– Возможно, у нас и получится бесконечно все восстанавливать, – сказал я Лину.
– У кого-нибудь да получится, – вздохнул трибун. – Может, это будем уже не мы. Но жизнь всегда находит способ все перевернуть. Кто там просил точку опоры, чтобы перевернуть планету? Шекспир?
– Архимед, – поправил его я, облокотившись на перила.
– Все-то вы знаете, – усмехнулся Лин. – Как вам это удается?
– Книжки читаю, – развел я руками. – Люди часто обвиняют меня в бессмысленной трате времени, но почему-то не жалуются, когда я отвечаю на их вопросы.
Лин согласно хмыкнул:
– А я вот никогда не видел смысла много читать. Мир сильно изменился с тех пор, как были написаны самые известные книги. Мне всегда казалось, что вчерашним мертвецам нечего рассказать про сегодняшний день.
– Мир действительно меняется, – согласился я, оглянувшись на князя Рафаэля Хатима, Гарана Пика и остальных. – Но не человек. Человек никогда не изменится. – Я хлопнул Лина по плечу. – Мы из раза в раз выбираем один и тот же путь. Повторяем свои ошибки. Вот поэтому древняя мудрость до сих пор актуальна.
На это Лину нечего было возразить. Спустя несколько секунд тишины его наручный терминал зазвенел. Трибун торопливо нашарил в кармане туники тонкую титановую таблетницу, вытряхнул из нее маленькую красную капсулу и проглотил не запивая.
– Обезболивающее, – объяснил он, кривясь.
Он подчеркнул это стуком деревянной трости об пол, намекая на неизлечимые травмы, полученные в схватке с генералом-вайяданом Бахудде.
Я не стал это комментировать, почувствовав, что жалость, сочувствие и даже дружеская поддержка могут быть восприняты им как укор, и потому я с поклоном удалился.
– Пойду уберу, – показал я пустой бокал.
Оставив Лина у перил, я короткой отмашкой ответил на очередную попытку Арианны подозвать меня и углубился в имперский павильон. Здесь, с интервалом в несколько шагов, стояли слуги в ливреях – все до единого авентийские андрогины, безволосые, как и старый Никифор, но в напудренных белых париках. В руках у каждого был поднос с бокалами, канапе и другими мелкими закусками. Я учтиво принял одну и съел, после чего передал свой бокал проходившему мимо свободному слуге.
Люди шептались мне вслед; я то и дело ловил взгляды разукрашенных дам, замечал, как на полуслове отвисают челюсти у молодых лордов. Какой-то директор консорциума в сине-сером костюме поклонился и вежливо поприветствовал меня на мандарийском. Я ответил легким кивком и двинулся дальше. Я смутно догадывался, что от меня требовалось «засветиться». Император пригласил меня не просто так; я должен был быть на виду. Я решил пройтись вдоль ограждения напротив постамента, где император беседовал с новопровозглашенным бароном Брандтом и другими аристократами. У трона образовалось пустое пространство. Лорды кучковались маленькими группами поближе к перилам, болтая между собой или разглядывая в театральные бинокли голографическую диораму, расположенную напротив императорского постамента и представляющую облик нового города.
Пройдя вдоль перил и не приближаясь к креслу императора, я подошел к сверкающей диораме. Над головой стоял купол бархатной крыши, поддуваемый вертикальными обогревателями, которые не только качали воздух, но и наполняли его слабым ароматом ладана и специй.
Для нового города император выбрал обширную равнину, где раньше были невозделанные поля. Большинство имперских городов строились вокруг центрального ядра, своего рода двойного сердечника, состоявшего из дворца и святилища Капеллы. Потом они разрастались, насколько позволял рельеф и насколько требовалось горожанам, пока не упирались в стены, которые по старой традиции сразу возводили в нескольких милях от сердца города. Эти стены предназначались не для того, чтобы защищать от врагов, а чтобы ограничить рост поселения.
У нового города стены пока не было, хотя на диораме она мерцала красным – знак, что строительство запланировано. Дворец тоже был красным. Несомненно, и дворец, и подземные бункеры под ним лучше было строить традиционным способом. Мне стало интересно, где новый барон собирался жить до постройки дворца. Вероятно, на каком-нибудь бронированном фрегате, поодаль от города, под неусыпной охраной. Святилище тоже должны были строить вручную. А вот все остальное… Белые шпили и стройные ряды низких зданий тянулись вдоль уже мощеных бульваров.
Я дотронулся до мерцающей подписи под черным стеклом у края проекции. «Город Бенну» – гласила она.
– Бенну, – тихо произнес я. – Бенну?
Происхождение названия города было мне непонятно.
– Это птица, – вмешался в мои размышления резкий холодный голос. – Какая-то древняя птица. Она умирает и воскресает, как феникс.
Я оглянулся и увидел, что говорящий смотрит на меня с другой стороны голограммы.
– Как вы, – прибавил он.
Этот человек остался почти таким же, как я его помнил. Его имперские рыжие волосы чуть отросли и были зачесаны назад, открывая лицо с зелеными глазами и орлиным носом, отличающее его августейший род. У него был отцовский волевой подбородок и доставшаяся от матери бледная кожа, а вот холодный отстраненный вид был его собственной отличительной чертой. На нем был имперский алый костюм, расшитый золотом, и снежно-белая полутога через левое плечо, застегнутая золотой фибулой в виде солнца.
– Кланяться не будете? – поинтересовался принц Александр, и его евгенически привлекательное лицо разрезала кривая – как у меня – улыбка.
Вместо поклона я улыбнулся и расправил плечи.
– Мой принц! – воскликнул я, сам удивившись тому, как тепло стало на душе от его появления, и поспешил вокруг стола, чтобы пожать ему руку. – Я слышал, что вы здесь! Искал вас! Как вы?
В тот миг я напрочь забыл о своих прежних тревогах и страхах. Во Вселенной у меня осталось мало близких людей, и находиться с ними в ссоре было невыносимо. Я обеими руками схватил ладонь принца и прижался к ней лбом. Это был не совсем поклон, да и любые прикосновения к членам императорской семьи противоречили этикету. Несомненно, экскувиторы поблизости напряглись, а марсианские стражи потянулись за станнерами. Был бы на месте Александра император, они бы наверняка выстрелили без раздумий.
Александр отдернул руку, и когда я выпрямился, то увидел в его глазах крайнее удивление. Его изумрудные глаза таращились на меня, челюсть чуть отвисла.
– Я так рад снова видеть вас, мой мальчик, – сказал я, осознавая, что на меня глазеют, но мне было все равно.
Принц прищурился.
– Вы постарели, – сказал он после паузы. – Отец говорил об этом.
Он покосился на женщину, стоявшую недалеко, и та отвела взгляд.
– Так это правда? – спросил принц. – Бич Земной вас пытал?
– Семь лет, – ответил я и тоже отвел глаза.
Мне не хотелось обсуждать это на виду у зевак. Александр продолжал таращиться на меня с приоткрытым ртом.
– Ваше лицо… – выдавил он наконец.
– Дораяика, – сказал я и почувствовал, как следы когтей на щеке будто запылали.
Я спрятал руки в карманах длинной шинели, вдруг устыдившись шрамов, которые перестал скрывать под кожаными перчатками. Мне вдруг стало не по себе. Чувство было сродни тому, что я испытывал, лежа на стеклянном полу в тренировочном зале виллы Маддало или на прорезиненных матах в трюме «Ашкелона» после очередного проигрыша сэру Гектору.
– Мне жаль, – произнес принц и резко втянул воздух. – Марло, мне искренне жаль. Представить не могу, каково вам пришлось.
– Надеюсь, что настанет день, когда никому больше не придется такое испытывать, – сказал я и опустил голову. – И даже представлять.
– Надеюсь, что вы встретите его в отставке на Нессе, – ответил принц. – По правде говоря, я уже предлагал это Имперскому совету. Просил отца оставить вам поместье в Сананне. Вы уже вдоволь настрадались. Нельзя просить от вас большего.
– У меня еще есть незавершенные дела, – ответил я.
Лицо Александра вдруг превратилось в маску. За годы нашей разлуки он, очевидно, научился лучше себя контролировать.
– Вы бы передали их кому-нибудь другому, – ровным голосом сказал он. – После стольких испытаний… вы заслужили покой.
– Если бы всем воздавалось по заслугам, мой принц, – произнес я. – Но не стоит винить судьбу за это.
Принц фыркнул и отвернулся. Зеваки постепенно успокоились и вернулись к своим делам. Император наклонился и что-то шепнул лысому Никифору, после чего продолжил беседу с лордом Булсара.
– Вы так думаете? – спросил Александр, изучая карту будущего города Бенну. – Если бы всем воздавалось по заслугам, вы были бы удельным князем. Магнархом или наместником.
– Меня это не интересует, – сказал я и внимательнее присмотрелся к юноше. – Сами знаете.
Александр вскинул голову.
– Народ обрадовался вашему возвращению. Мы ведь считали вас погибшим.
«А ты надеялся, что так и есть?» – подумал я.
Эта мысль выскочила из ниоткуда, затмив собой мою прежнюю радость. Передо мной был уже не тот мальчик, которого я знал давным-давно. Тот мальчик умер, был раздавлен в нежном возрасте моей собственной неосторожностью, стерт в порошок подхалимством толпы на Беренике. Он сказал, что просил оставить меня в покое на Нессе. В это я верил. Он надеялся, что я умру там никому не нужным стариком, что никогда больше не вмешаюсь в работу имперской машины и придворные игры.
Но я вмешался и намеревался вмешиваться дальше. Имперской машине претило само мое дыхание, оно сотрясало ее свинцовые детали. Оно досаждало Александру, его матери, «Львам», Капелле и много кому еще.
– Говорят, вы собираетесь изгнать врага из Вуали в водоворот в сердце галактики! – воскликнул Александр, внимательно следя за моей реакцией.
– Много чего говорят, – ответил я, как неоднократно отвечал прежде. – Александр, эти люди не знают меня. Они знают только легенды, сказки, а в сказках чего только не придумывают.
Вскинув, как и он, голову, я встал рядом, глядя не на него, а на Бенну.
– Я слуга вашего отца. Вам это известно.