ли не считать теста на блины, нопечь их уже не было ни сил, ни желания.
— Пиццу купим, — коротко бросил Мирек, как будто услышав её мысли. И Лара кивнула в ответ.
Они спустились в метро, доехали до станции Dejvická, взяли в какой-то забегаловке большую мясную пиццу (Лара настояла на том, чтобы заплатить за себя половину) и пошли на остановку ждать автобус. Он должен был прийти через семь минут.
Общественный транспорт в Праге был Лариной безоговорочной любовью! Четкое, до минуты соблюдавшееся расписание, маршруты, продуманные так, что можно добраться в любую часть города, а главное — возможность уехать на автобусе или трамвае даже ночью, потому что существовали специальные ночные рейсы! Все это приводило в полный восторг, особенно после долгих стояний на остановке в родном городе. Чисто теоретически там расписание, конечно, существовало, но вот соблюдал ли его тот конкретный автобус, которого ты ждешь, всегда было большой загадкой.
Ровно через пять минут подъехал их 107. Мирек неловко забрался в автобус, видно было, что еще не привык к гипсу на руке. Лара было дернулась ему помочь, но получила в ответ такой красноречивый взгляд, что даже и пытаться не стала. Хочет сам — пусть сам.
— Ty vole, tři týdny, — прошипел Мирек себе под нос, усаживаясь на сиденье. — Tři zkurvené týdny![24]
— Блин, а как ты хотел? — обозлилась Лара. — Занимаешься таким опасным видом спорта и думаешь, что с тобой ничего не случится? Это еще хорошо, что ты головой не приложился. И почему, кстати, ты не надеваешь защиту во время этих своих трюков? Думаешь, что бессмертный?
— Тебя не спросил, — процедил Мирек, на удивление быстро осваивающий русский язык. На занятиях бы так старался!
Лара поджала губы и пересела на другое сиденье. Еще не хватало! Бегаешь с ним, по больницам ездишь, в коридоре ждешь часами, а он огрызается, видите ли. Ну и хрен с тобой, золотая рыбка!
Так и доехали до общежития — сидя на разных концах автобуса. Молча вышли.
Дошли, держась чуть поодаль, до комнаты. Лара поставила чайник, открыла коробку с пиццей. Мирек достал себе пиво из холодильника и пытался, стиснув зубы, как-то открыть его одной рукой.
— Обезболивающее и алкоголь нельзя сочетать! — проснулась в Ларе дочь врача, хоть она и планировала с Миреком больше не разговаривать.
— Это неалкогольное, — зло ответил он, продолжая сражаться с крышкой.
Лара подошла и придержала бутылку, чтобы ему было удобнее открыть.
— Спасибо, — бросил он и снова выругался, теперь уже на русском. — Блядовы гипс.
Лара фыркнула.
— Не то чтобы я планировала учить тебя материться, но если уж ругаешься, делай это правильно. Слова «блядовы» нет, есть «блядский».
— Блядский гипс, — старательно повторил Мирек.
— Вот теперь правильно!
И они вдруг улыбнулись друг другу.
— Защита мешает двигаться, — вдруг сказал Мирек. — Когда умеешь, уже не надеваешь её. И на видео это не выглядит хорошо. Когда учу новый прыжок, иногда надеваю. Тут просто не повезло.
— Поняла, — тихо ответила Лара. Ей стало стыдно, что она отчитывала его, как мальчишку. В конце концов Мирек действительно разбирается в скейтбординге, и, если он не надевает шлем и наколенники, значит, на то есть какая-то причина.
Они быстро расправились с пиццей, Лара помыла посуду, а тесто для блинов убрала в холодильник — оно вроде выглядело еще нормальным.
Надо было умываться и спать.
— Кто первый в душ? — спросила Лара. Она так вымоталась, что даже не ощущала привычной неловкости.
— Ты иди, — буркнул Мирек. — Я не понимаю, как мне мыться.
— Очень просто. Наденем тебе пакет пластиковый на руку, примотаем скотчем и всё. Сделать?
— Давай. Спасибо.
Лара с деловым видом притащила пакет, скотч и ножницы, но когда стала сооружать водонепроницаемую повязку, вдруг вернулось то ощущение, которое было в больнице во время их совместного перекуса. Мирек был слишком близко, и сохранять спокойствие не получалось: мешала его кожа под пальцами, его ровное сильное дыхание, его приятный терпкий запах, который на таком расстоянии чувствовался особенно остро.
— Готово! — Лара отскочила от Мирека, молясь, чтобы он не заметил её полыхающих щек.
— Спасибо.
— Тебе… еще нужна с чем-то помощь?
— Например? — поднял бровь Мирек.
— Ну… может зубную пасту выдавить… или…
— Или штаны расстегнуть?
— Мирек!
— Что «Мирек»? Я много правой рукой делал. Ты мне со всем этим будешь помогать?
Лара сначала не поняла, а потом как поняла. И тут же вспыхнула.
— Придурок! Вот и справляйся сам. А я пошла в душ и спать.
Но когда она уже почти уснула, её разбудил осторожный стук в дверь.
— Лара, ты спишь?
— Уже нет, — проворчала она. — Чего тебе?
— У тебя есть еще такая таблетка? Я то лекарство из аптеки брал, но мне не помогает. Болит, не могу уснуть.
— Есть.
Она вытащила из сумочки блистер кетанова и подсунула под дверь. Сверкать перед Миреком своей короткой ночнушкой не хотелось, так же, как и смотреть на него в одних трусах или в чем он там спит.
— Спасибо. Спокойной ночи, — в ночной тишине его голос вдруг прозвучал неожиданно нежно. У Лары перехватило горло.
— Спокойной ночи, — пробормотала она. Черт бы побрал этого Мирека. Слишком просто и одновременно сложно становится жить с ним рядом.
Глава 13. Не убежать
В интернете говорят, что жизнь с загипсованной рукой не так сложна и к этому быстро привыкаешь. Кто-то даже писать левой рукой научился! Но, видимо, это были люди более терпеливые и более склонные к смирению, чем Ларин бешеный сосед.
За первую неделю жизни с загипсованным Миреком Лара выучила больше чешских матов, чем за все свое пребывание в Праге. Он постоянно злился, психовал, когда что-то не получалось, но помощь принимал только в самых исключительных случаях: например, примотать скотчем пакет на гипс перед душем. Все остальное старался делать сам.
Ларе, если честно, даже было немного жаль, что он оказался таким гордым и самостоятельным: в голову против воли лезли фантазии о том, как Мирек просит её помочь ему снять футболку — и она совершенно легально, без всякого эротического подтекста, скользит ладонями по смуглой коже с причудливой вязью татуировок и любуется его поджарым торсом.
— Я иду в прачечную, — крикнула она, постучав в соседскую дверь, за которой гремела музыка. — Могу взять твои вещи.
Музыка резко выключилась, на пороге вырос злющий Мирек. Лара уже и забыла, когда он улыбался в последний раз. Как будто нахмуренные брови и поджатые губы приросли к его лицу.
— Что? — неприветливо спросил он.
— Я пошла стирать вещи, могу взять твои. Мне не сложно.
— Нет! Я сам.
— Будешь одной рукой развешивать? — не удержалась Лара.
— Буду!
— Кстати, — она посмотрела на недельную щетину, с которой Мирек выглядел похожим на пирата. — Не хочешь побриться?
— Левой рукой?
— Я могла бы помочь, — осторожно предложила Лара, но Мирек бешено сверкнул глазами.
— Не надо! — зло прорычал он. — Не надо меня жалеть! Хочешь помочь — подрочи! А то левой рукой неудобно.
И захлопнул дверь.
— Хамло трамвайное, — пробормотала себе под нос Лара. — И слова-то какие на русском выучил. Откуда что берется…
А вечером пришел Тонда. Лара с ним столкнулась, когда пошла на кухню. Оба застыли и только молча смотрели друг на друга, ошарашенно хлопая глазами. И студент, видя свою преподавательницу в домашних штанах и футболке с пандой, и она сама — ведь до этого никто не был в курсе, что они с Мирком соседи.
Неловкую паузу прервал сам Мирек, вышедший из комнаты и буркнувший:
— Tonda nikomu to neřekne, že jo??[25] — и остро посмотрел на друга.
Тот часто закивал головой, все еще таращась на смущенную Лару.
— Не скажу, не скажу! А Никча ведь говорила, что у тебя кто-то заселился в соседнюю комнату, но я и не думал…
— Sklapni![26] — рявкнул Мирек.
— Лариса Дмитриевна, я в любом случае рад вас видеть! — Тонда наконец пришел в себя и сверкнул своей привычной улыбкой, но Мирек не дал ему продолжить беседу и утащил в ванную. Ларе было очень любопытно, что они делают, потому что там шумела вода и поминутно раздавались взрывы смеха. Но когда Мирек появился свежевыбритым — всего лишь с парой царапин — стала ясна причина срочного вызова друга. Значит, от Лары он помощь принимать не готов, а от Антона — пожалуйста! Что ж, вполне понятно, хоть и немного обидно.
Лара ушла к себе в комнату. Со вздохом включила свет. Недавно перевели часы на осеннее время, и теперь темнело раньше. А дальше будет все раньше и раньше…
Короткие холодные дни и длинные темные ночи. Самое нелюбимое время года.
Из невеселых размышлений её вырвал стук в дверь. Это был Антон.
— Лариса Дмитриевна, пойдемте к нам чай пить.
— Антон, — замялась она, — мне и так хватает неловких ситуаций с этим совместным проживанием. Еще и посиделки с вами устраивать…
— А что тут такого? — очень натурально удивился он. — Вы же не в одной комнате живете с Миреком. Пойдемте, ну пожалуйста! Я хоть на русском поговорю, а то кроме мамы и общаться на нем не с кем.
Скорее всего он преувеличивал, но Ларе и самой ужасно хотелось поговорить на родном языке, не контролируя каждое свое слово, как это приходилось делать на занятиях. С Миреком было попроще, но не то чтобы они как-то много разговаривали.
За исключением той странной поездки в больницу, когда им было так свободно и интересно друг с другом.
— Пойдем! — решилась она, выключая в комнате свет.
И не пожалела.
Антон был невероятно обаятелен и разговорчив, за счет этого всем в его присутствии было невероятно легко общаться. Всем троим. Но через некоторое время Мирек остался за бортом, а Лара и Антон, перебивая друг друга, обсуждали Екатеринбург. Оказалось, что у студента там живут бабушка и дедушка, и он раз в год туда старается ездить вместе с мамой.