их из правой руки в левую. Гость невольно проследил их взглядом и упустил, не заметил, как в правой руке перебежчика из ГДР оказался складной нож. Юрген несколько раз крест-накрест резко махнул лезвием перед лицом гостя.
— Это называется «прямой хват». Он самый привычный и самый жесткий. Им лучше всего наносить рубящие удары, но можно бить и тычками. — Разведчик так же резко обозначил места поражения на толстяке. — А это уже обратный хват. — Он легко и даже красиво перевел нож в положение клинком вниз. — У него нет такой амплитуды, зато увеличивается сила удара сверху-вниз.
Мелькание лезвия ножа перед лицом заставило Малера замереть и даже побледнеть.
— Чтобы не потерять навык, мне нужно постоянно тренировать руки, — убирая оружие, пояснил Батый и снова взялся за четки.
Малер шумно уселся на стул, хотя его никто не приглашал. Он тщательно протер носовым платком не первой свежести очки. Адвокат явно готовился что-то сказать.
— Питер, прикрой дверь, — настроился гость. — Я тоже считаю, что на убийство нашего товарища мы должны дать жесткий отпор.
— Ты предлагаешь грохнуть в ответ какого-нибудь полицейского? — заинтересовался Андреас.
— Нет. Убийство наши не поймут. Пока это слишком жестко. Большая часть еще не готова к такому. Беспорядки, забрасывание полиции и официальных лиц яйцами и пакетами с кефиром, в крайнем случае, бутылками и камнями, но — никак не настоящее убийство. К террору надо переходить постепенно, приучая общество, иначе это оттолкнет большинство людей. Надо чтобы было и жестко, и символично.
— Тогда поджог. Спалим полицейский участок. Питер сделает «коктейли Молотова». Подъедем в темноте и закидаем. Экипаж автомобиля — четыре человека, трое выскакивают, по две бутылки на каждого, и — сразу назад, в машину, и — ходу. Два заряда на вход, остальные по окнам. Никто ничего не успеет заметить.
— Мы хотим вызвать общественный резонанс или разозлить наших Bulle? — подал голос Юрген, он вспомнил, что «Буле» в ФРГ на жаргоне называют полицейских, от слов «бык» или «увалень».
— Тогда поджоги магазинов. На мой взгляд, это лучший способ расшевелить заплывшего жиром немецкого обывателя. Поджог крупных универмагов должен стать нашим ответом на преступную войну во Вьетнаме, а также акцией протеста против общества потребления, которое оболванивает сознание масс.
— А при чем здесь Вьетнам? — удивился Урбах.
— Американцы напалмом выжигают целые деревни вьетнамцев, а мы будем в ответ сжигать магазины с американскими товарами. — Напор Бодера было не остановить.
— Согласен с тобой, Андреас, — как бы решил за всех Хуберт. Он вообще часто принимал решение за всех. — Давайте определимся с потенциальными объектами. Ваши предложения?
— Итак, что мы имеем. — Батый прогуливался с резидентом по дальним дорожкам одного из берлинских парков. — Вокруг Бодера складывается группа агрессивно настроенной молодежи. Так?
— Так, — согласился молодой человек.
— Ему собирается помочь подготовить силовую акцию адвокат Малер. Очень хороший организатор с большими связями. Так?
— Так.
— Объектом они выбрали супермаркет Кауфхоф. Почему?
— Символ потребительского общества.
— Они могут поменять объект нападения?
— По-моему им все равно, главное, чтобы это было громкое дело, а обосновать можно все что угодно, хоть общественный туалет.
— Сможешь их навести на мысль, что их главный противник — буржуазная пресса и акцию надо проводить против них?
— Думаю, что смогу. В последнее время газетная империя Шпрингера так и сыпет ругательствами против студенческого движения. Писаки сильно раздражают и Бодера, и Малера, да и остальных тоже. У нас есть к этому интерес?
Они молча прошли несколько метров, и Север решился довести до молодого коллеги закрытую информацию.
— Недавно состоялись совершенно секретные переговоры по статусу Западного Берлина между представителями СССР, США, ФРГ и ГДР. Наше руководство добивается снятия политического напряжения по этому щекотливому вопросу. Есть подвижки в договоренностях. Это секретная информация, но часть документов каким-то образом попала в руки журналистов Шпрингера, и они хотят сорвать наметившийся процесс. Аксель всегда был сторонником реваншизма.
— Эти документы находятся в редакции?
— Пока да. Их готовят к публикации.
— Как наша доморощенная акция повлияет на это? Я думаю, смогу уговорить и Андреаса, и Хугуберта на это. Даже приведем к ним под окна толпу студентов. Но документы наверняка хранятся в сейфе. Мы даже не знаем, в каком. Или знаем?
— Нет, не знаем. Поэтому вот тебе, Батый, первое боевое задание — организовать крестовый поход молодежи против редакции Шпрингера. Второе — узнать, где хранится материал по переговорам. Узнаешь, затеешь заваруху, сможешь устроить пожар, а дальше уже наше дело. Не будет документов — грош цена сплетням продажных журналистов. Приказ понятен, лейтенант?
— Так точно, товарищ майор.
Навстречу им две мамаши катили детские коляски.