Мужчины решили уединиться в комнате, которая к этому времени стала выполнять роль своеобразного штаба. Там, как обычно, перекидывались в карты Максимилиан, Август и их новый приятель Карл Распе. Карл был дальним потомком того самого Распе, который породил барона Мюнхаузена. Из-за этого парень постоянно вынужден был терпеть насмешки окружающих. Он отважно себя проявил в противостоянии с полицией во время поджога издательства Шпрингера.
Театр их не интересовал. Норвежец, увидев девушку, сразу забросил карты и, явно стесняясь, приблизился к Марте:
— Привет. Хочешь? Это настоящий швейцарский шоколад. — Он осторожно протянул маленькой беспризорнице плитку в яркой обертке.
— Купить меня хочешь? — с вызовом окрысилась девчонка. — Думаешь за конфетку меня поиметь. Фиг тебе. — Она показала неприличный жест, но шоколадку взяла. — Хорошо, что хоть куклу не притащил. — Она забралась с ногами на стул и с удовольствием зашуршала фольгой.
Норвежец счастливо улыбался. Судя по всему, он был готов простить ей все, что не стерпел бы от других.
Все в комнате были свои, поэтому Хуберт сразу перешел к делу:
— Друзья, сейчас самое время для активных действий. Дучке ранен по явному наущению Шпрингера. Молодежь жаждет мести, но для реального ответного вооруженного удара нужны люди. Большинство не готово проливать кровь.
— Бодер готов, — заметил Урбах.
— Да, но он и Гудрун в тюрьме. Надеяться, что их скоро выпустят, не приходится. Поэтому у нас три пути. Либо попытаться их вытащить оттуда, либо действовать самим, — с жаром заявил адвокат.
— Ты сказал — три, — напомнил Питер.
— Третий — это и то и другое. Вытаскиваем наших соратников, пока они в тюрьме не натворили дел, и продолжаем борьбу.
— Что ты вообще хочешь, Хуберт? В чем твоя цель? — задался вопросом Юрген.
Адвокат на минуту задумался, как бы решаясь.
— Мы здесь с вами одни, хочу, чтобы вы меня поняли. В детстве мне рассказали одну притчу, которую я запомнил на всю жизнь. Если пойти в пустыню и поймать сто красных огненных муравьев, а также сто больших черных муравьев и поместить их в сосуд, то сначала ничего не произойдет. Однако если сильно встряхнуть сосуд и бросить их обратно на землю, муравьи будут сражаться, пока не уничтожат друг друга. В нашей стране есть те, кто за красных, и те, кто за черных. После тяжелейшей войны они удивительным образом уживаются друг с другом. Я хочу, чтобы встряхнули общество, и красные, наконец, проснулись и победили черных. Я хочу, чтобы победил марксизм, чтобы пришла настоящая демократия и справедливость, чтобы добить фашизм. По моему мнению, мы должны создать во всей Германии отряды городских партизан, борцов, которые смогут разжечь марксистскую революцию. Мы должны бороться за право народа самому решать свою судьбу. В этом мы похожи на Вьетнам. И у нас, и у них есть фронт борьбы с империализмом, насаждаемым американцами. Так же как и во Вьетнаме, мы должны начать гражданскую войну. Кто согласен со мной?
— Я, — заявил Макс и подал Юргену условный сигнал, что пора начинать.
— А мне кажется, что ты провокатор, — зловещим и немного наигранным голосом произнес Краузе.
Малер опешил. Зато за него тут же вступился Макс:
— Ты что несешь?! Если ты сам струсил, то нечего наговаривать на других!
— Кто трус? Я? — начал демонстративно заводиться Батый. — Я дрался с шахскими охранниками, я штурмовал и закидывал зажигательные бомбы в редакцию Шпрингера. А где был он? — Юрген больно ткнул пальцем в пухлый живот адвоката. Тот от неожиданности икнул и стал пятиться.
— Зато он это все организовал. И не смей трогать его! — уже вопил Зенит.
— Да я его сейчас не просто трону, я ему морду разобью.
Юрген рванулся к ошеломленному пятящемуся адвокату, но, как и было отрепетировано, Макс Фокс ринулся наперерез и оттолкнул нападавшего. Юрген картинно отлетел на кровать. Та, заранее снятая с креплений, рухнула на пол.
На крики стали собираться зрители. Юрген с ревом бросился на щуплого Максимилиана, но тот перехватил его и отшвырнул к выходу. Противник ударился всем телом о дверь, и она с хрустом вылетела из косяка. Накануне они заменили шурупы в петлях на более короткие и тонкие, поэтому она еле держалась.
Со стороны казалось, что схватились два суровых бойца. От испуга ни у кого даже мысли не возникло разнять их. Батый с Зенитом не раз проводили спарринги во время спецподготовки, поэтому удары и броски шли непрекращающимся каскадом. Как и было задумано для достоверности, Макс заехал товарищу по носу, пошла кровь, и тогда Юрген вытащил нож.
Хуберт вжался в угол, Карл Распе на всякий случай переместился к выходу. Батый умело крутил и перебрасывал клинок из одного положения в другое. Хищное лезвие так и порхало из одной руки в другую. Он яростно ругался, не забывая ронять попадавшиеся под руку предметы.
Марта все время рвалась на защиту предмета своего обожания, но ее предусмотрительно крепко держал Адольф.
Фокс схватил заранее приготовленное полотенце и накрутил его на руку как защиту от ножа. Зрители оценили хладнокровное грамотное поведение Макса. Вообще, со стороны он казался воплощением спокойствия. Они кружили по разгромленной комнате.
Бросок — Зенит отбивает нож. Клинок отлетает в сторону. Противники с ревом катаются в партере, обмениваясь ударами, и через какое-то время, тяжело и надсадно дыша, наконец, расходятся по углам.
— Проваливайте отсюда оба, — заявил Юрген, размазывая кровь.
— Ну и черт с тобой, — ответил Фокс. Батый все-таки успел ножом располосовать ему куртку. — Мы уйдем, а ты подумай, с кем останешься. — Он повернулся к Малеру: — Хуберт, поможешь мне с углом? Не оставаться же мне с этим сумасшедшим.
— Конечно, Макс. — Толстяк с уважением посмотрел на своего защитника. — А ты, оказывается, парень не промах. Не переживай, пристрою.
Через несколько дней Эльзу Гудрун под большим давлением общественности, возбужденной гневными статьями в прессе и выступлениями по телевидению Ульрики Майнер, выпустили по подписке. Андреас вел себя слишком агрессивно, и его прошение об изменении меры пресечения отклонили.
Утром Максимилиан оставил сигнал о встрече с Головой. В течение часа третий нелегал должен был снять сигнал и поставить метку, что сообщение принято. Но сигнал оказался нетронутым, и метки не было. На следующий день история повторилась. Зенит срочно известил Батыя, и они решили навестить Виктора.
Уже темнело, когда они подошли к кампусу. Студенческое общежитие жило своей бурной жизнью: громко играла музыка, постоянно хлопала входная дверь, впуская и выпуская гостей.
В окне комнаты, где жил Виктор, света не было. Они прождали больше часа и решили проверить на месте. В здание они зашли порознь. Первым шел Батый, Зенит страховал. Дверь в комнату оказалась не запертой. Стучаться здесь было не принято, и Юрген решительно вошел в комнату. Из угла послышался стон. На диване, свернувшись калачиком, лежал Врабий, прижимая к животу тряпку. Батый кинулся к нему и увидел, что вся тряпка пропитана кровью.
Батый осмотрел комнату. В ней явно были следы борьбы.
— Срочно звони по телефону, заказывай билеты в мюзик-холл по этому адресу, — приказал он появившемуся в дверях напарнику.
— Какой мюзик-холл? — не сразу понял Фокс, но тут же вспомнил пароль экстренной эвакуации.
Он стремглав метнулся на улицу. Возле дороги он еще раньше заметил будку телефона-автомата.
Через двадцать минут Зенит привел двоих молчаливых мужчин. Один быстро осмотрел раненого. Гости понимали друг друга без слов. Первый быстро наложил повязку, они молча подхватили Виктора под руки и направились к выходу. Зенит и Батый остались вдвоем.
— Валим? — вопрошающе посмотрел на старшего Максимилиан.
— И побыстрее. Только протрем отпечатки на всякий случай.
Для снятия напряжения они зашли в ночной бар. Взяли по стопке шнапса. Не помогло. Добавили еще. Первым поплыл Фокс, ему очень хотелось сказать что-то очень умное.
— Знаешь, когда обычные люди говорят «валим», это значит — надо бежать. А если так говорят уголовники, то значит — надо убивать. — Он глупо улыбнулся и пьяно икнул.
— Учту на будущее, — заверил его захмелевший напарник и серьезно поинтересовался: — А мы с тобой сейчас кто?
Теперь неспешно по тропинкам парка резидент прогуливался уже с Зенитом. Со стороны казалось, что дядя с племянником обсуждают семейные проблемы.
— Докладывай, как прошло внедрение.
— Как мы и планировали: после драки Малер разместил меня в так называемой Коммуне-2.
— Что предложил?
— Присоединиться к группе, которая называется «Тупамарос Западного Берлина».
— Даже так?
— Красивое название. Но чаще он называет нас «партизанами».
— Что там за люди?
— Студенты. Я заметил, что в Коммуне-2 народ живет более спокойный. Серьезный, что ли. В Первой Коммуне вечный, несмолкаемый праздник. Марихуана, рок-н-ролл, митинги, пьянка. Здесь же молодежь не забывает учиться. Есть даже семейные. В Первой больше анархии, все бунтуют против остатков фашизма в стране, а здесь обсуждают политику, диспуты проводят и винят во всем американцев.
— Значит, в Первой борются с внутренними врагами, а во Второй с внешним засилием. Интересный расклад. Как тебя приняли?
— Пока выезжаю на авторитете старших товарищей. Там знают Бодера, Гудрун, нашего Юргена. Восхищаются их храбростью и отчаянностью. Ну, и я как бы из их команды.
— Надо зарабатывать у них свой авторитет, Максимилиан. — В голосе резидента звучал скрытый смысл, и Зенит его уловил.
— У меня что, будет особая задача?
— Верно. Главная задача Батыя заключается в проникновении в наиболее активную ячейку террористической направленности. У него это хорошо получается. Ты его в этом отношении страхуешь. Но это не все. Твоя основная деятельность теперь заключается во внедрении в молодежную студенческую среду, поиск там наиболее перспективных ребят — умных, образованных, которые впоследствии могут занять ключевые посты в интересующих нас местах: в политике, в разведке, в правительстве. Свободный университет Берлина — это кузница таких кадров. Твоя задача — найти таких ребят, хорошо изучить их и дать рекомендации по проведению вербовочного подхода к ним.