– Не первый раз? – с беспокойством спросил он меня.
Я не сразу сообразил, что это вопрос.
– Четвертый! – ответил я центуриону.
Последний раз это было на Комуме. Я не стал уточнять вслух, потому что тогда я был на добрую сотню лет моложе.
Ответ удовлетворил центуриона, и он ударил себя в грудь:
– Ваша амуниция у Стаса! Он впереди, в первой шеренге!
Чтобы не повышать голос, я жестами просигналил, что понял, и протиснулся вперед. Драконоборцы постарались расступиться, но пространства между ящиками не хватало, и получилось только хуже. Хорошо, что у нас с Валкой была своя каюта, и в этом, пусть и коротком, путешествии нам не пришлось ютиться в трюме или кают-компании. Солдаты были набиты здесь как сельди в бочке. Не позавидуешь.
Стас был одним из декурионов Шарпа, с двумя отличительными красными полосками на маске под левым глазом. Гоплит повернулся ко мне и без разговоров сунул руку в ближайший ящик, вытащив длинный брезентовый сверток.
– Милорд, Квент распорядился выдать это вам! – крикнул он.
По-прежнему не желая кричать, я хлопнул младшего офицера по плечу и взял сверток, сразу расстегнув кожаный ремешок. Я решил не носить саблю на корабле. Она была слишком длинной и рисковала зацепиться за узкие дверные рамы «Ашкелона», вентиляционные решетки или бронзовые трубы, коих на стенах и потолке было великое множество.
– Трофейная? – спросил Стас, но от моего грозного взгляда прикусил язык.
Это была сабля, которую я втащил на «Ашкелон» в час отчаянного бегства с Эуэ. Сьельсинская сабля. Пока мы жили на Колхиде, родственники Имры сшили мне ножны из кожи ската, которых вдоволь водилось в местных морях, и обвязали черно-красными нитями. Я также заказал у них черную кожаную перевязь с серебряной застежкой, чтобы носить огромный клинок за спиной.
Трофей пробуждал мрачные воспоминания, но я не решался избавиться от него, как избавился от клинка, что мой двойник вложил мне в руки. Сабля попала ко мне в тот же момент, когда я отыскал скорлупу Тихого, и я считал ее чем-то вроде приданого к подарку высших сил.
К тому же мне нужен был меч.
Я вытащил саблю из ножен примерно на фут. За черной кривой гардой, предназначенной для более широкой руки с большим количеством пальцев, чем моя, показался молочно-белый керамический клинок.
– Годится, – произнес я, застегивая перевязь поверх репульсионной сбруи. – Спасибо, декурион.
Я убедился, что пистолет надежно сидит в кобуре, и активировал шлем. Он выехал из воротника, разложился и сомкнулся над моей головой в капюшоне, как цветок кувшинки на закате. Я закрыл глаза. В темноте мне сразу стало тесно. Секундой спустя заработала энтоптика, передавая мне изображение трюма и стоящих в нем напряженных людей. Я не носил полных доспехов с того черного дня. В лицо повеяло знакомое дыхание вентиляторов, уголок рта защекотала трубка подачи воды. Мне вдруг стало жутко не по себе и пришлось стиснуть зубы. Если бы не мои солдаты – впрочем, на самом деле не мои, – я бы, наверное, лишился чувств и рухнул на ближайший ящик.
Больше всего на свете мне хотелось сейчас оказаться в другом месте, где угодно. Постоять под кипарисами английского сада у виллы Маддало, искупаться с Валкой нагишом в океане Фессы. Я затосковал по молчаливым прогулкам по экватору спящего «Тамерлана», по жужжанию пчел и аромату базилика в отсеке гидропоники. По тренировочной площадке Боросево. По волнорезам и готическим шпилям Обители Дьявола.
Я всегда вел людей за собой, и в этот миг, спустя столько лет, наконец понял почему. Принято считать, что войны ведут герои и храбрецы, и это действительно так. Но не в меньшей степени, а то и в большей, в войнах участвуют те, кто не может похвастаться отвагой. Я не Паллино и никогда им не был. Я далек от того, чтобы зваться Сыном Стойкости. Я просто старик, который слишком боится и слишком устал, чтобы бежать.
Как в Древнем Риме, меня удерживали от бегства те, кто плотно держал строй позади.
– Декурион, вы готовы? – спросил я.
– Да, милорд, – ответил Стас, и даже через закрытый шлем я почти увидел, как он моргнул.
– Отлично, – сказал я, вцепился в перевязь, на которой держалась моя трофейная сабля, и сверился с терминалом.
– Пятиминутная готовность, ребята! – негромко, сдержанно объявил Квентин Шарп по рации.
Вскоре на нее уже нельзя будет положиться. Сигнал могли перехватить, а открытые каналы были лакомой добычей для экстрасоларианских магов.
– Пропустите, черт вас побери! – раздался давно знакомый голос.
Оглянувшись, я увидел, как Валка проталкивается сквозь ряды. На ней были ее старые доспехи – точнее, что от них осталось. Алый офицерский нагрудник Красного отряда потерялся, и теперь на его месте был стандартный белый имперский торс, надетый поверх черного сюртука до колен. Белые сегменты маники сбегали от правого плеча до надраенной до блеска рукавицы, на которой светились кнопки управления терминалом. А вот комбинезон был ее собственный, и на левой руке, лишенной маники, виднелись узоры – черные на черном, – повторяющие ее тавросианский сайлаш. Левое плечо украшали птеруги. На голове был бронированный шлем с римским фланцем и безмятежной офицерской маской с черными линзами, подобранной картеянскими кузнецами.
Я протянул руку и помог ей выбраться из-за солдатских спин.
– Это, что ли, ведьма нашего дьявола? – спросил кто-то по рации.
– Они тебя слышат, придурок!
Тишина.
Валка сжала мои пальцы. На ее языке это означало: не вмешивайся.
Мне было непривычно видеть ее в имперских цветах, и я отвернулся, окинув взглядом из-под маски трюм и собравшийся отряд. Слова были ни к чему. Драконоборцы взволнованно переминались с ноги на ногу, но держали строй и не признавались, кто из них позволил себе неуместный вопрос.
– Вы все знаете, что делать! – воскликнул я, порадовавшись, что голос не дрогнул.
Когда-то я подбадривал бойцов речами. Мог вскочить на ящик и воодушевить их на бой. Но тот Адриан лежал мертвым на алтаре Элу.
– Вы справитесь.
Что это было? Приказ? Угроза? Заверение?
Кто знает?
Я отвернулся и крепче взял Валку за руку.
– Не отпускай, – произнес я на пантайском по нашему отдельному каналу связи.
Ее пальцы сжались.
Наш последний бой.
– Одна минута! – раздался в динамиках голос Квентина Шарпа. – Первой волне приготовиться!
Солдаты дружно, как щитоносцы римской манипулы, перенесли центр тяжести на левую ногу. Рампа откинулась, в трюм с воем ворвался ветер. Индикатор слева от моего визора отметил снижение температуры, определил в воздухе ядовитые вещества, показал высоту. Рампа протянулась почти на двадцать футов от трюма звездолета.
Свет сигнального фонаря сменился с красного на синий.
– Вперед! Вперед! Вперед! – крикнул Шарп.
Стас сделал шаг, а с ним и вся шеренга. Крепко держа Валку, я последовал за ними; она – за мной.
– Первая волна! Отключить рации! – скомандовал Стас, достигнув края рампы, и сразу же исчез, нырнув в чистый воздух.
Отключив связь, мы прыгнули за ним.
Желудок едва не опорожнился, вены напряглись от ужаса при виде семи миль пустого пространства между нами и землей. Я не кричал, что, впрочем, было не важно, ведь теперь никто не мог меня услышать. Не отпуская меня, Валка без паники раскинула руки и ноги на манер белки-летяги. Я скопировал ее движение и увидел, что Стас с солдатами сделали то же самое.
Крепость раскинулась внизу, как ковер на джаддианском базаре. Три блестящих купола, каждый не меньше полумили диаметром, жемчужинами сверкали вдоль зеленого изгиба вспухшей реки, окруженные низкими ровными строениями, протянувшимися от каждого купола, как спицы колеса. Они были меньше куполов Ведатхарада, но выполняли ту же функцию: стекло фильтровало свет двойной звезды безымянной планеты, делая его терпимым и безвредным для здоровья. Падая, я заметил под стеклом зелень и предположил, что внутри находились сады и огороды, дававшие пропитание жителям этого поганого места. Над всем довлел перст гигантской башни, отбрасывающий двойную тень на поселение. Высокий мост раскинулся над рекой от центрального купола до космодрома, устроенного вокруг башенного шпиля. Оттуда ходил лифт прямо на орбиту.
Мы неслись навстречу всему этому в ядовитом воздухе, и я бы, наверное, оглох, если бы не шлем. Оглянувшись, я увидел, как остальные Драконоборцы Шарпа рассеялись в воздухе стаей черных птиц, а за ними в верхнем слое атмосферы чернел на фоне черного неба тусклый силуэт «Ашкелона». На моих глазах небо опустилось, словно занавес, из черного став сначала белым, а затем – бледно-рыжим.
Нам предстояло разделиться на три группы. Первая – под совместным командованием меня и декуриона Стаса – должна была проникнуть в командный центр и отключить все средства связи. Второй группе под началом декуриона Арона было поручено уничтожить опоры орбитального лифта, чтобы лишить его связи с землей. Третьей – ведомой самим Шарпом – предстояло взорвать дюжину шаттлов на посадочной площадке, отрезав врагу альтернативный путь к отступлению.
Купола приближались, солнечных бликов на стекле стало меньше, и мне показалось, что я вижу и могу пересчитать отдельные панели геодезического купола посреди крепости.
Астор был прав. На военную базу этот комплекс был не похож. Если бы не башня и космодром, он напоминал бы пограничный колледж или исследовательский институт консорциума.
Я гнал эти мысли из головы.
Стас перевернулся ногами вниз, его туника задралась, а плазмомет затрепыхался на ремне. Он падал камнем, удаляясь от нас. Солдаты последовали его примеру. Валка крепче схватилась за меня, и мы синхронно выполнили такой же переворот, нацелившись пятками к земле.
Наши маленькие фигурки могли остаться незамеченными для крепостных радаров, а скорость падения и расположение против солнца позволяли рассчитывать, что нас не увидят и невооруженным глазом. Шнур репульсионной сбруи трепыхался в чехле на плече. В отличие от древних парашютов, сбруе не требовалось много места, чтобы замедлить мое падение. В небе не раскроется множество лоскутов, мы не станем мишенями, заслоняющими солнце.