Тем же резким недовольным движением Касымбетов открыл дверцу и поставил «Столичную» снова на стол, рядом с салатницей.
— Не торопишься? — спросил он у «Марика». — Срочных дел не предвидится?
Тот пожал широкими плечами.
— Да нет вроде. Я же в отпуске.
— Тогда другое дело. — Касымбетов вздохнул. — А я вот уже и забыл, когда отдыхал по-настоящему. Смех… Иссык-Куль рядом, а я не помню, когда в последний раз купался! — Он оживился, откупорил бутылку, расставил стаканы. — Анекдот я вспомнил: один турок упал с русского парохода, а как по-русски сказать «тону» забыл. Вот он и кричит: «Последний раз купаюсь!» Смешно, а?
«Марик» улыбнулся, и старик Середа хохотнул тоже, хотя соли анекдота не ощутил.
«Добро еще руки у старика от тряпки мокрые, — подумал Касымбетов, — не то полез бы здороваться с этим «Мариком», а у самого пятерня дрожит…»
После второго стакана разговор пошел веселей, однако «Тимур» — Касымбетов взглянул на опустевшую бутылку и нахмурился:
— Вроде и не пили мы, мужики, а уже дно видать. Ну, — он оглядел небольшое застолье, — кто мотает за очередной?
Старик отвернулся, потупясь.
«Марик» развел руками:
— Я бы — за милую душу, только в кармане — пшик… — Он для убедительности вывернул карман и со значением посмотрел в глаза Касымбетову.
Тот в свою очередь оглядел «Марика» с ног до головы и предложил:
— Толкни мне свои джинсы — разживешься. Для тебя исключение сделаю, потому что вообще-то шмотье меня не интересует. Золотишко — другое дело… — Он испытующе взглянул на гостя. — Валюта… Только откуда ей быть у тебя?
— Это ты прав, — глаза «Марика» нехорошо сузились.
— Слухайте, хлопцы, договоритесь в конце концов — и крышка! — вставил вовремя старый Середа. — Чего тут темнить? — обратился он к «Марику» и ткнул в Касымбетова пальцем. — Это и есть тот самый человек, про которого я тебе говорил.
— Старик! — Касымбетов стукнул ладонью по столу так, что стаканы зазвенели. — Кто тебя просил вмешиваться? — Он вдруг обмяк и махнул рукой. — Ладно… Все равно ты уже проговорился, — и повернулся к «Марику». — Связал нас одной ниткой старый таракан. Давай теперь начистоту. Дело-то хоть стоящее? Учти, ни я, ни бабуся мелочиться не любим.
— Золотых гор не обещаю, — откликнулся как-то равнодушно «Марик», — но куска на два с половиной вся куча потянет.
«Две с половиной тысячи! — прикинул быстро Касымбетов. — Это почти полная стоимость тех облигаций, которые были взяты в ташкентской сберкассе».
— Что же за товар? — спросил он осторожно.
— Чем больше будешь знать, тем скорее помрешь, — мрачно откликнулся гость.
— Как хочешь, — Касымбетов пожал плечами. — Я к тому спрашиваю, что шмотье, — я уже тебе говорил, — по бабусиной части. Захочешь — сведу тебя с ней. А я беру валюту, ну, может, меченое. Но только уж по моей таксе. Чтоб без обид потом.
— Что еще за «меченое»? — спросил гость.
Касымбетов ухмыльнулся:
— Сразу видать: до профессора тебе, парень, далековато.
— Я добытчик, а не лавочник, — «Марик» пренебрежительно хмыкнул.
— Меченый товар — это облигации, аккредитивы, ну и прочее такое. Там же номера на них. Секешь? — снисходительно объяснил Касымбетов и добавил: — Я могу взять, но только мешком. А две-три бумажки дари своему дедушке в день его рождения.
— У меня ничего такого нет, — гость сплюнул на пол и закурил.
— Ну, еще… — Касымбетов решил пойти ва-банк, хотя и говорил будто нехотя, — еще мог бы взять «пушку». Только фирменную. Самоделок не требуется. Вот наган — это вещь, — он мечтательно прикрыл глаза. — Со ста метров насквозь дырявит.
— Мокрянка не по нашей части, — «Марик» недовольно пожал плечами.
— Да ты не морщись! За кого меня принимаешь? — вскинулся Касымбетов. — Я не дурее тебя. Мочить — не мастак тоже. Мое дело: купи — продай, опять купи — опять продай, чтоб подороже, конечно. И чтоб не громоздко. Секешь опять?
Гость кивнул.
— Так где твой товар?
— Неподалеку.
— В камере хранения, что ли?
— Да нет. На хате одной.
— Тогда что ж, — Касымбетов с сожалением посмотрел на пустую бутылку, — вперед на мины, как говорится. Потопали, а то бабуся спать ложится с курами.
Валиев в окно директорского кабинета увидел, как двое вышли из дому и двинулись в сторону вокзала. Старик Середа стоял на пороге, глядя им вслед.
«Марик» шагал так быстро, что Касымбетов, сам человек весьма проворный, едва поспевал за ним.
— Долго еще топать? — недовольно спросил он.
— Минут десять, — ответил, не оборачиваясь, «Марик».
Они вошли в узкий сумеречный переулок. Здесь было безлюдно. «Марик» чертыхнулся, стащил с ноги туфлю и начал вытряхивать из нее камушек.
Касымбетов прошел чуть вперед, достал сигарету, чиркнул спичкой и, когда привычно поднес к сигарете огонек, прикрывая его обеими ладонями от ветра, вдруг почувствовал, как в спину, между лопаток, уперся покалывающий кожу кончик ножа.
— Стоять! — угрожающе произнес «Марик».
«Неужто старик выдал? — мелькнуло в голове у инспектора. — Быть не может… Значит, я сам переиграл».
Стараясь оставаться спокойным, он небрежно бросил через плечо:
— Не дури!
— Я тебя сразу раскусил, гад. Как только ты мне баки забивать начал.
Острие финки укололо больней. Инспектор ощутил холодок под сердцем. «Резкий поворот… удар согнутым локтем по кисти, держащей нож…» — всплыло заученное, но он тут же отогнал эту мысль прочь.
— Сознавайся, паскуда, кто ты есть… — «Марик» пошевелил финкой, слегка вращая лезвие.
— Убери кесарь, скотина! — произнес сквозь зубы Касымбетов. — Сявка ты, если приблатненного распознать не умеешь.
«Марик» убрал финку.
— Проверка, — сказал он спокойно. — Не обижайся. Шеф у нас строгий. Без техосмотра к себе подпускать запрещает. А нервы у тебя крепкие, молоток!
— Да пошел ты!.. — выругался Касымбетов.
Он прекрасно понимал, что проверка еще не окончена, и потому зло бросил «Марику» в лицо:
— Связываться с вами не желаю, — сразу видно, что вы за хмыри! Бывай здоров! — и, круто повернувшись, он зашагал обратно.
— Постой! — «Марик» догнал его. — Вот теперь я тебе верю. Пошли!
Вскоре «Марик» и двое его сообщников с чемоданами в руках поспешно шагали вслед за Касымбетовым по кривым улочкам привокзального поселка. Из-за угла вышли, пошатываясь, громко разговаривая и хохоча, двое парней. То были Галкин и Цыганов. Они двигались следом, держась, впрочем, на расстоянии, чтоб не вызывать подозрений.
— С бабкой торговаться надо, гороху наевшись, — наставлял на ходу своих спутников Касымбетов. — Кадра такая, что, кажется, никакой пушкой не прошибешь. Но все же и по дешевке не отдавайте. Я тоже, между прочим, в барыше заинтересован, а с ведьмы этой много не сдерешь: даст четвертак — и заткнись. А так, я думаю, и вы пару сотен подкинете. А может, больше?
— Не скули, — раздраженно оборвал его человек, одетый лучше других, да и манеры у него были властные. По всему судя, именно он и являлся тут главарем. — Не обидим… — Это была едва ли не единственная фраза, которую он проронил за все время пути.
Касымбетов остановился.
— Вот и пришли почти, — молвил он и потеребил свой ежик. — Закон у меня такой: половину гонорара вперед. Иначе — стоп!
Главарь поставил на землю чемодан, достал бумажник, порывшись в нем, вытащил две зеленые бумажки и с некоторой брезгливостью даже протянул их Касымбетову.
— Держи!
Двое остановились рядом, не выпуская ноши из рук. Момент был самый благоприятный. Тут же из-за угла ближнего здания, из переулка и сзади подошли шестеро в штатском и встали рядом с преступниками — по двое около каждого.
— Чего надо? — не сразу смекнул главарь.
Обернулся и вздрогнул, разглядев за калиткой, к которой подвел их проводник, силуэт милицейского «уазика». А у входа в здание, расположенное во дворе, стоял дежурный старшина. С любопытством поглядывал он на «гостей», которых «надежный человек» провел закоулками к задней калитке районного отдела милиции.
5
В ту же ночь задержанных допросили.
Перед Валиевым сидел хорошо сложенный молодой человек лет двадцати пяти. Его можно было бы назвать симпатичным, не будь известно, какими грязными делами занимается он вместе со своими сообщниками. Да и одет он был весьма аккуратно: сшитые по последней моде брюки, со вкусом подобранная рубашка, плотно облегающая ладную фигуру, новые туфли на высоком каблуке, гладко выбрит, попахивает отличным одеколоном. Держался он строго, с известным достоинством, как интеллигентный человек, которого приняли за преступника всего лишь по недоразумению, но, конечно же, в самом скором времени оно разрешится и его отпустят с непременными извинениями.
Однако Валиев знал, что все это — лишь внешнее прикрытие. Да, времена изменились, и преступники стали выглядеть иначе. Всеми средствами, включая культурную речь, даже стремление блеснуть эрудицией, пытаются они произвести впечатление людей вполне порядочных.
Ни тени обиды не было заметно на лице задержанного. Наоборот: даже некоторая снисходительность. Ну, предположим, рассуждает он про себя, его изобличили в попытке сбыть какие-то вещи. Но кто и как докажет, что они — краденые? Задержан он во Фрунзе, где ни у кого не похищали именно эту канадскую дубленку или именно вот этот магнитофон фирмы «Сони». Следовательно, утверждение «вещи — мои» неопровержимо.
— Я еще и еще раз повторяю вам, товарищ подполковник, — говорил Дрепин (так назывался задержанный по документам), — вы ошиблись, задержав нас. Все, что мы хотели продать, приобретено мною и моими товарищами в течение нескольких лет. Где приобретено? Не в универмаге, конечно, кое-что — по случаю, в комиссионках, кое-что — на барахолке. Приходилось изворачиваться, один бог знает как. В долги влезли, а тут еще потратились на Иссык-Куле. Было дело: погуляли как надо и в Чалпанате, и здесь, во Фрунзе. Теперь надо с кредиторами рассчитываться, а в карманах — ветер. Доброе имя нам терять не хочется, вот и решили продать все оптом да подороже.