х болтовню с улыбкой на лице, а не делиться тем, что было на душе у него.
Музыка стала языком Хэина, который рос, будучи одиночкой. Ему нравились Чет Бейкер, Дюк Веллингтон, Билл Эванс и Пол Десмонд. Их творчество подарило ему ощущение свободы. В университете он получил степень по истории искусств и стал работать независимым куратором выставок. Его свободное время занимала фотография и музыка. В целом Хэина устраивала такая жизнь. Хотя иногда ему казалось роскошью, что, занимаясь любимым делом, он мог позволить себе читать книги и слушать музыку.
Закончив разговаривать с Чэха, он включил в проигрывателе Take Five[9] и подошел к автобусным дверям. Возможность послушать фортепиано, ударные и саксофон в конце долгого рабочего дня помогали ему проживать очередной день, каждый из которых походил друг на друга. Не зря название композиции означало «сделать небольшой перерыв». Напевая знакомую мелодию, он вышел из автобуса.
Хэин медленно поднимался по лестнице на вершину холма. Сердечный ритм ускорялся, словно темп музыкального произведения.
– Наконец-то забрался. Как тут красиво. На такой высоте ощущаешь истинную свободу.
Хэин взял раритетный фотоаппарат, который висел на шее, и сделал снимок. В объектив попала «Прачечная души» и вывеска закусочной. Как удачно они расположились по соседству. Хэин осмотрелся. Дом, стоящий на самой вершине прибрежного городка, казалось, был построен из древесины, которой на вид было несколько веков. Или даже нет – будто существовал вне времени и пространства. О чем-то этот дом ему хотел напомнить.
«Где-то в саду должна быть лестница, ведущая на крышу. Может, я видел это место во сне?»
Хэин обнаружил лестницу и не спеша стал подниматься наверх. Место казалось безлюдным.
На крыше у Хэина перехватило дыхание: прямо перед его глазами раскинулось невероятное зарево ярко-красного заката – так близко, будто бы он оказался на самом краю света. Теплый осенний ветерок покачивал развешенные на бельевых веревках вещи. Словно вторя небосводу, они тоже меняли окраску, напоминая лепестки цветов. Хэин инстинктивно взял фотоаппарат и нажал на кнопку спуска затвора.
Прибрежный городок на вершине холма казался удивительным и внеземным.
Все белье, висящее на веревке, было белым. С каждым дуновением ветра из него, кружась в вихре танца, вылетали навстречу закату красные лепестки цветов.
Восхищенно наблюдая за невероятным пейзажем, Хэин сделал серию снимков. Иногда мы чувствуем, что красота, которую мы лицезреем, навсегда останется непревзойденной и больше не повторится никогда. Он лихорадочно снимал крупным планом водоворот лепестков, которые засасывал закат, когда внезапно в его кадре оказалась слеза, застывшая на длинных ресницах.
Хэин удивился и опустил фотоаппарат. В горле застыл ком. Незнакомка стояла лицом к вечернему зареву, сложив руки так, будто в них находилось что-то очень ценное и хрупкое, и провожала взглядом цветочные вихри. Ее глаза были закрыты. Казалось, она заколдовала красные цветы, отпустив их навстречу солнцу. Застывшие слезы вдруг потекли по щекам. Капли касались лепестков и, блеснув на прощание, исчезали. Хэин не верил своим глазам. Свободной рукой он несколько раз потер глаза. Но женщина не исчезала. Солнце опустилось за горизонт, оставив за собой лишь едва заметные следы пышного заката, предвосхищавшие наступление ночи. Заходящее солнце прощалось и заботливо освещало ее мир, чтобы хоть немного сгладить одиночество сна и пробуждения.
Незнакомка опустила руки. Пока она не успела его заметить, Хэин поспешил запечатлеть ее в кадре. Казалось, он уже где-то встречался с ней. Лепестки, растворившиеся в закате, напоминали узор на ее черном платье. Наконец она медленно развернулась и посмотрела прямо в его объектив. Ее глубокие черные глаза переполняла печаль. Встретившись с незнакомкой взглядом, Хэин опустил фотоаппарат. В глазах ее стояли слезы. Он робко подошел к ней. С каждым шагом его сердце билось сильнее и перехватывало дыхание. Она напоминала ему его первую любовь. Хэин не мог в это поверить.
– Здравствуйте. Извините, что напугал вас, – наконец произнес он.
– Все нормально, не переживайте, – пробормотала Чиын, удивившись сама себе.
С чего это вдруг она заговорила с ним на «вы»? Ей довелось прожить много веков, поэтому она всегда считала себя старше любого собеседника и общалась исключительно на «ты». Наверное, в этот раз она изменила себе, потому что ее застали в слезах.
– Меня зовут Хэин, я друг Чэха. Мы сегодня договорились увидеться здесь.
– Знаю. Я хозяйка прачечной, Чиын. Вы стали свидетелем необычной сцены. Не сильно удивились?
– Совсем нет… У вас точно все в порядке?
– Я уже и забыла, когда мне задавали такой вопрос в последний раз. Так давно это было. Обычно я его задаю. Все в порядке.
– Вы можете сказать как есть.
– Думаете, что у меня не все в порядке?
– Да, вы плакали. Когда отпускали лепестки.
– Вы все верно подметили. Да, делаю вид, что все хорошо. Держите в секрете то, что увидели сегодня. Наверное, вам интересно, почему из постиранного белья вылетали лепестки?
– Очень интересно. Но давайте вы расскажете мне об этом в следующий раз. Вы совсем бледная. Может, вам выпить чаю и прилечь отдохнуть? Вы еле стоите на ногах. Еще немного – и ветер унесет вас вместе с лепестками.
Чиын улыбнулась и провела рукой по волосам. Пятна с душ тех, кто пришел в прачечную, высыхают и превращаются в лепестки. На закате Чиын отпускает их к солнцу. А те, что не истлевают под его лучами, остаются с ней. Лепестки, которые раскрываются каждый раз, когда совершается ее волшебство, – это души, раны и пятна людей, которые не смогли достичь солнца в течение миллиона лет. Свидетелем этой сцены и стал Хэин. Его нежный, спокойный голос, как ни странно, смягчил ее сердце. Его взгляд напоминал ей взгляд ее отца, по которому она так скучала. Или на взгляд ее давнего-давнего возлюбленного. Отчего-то Чиын охватила ностальгия. Даже из пары фраз, которыми они обменялись, Чиын поняла, что Хэин всегда с уважением относился к тем, кто находился рядом. А еще это обращение на «вы»… В нем как будто бы тоже кроется секрет дружелюбия и заботы. Она заговорила на «вы» так неосознанно, но ей понравилось. Может, с клиентами прачечной тоже иногда стоит общаться подобным образом?
– Именно вас я когда-то любила и ждала.
– М-меня? Спасибо… но мы же видимся впервые.
Заметив, как растерялся и покраснел Хэин, она рассмеялась. Отчего-то ей захотелось подшутить над ним. Неужели они и вправду встречались в каком-то из воплощений?
– Цветы. Это лепестки камелии. Я отпускаю их к небесам, чтобы они сгорели дотла, горячо желая: пусть все раны и душевная боль людей исчезнут, и они снова полюбят жизнь.
Хэин кивал и внимательно слушал Чиын. Черты ее лица смягчались, и его это радовало. Он видел эту девушку впервые, но отчего-то переживал за нее. Может, потому что она напоминала ему его первую любовь? Или дело в ее необычным обаянии, которое странным образом привлекало людей.
Вокруг них кружили лепестки, удивленные тем, что Чиын решила разделить с кем-то свои переживания.
– Они прекрасны, не правда ли? Меняют цвет в зависимости от моего настроения. Обычно лепестки красные. Мне легче оставаться в одном состоянии. Ох, что-то я разговорилась.
Наверное, это потому, что она плакала. Или просто Хэин располагал к общению. Неважно, какая за этим крылась причина, но Чиын стало легче на душе: Хэин был первым, кого совсем не удивляло ее волшебство. А он не привык обременять людей лишними расспросами.
Глядя на него, Чиын вспомнила мягкое бежевое одеяло, которым укрывалась в детстве. Как давно она не вспоминала о любимых вещах, бесследно исчезнувших в прошлом!
Чиын прошла к лестнице мимо Хэина, но у самых ступенек остановилась и, обернувшись, сказала:
– Кстати, снимки не сохранятся. Люди не видят меня на фотографиях. Я пойду вниз. Вы еще побудете здесь?
Чиын резко выпрямилась, хотя дрожь в голосе все еще выдавала ее переживания. Она лишь сделала вид, что все в порядке. Хэин молча последовал за ней. Они спускались уже по другой лестнице, ведущей к барной стойке на первом этаже.
– Ничего себе, вы уже успели познакомиться? Это мой друг Хэин! – поприветствовала их Юнхи, распаковывавшая трехъярусный контейнер с едой, который принесла с собой.
Чиын, слегка улыбнувшись, кивнула и направилась к стойке – заварить чай. В этот момент деревянная дверь прачечной отворилась, зашел Чэха и сразу же радостно поприветствовал всех:
– Поздравьте меня, я принят на работу! Наконец-то в штат. У меня полная страховка и бессрочный контракт, ха-ха.
– О! Так тебя взяли! Вот это да! Поздравляю! – воскликнула Юнхи, вскочив с места.
Она была рада за него, но все равно ощущала едва уловимую горечь, ведь Чэха так долго метался между реальностью и фантазиями. Раньше он грезил кино, но теперь даже не упоминал о нем с тех пор, как очистил душу от пятен. Теперь его радовали полный соцпакет и работа на постоянной основе. Видимо, он стер из памяти тот день, когда создал свой первый фильм. Но она-то ничего не забыла и обязана была напомнить ему о моментах его блистательного успеха и о том, что он тогда чувствовал.
Юнхи широким шагом подбежала к Чэха, забрала два пакета с курицей, которые он принес, и крепко обняла его.
– Поздравляю, ты заслужил это!
Они пару раз ободряюще похлопали друг друга по плечу и разошлись.
– Ого, гляди-ка, сколько ты тут людей собрала, – с улыбкой сказала хозяйка «Нашей закусочной», появившись в дверях с двумя порциями кимпапа в черном пластиковом пакете.
Положив его на стол перед Чиын, она огляделась. Все верно, не хватало именно кимпапа.
– Поужинай сегодня с нами. Еды на всех хватит, – сказала Чиын.
– О, нет. Я уже сегодня добавила в кимчи из молодой редьки две чайных ложки кунжутного масла и навернула с плошкой ячменной каши. А пришла я посмотреть, ела ли ты сегодня хоть что-нибудь. А то вдруг снова голодаешь. Если рыбного супу захотите, спускайтесь ко мне. Ну все, я пошла. Приятного аппетита!