– «Хорошо драться, во всем искать красоту и говорить правду…» – в напряженной тишине повторил я слова князя.
Мой взгляд переместился на Олорина, и я крепко сжал губы. Этот человек спас мне жизнь не единожды, а дважды. Не только сейчас, немедленно развернув свой флот к Ганелону вопреки всем надеждам и обстоятельствам, но и давным-давно на Эмеше. Если он был искренен, то его слово и истинное имя могли быть тем ключевым фактором, склонившим чашу весов с моей душой и судьбой в сторону Райне Смайт, а не Лигейи Вас. Тогда я был совсем юн и не до конца понимал, насколько деликатным было мое положение в Боросево. Знал ли я тогда, на каком тонком волоске держалась моя жизнь? Мы с Валкой обманули дворцовую стражу, выкрали пленника у Капеллы, пошли наперекор графу и всей Империи, будь она проклята, и ради чего?
Ради небольшого снисхождения и названия.
Мы кое-как выведали у Уванари название планеты Воргоссос, а с ним получили слабую, ничтожную надежду на мир. В мир верила Смайт, и Олорин тоже. Они поручились за меня и мою отчаянную экспедицию и таким образом невольно направили меня на мой путь – путь, что привел меня сначала на Воргоссос, а затем на вершины Анитьи, где Тихий прокрутил все время сквозь мою голову. Олорин, сам того не ведая, сыграл свою роль в космическом плане Тихого. Возможно, он был прав. Возможно, я мог ему доверять. Возможно, у меня не было иного выхода, кроме как довериться ему, однако…
Я огляделся, словно ожидая увидеть, как исчезает за колонной какая-нибудь зловещая фигура в плаще с капюшоном. Десять тысяч глаз.
– Мы одни, – сказал Олорин, догадавшись, что означал мой параноидальный жест.
– Валка? – повернулся я к ней.
Тавросианские импланты Валки не могли обнаружить абсолютно любые устройства, но микрофоны и скрытые камеры в барочной настенной филиграни, среди шпалер и ковров она могла почувствовать. Ее золотистые глаза осмотрели зал, она наклонила голову, как бы прислушиваясь. Губы разомкнулись, брови нахмурились, и Валка помотала головой.
– Ничего.
«Ничего» было хорошим знаком. «Ничего» означало либо то, что устройства были настолько хитрыми, что избежали обнаружения – маловероятно, учитывая навыки Валки, – либо то, что князь был с нами честен.
– Правда… – произнес я и поднялся, с хрипом выдохнув.
Я отвернулся от князя и его женщины, обошел свое деревянное кресло. Пройдя мимо Валки, улыбнулся ей и тронул за плечо. Я уже рассказал почти обо всем императору. Я мог рассказать и князю, человеку, спасшему мне жизнь.
– Говорят, вы творите чудеса, – сказал мне в спину Олорин; его голос оставался дружелюбным, но я почувствовал напряженные нотки. – Что вы волшебник. Что вы восстали из мертвых.
Я не обернулся, остался лицом к золоченой круглой двери приемного зала. В воздухе по-прежнему слабо пахло джубалой, а благодаря коврам и ярким гобеленам со сценами древних битв в зале казалось теплее и уютнее.
– Я не волшебник, – произнес я, машинально взявшись за левое запястье и нащупав под шрамами и мышцами выступы искусственных костей.
– Прочее вы не отрицаете?
– Не знаю, можно ли назвать это чудесами, – ответил я своему размытому отражению в золотой двери. – Не уверен, что значит «чудо». Если есть бог – ваш или любой другой, – то для него самого, в отличие от нас, его существование вполне естественно. Если это так, то чудес вовсе не бывает. Есть только то… что есть.
Каим молча обдумывал услышанное.
– То есть вы действительно восстали из мертвых? – продолжил допытываться он, отказываясь довольствоваться моими философскими умозаключениями. – Это правда?
Я разнял руки и развел их, как будто правда была некой золотой безделушкой, которую я без комментариев уронил на ковер.
– Правда, – вдребезги разбил повисшую в зале тишину негромкий голос Валки. – Я сама видела.
Князь и его наложница потеряли дар речи. Первой пришла в себя Калима.
– Вы считаете, что мы в это поверим?
– Вы считаете, что мы станем лгать в глаза князю Джадда? – парировала Валка.
Она тоже поднялась, и я дернулся, опасаясь, что из тени на защиту повелителя вдруг выскочит претор и зарубит нас обоих. Но таких героев рядом не оказалось. Мы действительно были одни.
– Понимаю, звучит невероятно. Я бы сама не поверила, если бы не увидела собственными глазами! – сказала Валка и стянула с себя черную офицерскую тунику. Под ней была простая белая рубашка, сквозь тонкую хлопковую ткань которой на руке, боку и спине просвечивала фрактальная клановая татуировка.
К этому моменту я отвернулся от двери и ринулся к ней:
– Валка, что ты делаешь?
– Тише, Адриан. – Она бросила тунику на спинку кресла. – У меня был тяжелый день, и я не хочу тратить время и терпение на пререкания. Вот, сейчас я вам покажу. – И она сделала нечто, чего я никогда не видел за все годы, что мы были вместе.
Она поковырялась в наручном терминале – единственном устройстве, что прошло дезинфекцию в шаттле у Тенавян, – и вытащила оттуда тончайший стекловолоконный провод. Вытянув его на пару локтей, она дотянулась до затылка и воткнула провод в разъем у основания черепа.
Я понял, почему раньше она этого не делала – по крайней мере, у меня на виду. Поморщившись, я отвернулся.
– Что это за колдовство? – спросила княжеская алькидара.
Я догадывался.
На терминале Валки загорелась маленькая проецирующая линза, и над устройством раскрылся светящийся конус. Внутри конуса появилось не совсем двухмерное изображение, направленное на князя, а мы с Валкой смотрели сквозь него, как в окно. Изображение качалось и вздрагивало в такт движению устройства, которое его записывало. Еще через секунду вся картинка покрылась рябью, затем мигнула, и я понял.
Мы смотрели как бы глазами Валки.
Эти золотые тавросианские яблоки ничего не забывали. Все, что они видели, навсегда записывалось в органическое кружево, пронизывавшее мозг Валки. Я увидел все так, как никогда не видел прежде. Так, как с тех пор пытаюсь забыть.
Араната Отиоло возвышалось громадой черного камня, несокрушимой, увенчанной снежной короной. В его кулаке голубым огнем сверкал меч Райне Смайт. Напротив стоял ничтожный, крошечный человечек, облаченный в неуклюжую красно-белую броню простого легионера. Я не сразу его узнал; настолько он был молод. Его волосы еще не поседели, а лицо было не тронуто когтями. Я бы вовсе не узнал его, если бы не утомленное выражение лица, знакомое мне до боли. И конечно, лиловые глаза.
– Tuka ujanyn! – воскликнул князь Бледных, скаля клыки. «Ты устал». – Ты слаб, как и другие твои сородичи!
– Сил мне хватит, – прошептал я из-за кресла, заметив, как серьезен стал Олорин.
Краденый клинок Аранаты столкнулся с моим, джаддианским, но было очевидно, что я уступаю.
Сьельсинский князь схватил меня за волосы, вырвав клок вместе со скальпом. Кровь хлынула у меня по лицу, и руки Валки дрогнули, когда она прицелилась и сделала никчемный выстрел. Нынешняя Валка стояла неподвижно, ровно держа голограмму. Провод, протянувшийся от ее головы к терминалу, слабо светился.
Молодой Адриан упал на землю, и Араната Отиоло нависло над ним.
Я зажмурился.
Мне не хотелось это видеть. Хватит. Хотя бы не так отчетливо. Не так, как это увидела Валка.
Старая запись Паллино была расплывчатой, сделанной с большого расстояния. Эта была четкой, ярче моих собственных воспоминаний.
Валка с голограммы ахнула и прошептала:
– Нет!
Мигом спустя она закричала мое имя:
– Адриан!
Никогда не забуду это слово и то, как надорвался ее голос. Она зарыдала, и слезы захлестнули окно проекции, которое она открыла для князя и его наложницы.
– Марло! – раздался отдаленный голос Бассандера Лина.
Я знал, что будет дальше. Мне не было нужды это видеть, но я не смог удержаться и приоткрыл глаза.
Перед нависающей каменной стеной у проклятого озера вверх ударил высокий красный фонтан.
Валка выдернула провод из головы, и изображение исчезло.
– Фокусы, – произнесла Калима. – Тавросианская магия!
– Нет, – мягко, но достаточно громко ответил я.
– Вы лжете! – не поверила Калима.
Но Олорин – князь Каим – встал и жестом заставил ее замолчать. Его глаза сверкали.
– Говорите, чудес не бывает? – сказал он, качая головой. – Вы что, слепой? – Он покачал головой еще сильнее. – Пусть вы не верите в Бога, но я верю.
Князь спустился по ступенькам и поравнялся со мной.
– И вам я тоже верю. – Он перевел взгляд с Валки на меня. – В вашей Империи вас прозвали Избранником Земли. Я же скажу, что вы – подарок. Бог послал вас всем нам, а сегодня направил меня к вам на выручку. – Князь Каим протянул мне руку, как когда-то на космодроме Боросево. – Мы вместе сразимся с этими чудовищами и, клянусь Ахурамаздой, победим.
Глава 29Бледное пламя
– Есть в этом нечто… красивое, – заметил Бассандер Лин.
Трибун неподвижно сидел в кресле во главе длинного стола в дежурном зале «Бури» сразу за мостиком. Я молча смотрел на него, вглядываясь в отражение голографических изображений в его черных глазах.
Проектор в центре стола демонстрировал нам, как пылает DB-639D. Белый цветок ядерного огня распустился над охряной равниной Ганелона. Лепестки раскрылись, распластались поверх ядовитой атмосферы планеты, растянулись, а затем остыли, став из белых красными. Наконец на месте цветка осталось лишь черное облако. С большой высоты масштаб разрушений казался ничтожным. Но облако останется, а с ним останутся пепел и радиация, и через тысячу или десять тысяч лет, когда люди или их преемники вновь обнаружат эту планету, память об этом облаке еще будут хранить чахлые мхи и травы, которых коснулась радиация.
Лучше, если эти люди не будут знать о тех злодеяниях, которые творили на этой планете некогда жившие здесь чародеи.
Мы уже на три года удалились от Ганелона и близились к окончанию первой фазы нашего путешествия. Князь Каим, джаддианский флот и значительная часть кораблей Четыреста девятого легиона ушли вперед, взяв курс на Сираганон через Фидхелл. Мы задержались. Лин вывел «Бурю» из варпа в заранее условленный день, чтобы принять отчетную телеграмму от капитанов Тенавян и Дэйна, оставшихся на Ганелоне с целью обеспечить безопасность на планете и зачистить захваченную сьельсинскую луну.