Как я раньше этого не замечал? Безусловно, я сотни раз встречался с гофмейстером на Форуме. Неужели мои предрассудки ослепили меня, заставляя видеть в Никифоре лишь раба?
– Надеюсь на это, – ответил я и попытался убрать руку.
Никифор не отпустил. На его пальце блеснуло золотое кольцо.
– Он вам доверяет.
– В таком случае у нас с вами много общего, – ухмыльнулся я и показал шрам от криоожога на указательном пальце правой руки. – Это все, что осталось от подаренного им кольца. Теперь мне его никогда не снять.
– Лорд Марло, вас зачастую обвиняют в излишнем мелодраматизме, – произнес андрогин. – Вижу, что эти обвинения небеспочвенны.
Он отпустил мою руку, но не отвел взгляд и сказал:
– Вильгельм верит в богов и дьяволов. Но существо, откопанное на Наири, – просто животное. Как и то, что обнаружили вы. Если этот ваш бог и существует, он тоже животное. Лорд Марло, вас не коснулась длань господня. Вы всего-навсего якшаетесь с инопланетными силами. Вильгельм этого не видит. Но я вижу вас насквозь. – Он махнул рукой. – Можете идти.
Вернулся марсианин со шрамами и открыл люк, впустив в салон снежный вихрь. Я постоял полсекунды, желая оставить за собой последнее слово.
– Лорд Никифор, мне бы хотелось узнать вас поближе, – нашелся я.
– Лорд Марло, вы меня совершенно не знаете, – ответил гофмейстер, кутаясь в горностаевый воротник.
Снова лишенный последнего слова, я поклонился настолько учтиво, насколько смог. Но уже у выхода вспомнил о главном.
– Лорд Никифор, император здесь в опасности. Я понимаю, что на Форуме и Авалоне тоже небезопасно. Но сьельсины скоро начнут на него охоту, если уже не начали.
– Хватит изображать из себя Кассандру, – ответил Никифор. – Его величество услышал ваши предостережения и принял решение. Если вы на самом деле его слуга, то прекратите вашу подрывную деятельность.
Я замолчал, но напоследок повернулся к гофмейстеру.
– Идите, – бросил он мне, продолжая кутаться в мех. – Пока нас тут всех не продуло.
Люк с шипением закрылся, и машина сразу же сорвалась с места, оставив меня по колено в сугробе. Один караульный пихнул другого, указывая на меня. Я стоял на морозе без доспехов и шлема. Пока второй караульный искал меня взглядом, первый поставил на стол свою кружку с кофе и натянул на лысую голову капюшон.
Я отмахнулся от них. Мне не нужна была помощь и лишнее внимание.
Я задумался о словах Никифора. Император действительно правил уже больше тысячи лет. Вильгельм Двадцать Третий взошел на престол еще до моего рождения, а я, хоть биологически еще не достиг четырехсотлетнего возраста, фактически родился тысячу лет назад. Император обманул ход времени, продолжал обманывать его в своем турне, растягивая естественную продолжительность жизни дольше, чем было заложено порфирогенетиками Высокой коллегии.
«Он не собирается умирать, пока не закончится война».
Пока я шагал к «Ашкелону» по посадочной площадке, во мне проснулась глубокая симпатия и уважение к старому Вильгельму. Позади по улице прогромыхал грузовик, перевозивший провизию в строящийся город Бенну.
В своих записках я обращаюсь к вам, читатель, не зная, кто вы и в какую эпоху живете. Я не знаю, что вы думаете обо мне или обо всех нас – несчастных соларианцах. Меня это не волнует. Кем бы вы ни были, где бы ни находились, вы не встречались с Бледными на поле боя, не видели пепла войны, покрывшего целые планеты, не сталкивались с ужасами Дхаран-Туна. Вас это миновало. Миновало благодаря нам. Что бы вы обо мне ни думали, запомните: у человечества было крайне мало правителей, способных сравниться с кесарем Вильгельмом. Люди утверждают, что воплощением Бога-Императора был я. Некоторые отваживаются написать, что именно я стал вершиной генной инженерии и тщательного секвенирования, к которой всегда стремилась Высокая коллегия. Это не так. Кем бы я ни был, какими бы невероятными способностями ни обладал – и даже немного правил, – именно Вильгельм Великий, Солнце Тысячелетия, воплощал в себе лучшие черты и величие Бога-Императора.
В детстве я ставил под сомнение добродетель Империи. Возможно, вы тоже. Но не сомневайтесь в добродетели императора. Мальчишка с Делоса считал, что все имперские лорды подобны его отцу. Многие такие и есть. Но правитель всея Империи, властитель полумиллиона звездных систем был слеплен совсем из другого теста.
Проклиная меня, не проклинайте его.
Я за несколько секунд дошел до трапа «Ашкелона». Его плавник и термоядерные двигатели нависали над хвостовыми варпенными излучателями, словно укрепленный минарет. Я задержался, игнорируя колючий ветер, и оглянулся на свою тень на снегу, отчетливо видную в холодном свете из трюма.
Укутавшись в воротник, я представил, как развиваются события. Всем кораблям экспедиции и АПСИДЫ отсюда и до самых дальних систем по телеграфу рассылается приказ. Враг приближается, и мы должны выступить ему навстречу. Император рассказал мне много, но недостаточно. О скольких энарских планетах известно Империи? Сколько городов вайарту агенты АПСИДЫ уже перекопали сверху донизу? Был ли левиафан Наири единственным Наблюдателем, найденным нашими жрецами и магами?
Холодный ветер стал совсем ледяным, пронизывающим душу.
Император сказал, что меня вызовут. В один из ближайших дней раздастся колокольный звон. Что мне делать до тех пор? Терпеливо дожидаться в стойле? Лечь в фугу, пока во мне не будет крайней необходимости? К горлу подступил болезненный тошнотворный комок.
Я больше не хотел сражаться – ни с Бледными, ни с темными чудовищами, которым они служили.
«Warka shanatim madatim itteche en».
По императорскому указу мне снова предстояло отправиться под домашний арест, в хранилище, пока не раздастся трубный зов. Потом меня, как и обреченного сэра Дамьена Арадью, ждала экспедиция – не поиски неизведанного, о чем я мечтал в детстве, а охота на бога. Мне почти захотелось, чтобы меня сразу послали на охоту за Наблюдателями, как прежде – на розыск Воргоссоса. Но император затянул поводок. Послал других псов вынюхивать добычу, а меня собирался спустить лишь тогда, когда придет пора загрызть добычу.
Снег усыпал мои волосы. Кончики ушей и носа потеряли чувствительность, лицо жгло. Я повернулся и взошел по обледеневшему трапу в относительно теплый трюм, обтер сапоги и отряхнул волосы.
Сбоку от внутреннего люка сидели трое легионеров в белом. Когда отряд Оливы покинул нас, сэр Грей Райнхарт приставил к нам с Валкой новую охрану, хотя веского повода для этого не было.
– Вернулись, сэр? – спросил один, долговязый угрюмый мужчина с красным носом и ушами.
Как и остальные из триады, он носил капюшон без шлема. Между ними стоял ящик – очевидно, они рубились в карты.
– Да, солдат, – ответил я.
– Надеюсь, все прошло гладко, ваша светлость, – сказал другой, дважды приветственно ударив в грудь, но не вставая. – Есть известия, когда мы свалим с этого булыжника?
– Никаких, Лукас, – ответил я, отряхивая шинель от снега. – Надеюсь, как можно скорее. Видеть больше не могу этот снег. Не сомневаюсь, что и вы тоже.
А ведь по прибытии я радовался снегу, как когда-то дождю на Колхиде.
– Вряд ли на другой планете будет лучше, – сказал солдат. – Дерьмово будет, уж помяните мое слово. Его величество, конечно, славный малый, но возит нас по каким-то дырам.
– Летал бы он по курортам, в нас бы нужды не было, – заметил первый.
– Верно говоришь, Сев.
– Трап можно убрать, – распорядился я. – Скоро закат. Если я кому-нибудь понадоблюсь, пусть стучат.
– Есть, милорд! – отозвался Пол, их триастр.
Я открыл ключом внутренний люк и прошел.
До нашей каюты было недалеко. Вверх и налево по лестнице, далее по узкому коридору мимо опечатанных пустых кают, где прежде квартировались Олива с его бойцами. Капитанская каюта была в конце коридора. Отсканировав мою ладонь, дверь раскрылась.
Был еще ранний вечер, но Валка уже спала. В каюте не было окон, стояла тьма, если не считать тусклого света лампы из ванной и слабого сияния голографической настенной панели.
От звука и света Валка проснулась, выглянув из-под одеяла и спутанных красно-черных волос одним золотистым глазом.
– Все хорошо? – спросила она. – Тебя долго не было. Я совсем заждалась.
Я хотел было ответить, но сразу закрыл рот. Меня так и подмывало обо всем ей рассказать, и я едва не забыл, где нахожусь. Где мы находимся. Импланты Валки могли защитить нас от шпионов, скрытых камер и прочих ухищрений разведки, особого отдела, марсиан и так далее, но я не был уверен, что на все сто процентов. Тем более что император требовал от меня держать все в тайне, даже от Валки. Действительно, он упомянул ее отдельно.
Я испугался что-либо говорить, ведь малейший сбой в защите Валки мог дать императору повод усомниться в моей верности слову.
– Все отлично! – воскликнул я, не сомневаясь, что обман отразился на моем лице. – Просто… задержался.
Мне многое хотелось рассказать, но я не мог. Не там, не тогда, не на Картее. Мне хотелось как можно скорее убраться оттуда. Что хорошего в служении добру и истине, если приходится лгать даже любимому человеку?
Я скинул шинель и убрал ее в стенной сейф, где хранилось оружие.
– Пойду наверх. В кают-компанию. Мне нужно выпить.
Это было наибольшее, в чем я мог признаться.
Глава 19Выстрел во мраке
Тьма.
Кроме тусклого красного индикатора у двери в ванную, в нашей каюте на «Ашкелоне» светилась только голографическая панель справа от кровати, показывая время красными мандарийскими цифрами. Был час ночи по местному. На Картее в сутках двадцать девять часов, и посреди зимы девятнадцать из них – ночь. Темная, как сама Тьма космоса.
– Адриан? – заворочалась Валка. – Что-то не так?
Я поднялся по какому-то наитию, почувствовав, что творится что-то неладное.
Стояла тишина. Абсолютная, даже двигателей было не слышно. «Ашкелон» оставался подключен к временной подстанции, и на фоне завываний ветра обычно был слышен только белый шум электроники. Из каюты я не мог слышать ни Лориана, ни Пола, Сева и Лукаса, находившихся в трюме, но тишина все равно казалась неестественной.