— Богатый, — посочувствовал председатель комбеда. — Ну, раз так, есть за кого бороться и мстить мировому капиталу.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ.ОНИ БЫЛИ СТУДЕНТЫ
Только что вернулась из дому. Семь потов пролила, квартиру убрала на славу. Мать будет довольна. И вдруг посмотрела на бабушку — сердце защемило. Бледная, с розовым шрамом на голове, чувствует себя одинокой и бессильной. В квартире пусто. Ребячьего гомону давно уже не слыхать. И вообще вокруг пусто. К институту и подойти боязно, больно много с ним горького и счастливого связано. Друзей своих порастеряла, кажется, безвозвратно.
Есть за что бороться и мстить. Нет пока такой возможности.
Жизнь как будто вошла в свое русло. Коды. Цифры. Латынь. Выход на связь. Купанье в заливе. Снова выход на связь. Самоучитель немецкого языка. С диска патефона плывут немецкие слова, наговоренные русскими. Потом из эфира наплывают немецкие слова, произносимые уже немцами. Выход на связь. Самоучитель английского языка.
А осенняя пора — чаровница. Листва желто-красная и потому придает лесу вид опаленного зноем. Пушкин любил это время. И я люблю его. Эти дни особенно прекрасны. Дожди еще не замызгали дорогу, трава и листья еще не гниют. Прохлада и изумительная, ни с чем не сравнимая свежесть. Румяные щеки природы…
А у меня жизнь пока сплошное повторение — долбежка, долбежка, долбежка. И, кроме семи слов от тебя, — ничего нового. «Жив. Здоров. Помню. При первой возможности напишу». Даже подписи нет. Учитесь, товарищ разведчик…
— К вам можно, Сильвия Семеновна?
— Конечно, Сергей Дмитриевич, заходите.
Он не один. С ним — маленькая темноглазая девчушка. Чемоданчик держит смешно — обеими руками к себе прижимает. Носик курносый и веснушки. Ничего примечательного. Наверно, до войны десятый кончила. Где-нибудь под Лугой или Гатчиной. Застряла в эвакуации и — сюда. Хотя сюда — не просто…
— Знакомьтесь, это Марина Васильевна. Будет вашей соседкой по комнате.
— Очень рада.
Вот новости! Одной так хорошо было.
Инструктор глянул на Сильву.
— Мне кажется, вам уже поднадоели занятия со мною. Для разнообразия займетесь с Мариной Васильевной.
— Есть поучить. Коду?
— Поучиться, — пояснил он. — Кодам. Ну, устраивайтесь, товарищ младший лейтенант.
Вот это сюрприз! Десятиклассница — младший лейтенант.
— Выругайте меня, Марина Васильевна, но как только вы вошли, я решила, что вам семнадцать лет и вы еще совсем-совсем зеленая…
Девушка взглянула на нее, и Сильву поразил спокойный, даже чуть суровый взгляд больших карих глаз. Но девушка ничего не сказала, положила чемоданчик на стул и начала раскладывать свои вещи на тумбочке: зеркальце, одеколон, носовые платки, несколько книг, спички, распечатанную пачку папирос и, поколебавшись, достала большой финский нож, бросила его в ящик.
— Зачем он вам?
— Сувенир, — сухо ответила девушка.
За весь вечер она не проронила и десятка фраз. Самое необходимое: «Где у вас вода?», «Табачный дым не мешает?».
Утром, когда Сильва извлекла из-под кровати свою портативную рацию, готовясь отправиться с нею на берег, Марина вдруг приказала:
— Отставить! Эти часы теперь будут моими.
Они медленно шли между морем и соснами.
— Чему я должна у вас научиться? — Сильва первая прервала затянувшееся молчание.
— Во-первых, задавать меньше вопросов. Поверьте, это для вашей же безопасности… в будущем. Нужно присматриваться, а не спрашивать.
— Ясно. А еще?
— Это тоже посчитать за вопрос?
Наконец-то инструктор улыбнулась. Налетел порыв ветра, ударил, закружил листья, взметнул песок. Марина придержала развихренные локоны, сжалась в комок, чтобы ветер обтекал. Сильва, напротив, подставила ветру лицо, грудь, слегка откинув голову назад, жадно задышала. Потом ветер стих, они обе выпрямились, прошли немного вперед.
— Мы начнем вот с чего, Сильвия Семеновна, — на этот раз первая заговорила инструктор. — Представьте себя во вражеском тылу, в окружении людей, которые вами заинтересовались. Вы рассказываете о себе. С живописными деталями.
Значит, пришло заветное… Милая Маринка!
— Ну, вообще-то я студентка, ленинградка, — заторопилась Сильва. — Приехала погостить сюда к бабушке, а выбраться уже не смогла…
— Имя? — резко спросила инструктор.
— Сильва. То есть…
— Где живет бабка? Шнеллер!
— А вот туточки, за углом…
Помолчали.
— Что? Не поверят? — вырвалось у Сильвы.
— Логических ошибок делать не следует, — прокомментировала Марина. — Студенты освобождаются на каникулы в июле, поэтому в июне, когда началась война, вы еще не смогли бы гостить у бабушки. Во-вторых, здоровая молодая девушка со спортивной фигурой, сознательная, раз она студентка, вероятно, нашла бы способ уйти к своим пешком. В-третьих, немцам не очень по душе, когда от них стремятся выбраться. В-четвертых, к Ленинграду и ленинградцам они относятся без больших симпатий. В-пятых, вы споткнулись на имени «Сильва». В-шестых, оно чересчур приметное. В-седьмых, слово «туточки» больше годится для такой подсолнечной мордахи, как у меня, чем для студентки ленинградского вуза. Итого — повешение без обжалования.
— Марина Васильевна, где вы так здорово изучили их рассуждения?
— Меня здорово натаскали. Впрочем, это не предмет нашего разговора. Будем создавать вам «легенду» с азов. Вы представляете это слово в разведывательном аспекте?
— Да. Я слышала от товарищей.
Марина свернула закрутку, провела спичкой по фосфорному слою, быстро опустила горящее пламя между стенками коробка, с наслаждением затянулась.
— Курить на ветру — мечта. Так какое же имя вы себе возьмете?
— Я еще не думала…
— Чтоб было проще, возьмите имя своей ближайшей подруги.
— Чудесно! Отныне я — Лена.
— Хорошо, привыкайте к этому имени.
— Силь-ва-а!
Из рощи, приветливо махая рукой, к ним спешил офицер в летной форме.
— Сильвочка! Вот это встреча!
— Леша! Да ты-то как здесь очутился?
Вежливо высвободилась из объятий, представила его:
— Мой однокашник по ЛЭТИ, Леша Дударев. А это… моя подруга.
— Капитан Дударев, — галантно козырнул Леша. — Летчик-наблюдатель его величества ВВС Ленфронта. Командую, как говорят, энской частью в районе города Л. на берегу залива Ф.
И захохотал, как нельзя более довольный своей шуткой.
— А вы, девочки, что здесь делаете? В местах довольно военизированных, — многозначительно произнес он.
Марина предоставила выпутываться Сильве.
— Гуляем, — сказала Сильва. — Морской воздух.
— Странно, — сказал он. — Ну, заливай дальше.
— Да что ты, Лешка, — она решила не ударить перед инструктором в грязь лицом. — У Маринки здесь дядя живет, у него своя дача, мы часто здесь бываем. Рассказывай о ребятах. Кого видел?
И вдруг щеголеватый острослов Лешка, которого все на потоке звали «рупор системы Дударева», помрачнел.
Он многое знал про ребят. Он знал, что Валерку Бурзи едва не схватило гестапо где-то в Одессе и теперь он ушел в подполье. Он знал, что веселых, мужественных редакторов студенческой многотиражки Колю Исакова и Сашу Белоусова уже не поднять с земли, по которой они шли в атаку. Он назвал, кто погиб под Невской Дубровкой, а кто на ораниенбаумском «пятачке». Он вспомнил, что Володю Стогова, с которым Сильва, кажется, училась еще в школе, тяжело ранило под Урицком.
— Ясно, — глухо сказала она. — А помнишь, я дружила еще с одним Володей…
— Еще бы не помнить, — сказал Дударев. — Высокий, черный, добрые глаза и альпинистские грамоты. Весь поток обрадовался: «Наконец-то Сильва втрескалась!».
— Не может быть, — растерянно сказала она. — Я не… Но это сейчас не важно. Ты случайно не знаешь, где он?
— Не знаю, — он стал припоминать. — Кто-то говорил, что Володьку-альпиниста тяжело ранили… По ту сторону… Да, а вот Костяшку нашего разорвало начисто. И где? На самом Невском! Помнишь, как парень рвался на финскую… Не взяли. А сейчас дорвался, служил на батарее, но погиб на улице. Шальной снаряд.
Леша взглянул на часы, извинился, что должен бежать, пригласил девушек навестить его «на берегу залива Ф.», показал рукой, где это, и оставил их вдвоем. Они возвращались молча. Сильва упорно смотрела под ноги, шепотом отсчитывала шаги.
Когда они входили в бор у «Голубой дачи», Сильва сказала:
— Я буду очень хорошо заниматься по вашему предмету. Вы увидите, Марина Васильевна.
— Буду рада, Лена.
— Поче… Ясно, товарищ инструктор.
Марина вдруг сказала:
— Отыщется ваш альпинист. Я видела, как настоящие люди даже из гестапо выбирались. Так вот — насчет вашей легенды…
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.КОМИССАРЫ ИДУТ ВПЕРЕДИ
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ.ДЕВЯТЬ ДНЕЙВОСЕМНАДЦАТОГО ГОДА
хотники довольно сознательные люди, — убежденно говорил Восков. — И у них ружья есть. Мы завоюем отличных стрелков по белякам.
Пронзительно зазвонил телефон. Воскова вызвали в Смольный.
— Продолжайте обсуждать, — сказал наркомпрод товарищам, — через час вернусь, и мы наметим докладчиков.
Но ему пришлось вернуться уже в другой должности.
В кабинете находились председатель губисполкома, командующий Западным фронтом и еще один человек, в котором Семен узнал видного большевика — члена Реввоенсовета фронта. Беседу начал командующий.
— Обстановка ясна, товарищ Восков?
— На продовольственном фронте? — спросил осторожно, прекрасно понимая, что речь идет о другом фронте, что войска австро-венгерских оккупантов откатываются из Украины, Белоруссии и наступает черед Прибалтики.
Политика всегда оставалась его стихией, и вызвавшие его люди это знали. Но он не хотел предупреждать события.
Тогда член Реввоенсовета сказал напрямик:
— Восков, в Реввоенсовет Седьмой армии войдете?