— Назад нам пути нет, — командир посмотрел на бойцов. — Что скажете, ребята?
— По одному просочимся через шоссе, — предложила Сильва. — По одному нас не накроют.
— Ладно, — согласился он. — Где-то за дорогой должен быть заброшенный лесничий домик. На карте он значился. Сбор — возле него. Если домика не окажется, разыщите в километре напрямик болотце. Уж его-то не спалили.
Сжал руку Сильве:
— Шестым чувством угадал — могут запеленговать. Не вздумай выходить на связь.
— Не девочка, — сердито сказала она и вдруг улыбнулась. — Я, когда надо, послушная, товарищ Инженер.
Поползла по-пластунски вдоль дороги, командир подозвал помощника:
— Андрюша, побереги радистку. Ей впервой.
— Есть!
Краешком глаза она видела, что Андрей держится следом, подумала с обидой: «Выдержку проверяет». Покружила и нырнула в кювет, сказала со смешинкой: «Оторвалась, Андрюшенька». А рядом — его шепот:
— Круг сделали лишний, товарищ радист. И потом учтите, Инженер советовал держаться по двое. В такое время совет — приказ.
Почувствовала, что лицо горит. Андрей прав. Спрячь самолюбие в карман, Сивка. Спрячь и наблюдай за дорогой.
Они пролежали три часа не шелохнувшись. Немецкие солдаты ходили взад и вперед, то и дело подъезжали грузовики, регулировщик одних направлял по главной дороге, другим велел заворачивать к лесной поляне. Потом показалась повозка с походной кухней, и все, кто сновал по дороге, ринулись на поляну. Несколько голосов вразнобой закричали: «Цу миттаг эссен!»[27] Через несколько минут дорога опустела.
— Пора! — вырвалось у Сильвы. — Кто пойдет первым?
Андрей легким толчком послал ее вперед. Через несколько минут они были уже далеко.
Домик лесника стоял на своем месте, дверей в нем не было, оконных рам — тоже, ветер продувал крошечное помещение, и все же вылезать из него назад, в чащу, на тридцатиградусный мороз не очень-то тянуло.
— Десять минут на разогрев, — сказал командир, — и сразу в путь. Похоже, что сюда вызван отряд карателей. Что им надо — хотел бы я знать, не из-за нас же такой переполох…
Они шли полночи, утопая в сугробах, оттирая снегом замерзшие пальцы, лица, шли, помогая друг другу. На рассвете услышали паровозные гудки.
— «Железка» близко, — с облегчением сказал командир. — Там есть наши, помогут. Сбор — в ельнике за будкой путевого обходчика. Держаться по двое.
На этот раз Сильва шла в паре с Олегом. На вид он казался подростком, но в группе знали, что он участвовал уже в партизанских диверсиях на Псковщине.
Они пересекали просеку, сжатую кряжистыми дубами, шли, стараясь не хрустнуть веткой, след в след, когда вдруг за стволами мелькнул огонек закрутки и голос невидимого во тьме часового, растягивая слова, произнес:
— Бист ду эс, Отто? Вас цум тойфель махст ду хир?[28]
Голос был ленив, диалект выдавал баварца.
От неожиданности они встали как вкопанные, но в ту же секунду Олег, увлекая Сильвию вперед, отозвался по-немецки:
— Их виль дем генеральфрос майне либе гештейен.[29]
Часовой хохотнул, а они перешли на бег. Шагов за триста сделали короткую передышку.
— А ты находчивый. Где ты так здорово научился их языку?
— Есть дело куда важнее, — уклонился от ответа Олег. — Зачем у них на просеке часовые?
— Это как дважды два, — предположила Сильва. — Немцы что-то берегут на путях.
Она не ошиблась. Маленький отряд, собравшись за будкой путевого обходчика, подтвердил их наблюдения. Командир — он пришел последним — сказал, что по другую сторону дороги скапливаются карательные отряды. На путях эшелон — вроде бы для карателей, но пока загнан в тупик. Охраны вокруг собрали порядочно.
— Вперед нам путь перекрыт, — подвел итог командир. — Придется нам убраться в дальний лес, товарищи. Но уберемся с музыкой.
— Подорвем здесь эшелончик! — зажегся Геннадий.
— Здесь? На полустанке? — усмехнулся командир. — И провалим всю группу? Будем отходить от скопления карательных отрядов вдоль линии, а там обстановка подскажет.
От колеи пришлось держаться подальше — немцы, боясь партизанских налетов, вырубили вдоль полотна деревья и кустарник. И только в одном месте, где полотно делало поворот, ельник подступал поближе.
— Здесь, — решил командир. — Если подрывать пути, то здесь.
Он разбил отряд на четыре группы — Сильва опять оказалась в паре с Олегом — и каждой дал квадрат наблюдения.
— Придется набраться терпения, — размышлял командир. — На много часов и, может быть, много дней. Жаль упустить эшелон. Потом будем устраиваться прочнее.
Задумался, приказал Олегу:
— Радиста беречь пуще глаз своих.
— Товарищ командир, — возмутилась она. — Я такой же боец, как и все…
— Ты боец повышенной ценности, — пошутил он. — Береги без меня рацию, Лена, но в эфир — ни-ни! Пеленгатор в одиночку не катается — ясно?
Уже сутки они в наблюдении: Олег и Сильва. Вжались в снег, в землю. Место удобное — ложбина. Позади — болото. И слева тоже болото. Впереди, в метрах полутораста, поворот «железки». Все на виду. Немецких часовых не видно. Только под утро заявился патруль. Шли немцы вприпрыжку, морозец кусал, до поворота добрались и опять вприпрыжку — назад, наверно, на полустанок. Потом показалась дрезина — от поворота тоже покатилась назад. Дважды их навещал командир. Снова предупредил: «На связь — ни-ни!». Поел с ними тушенку, сказал, что если дрезина появится еще раз, Андрей и Генка заминируют ночью путь. Ушел, и они остались одни. Ветер засвистел, зашипел, смахнул на них с веток снежную пыль, будто мохнатой лапой провел по спинам.
— Мерзко, — сказала Сильва. — Не то ты крот, не то человек.
Олег ответил не сразу. Через несколько минут:
— Нам хотели поначалу придать радиста-парня. Потом сказали, что радистом будет девушка. Энергично пробивается.
Она почувствовала легкую насмешку, мягко осадила:
— Мы с подругой старались энергично учиться. Спроси командира — он еще помнит мой хук левой.
Немцы долго не появлялись. Вечером проехала дрезина. За нею прошагали, придирчиво осматривая колею, пятеро солдат. Навестивший их командир, узнав о движении на дороге, кивнул, будто и ожидал этого, потер щеку, уже зарастающую щетиной, предложил:
— Пожалуй, начнем концерт. Только после взрыва — немедленно в лес. А пока держать колею под прицелом.
Только он ушел, вернулись немцы, двое двинулись к полустанку, трое зашагали прямо на разведчиков.
— Отползаем в болото! — сказала Сильва. — Стрелять — только в крайнем случае.
Подняла на руках тяжелые батареи, Олег перехватил одну: так они и ползли на коленях, держа «басы» на вытянутых руках. Не доходя до болотца метров десяти, немцы остановились, что-то быстро залопотали и повернули назад.
С колеи доносились тупые звуки. Догадались, что это Геннадий и Андрей долбят лопатами мерзлую землю, пытаясь вгрызться в насыпь, заложить в полотно взрывчатку.
— Теперь они засядут с «удочкой», — завистливо вздохнула Сильва. — Как ни говорите, а равноправия женщины здесь не вижу.
Догадалась в темноте, что Олег улыбается.
— Слушай, — вдруг спросил он, — студенческая жизнь — это здорово, да?
Она даже растерялась от такого вопроса, потом поняла, что он многие годы, наверно, мечтал о вузе. Тихо сказала:
— Да, здорово.
Рассвет погрузил их в молочную пелену. И именно тогда загудели шпалы. «Железка» ожила, методично отстукивая, будто метроном. Они даже не ожидали, что из белесого облака так быстро вынырнет черная масса и почти бесшумно подползет к повороту.
— Ну же, ну! — зашептала Сильва. — Любит — не любит.
— Не колдуй! — посоветовал Олег. — Ребята должны пропустить паровоз.
Они действительно пропустили паровоз, и когда эшелон изогнулся легкой дугой, вверх вырвались два языка пламени, раздался оглушительный грохот, и, медленно кренясь на бок, паровоз и два вагона — будто это были не металлические колоссы, а сливочные тянучки — лениво сползли с высокого откоса вниз, в снежное месиво. Это было до того неожиданно, что Сильва даже уткнулась лицом в Олегово плечо, чтобы удержаться от возгласа.
— Ну, чего ты? — грубовато и в то же время понимая ее, сказал Олег. — Сработали чисто.
Из задних вагонов повалил огонь, прерывисто затрещала взрывчатка. На полотно попрыгали солдаты, заметались, забегали. Из лесу их стегнули автоматом, и они полезли в кюветы.
— Пора! — сказал Олег. — Отходим!
Они поползли в лес. Сильве показалось, что «оторвались», когда Олег вдруг зашептал:
— Преследуют гады!
Он дал автоматную очередь, и сейчас же они свернули с тропы. Голоса немцев слышались все ближе.
— Уходи к нашим, я их задержу! — предложил Олег.
По лицу увидел — не согласна, и тогда хрипло обругал ее:
— Не тебя берегу — рацию!
Сказала себе: «Он прав!». Поползла вниз, по склону оврага, как вдруг сквозь автоматный треск ей послышался стон. Вскарабкалась назад. Нашла Олега прижавшимся к стволу.
— В правое плечо угодили, — объяснил он, — лучше бы в левое, тогда стрелять легче…
Она потащила его вниз, в овраг, как раз в тот момент, когда на тропе появились зеленые шинели. Немцы не могли успеть их заметить, очень уж здесь густели ели, но, наверно, услышали хруст снега и прошили воздух автоматной очередью. Сильва почувствовала толчок и резко присела.
— Ранена? — быстро спросил Олег.
— Боли не чувствую. Не в «Северок» ли угодили?
Ощупала ящичек — будто живого.
— Идти можешь или перевязываться будем?
— Не до жиру, радист! Жмем к своим!
Они догнали группу только через час. Командир и бойцы были неразговорчивы, хмуры. Сильва огляделась.
— А где Андрей?
Их осталось восемь.
— Мы потеряли отличного парня, — тихо сказал командир. — Но они потеряли больше… Сообщи, радист, Центру, и будем отрываться. Сообщи еще, что немцы проводят широкую карательную экспедицию, и она началась как раз в ночь нашей выброски, а если днем раньше, то связной Центра оказался не на высоте. Ну, запрягай свой «Северок».