Элизабет БэрПрах
Elizabeth Bear
DUST
Copyright ©2007 by Elizabeth Bear
Опубликовано с разрешения автора и его литературных агентов: Литературное агентство Дональда Маасса (США) при содействии Агентства Александра Корженевского (Россия)
1Свет из высокого окна
Знать все – это значит не все прощать, а всех презирать.
В углу окна полупрозрачный паук плел паутину. Наметанный взгляд Риан заметил паука и то, как лучи света отражаются от его плетения. Но Риан не стала рвать нити и сметать паутину тряпкой. Она прижалась к стене между окном и дверью, словно паук, и затаила дыхание, молясь, чтобы ее не заметили, – ведь леди Ариан Конн и ее рыцари привели обнаженную пленницу из Двигателя.
Судя по ее цепям, пленница была благородных кровей. Их петли, похожие на растекшиеся капли ртути, извивались на ее запястьях. Это была древняя колония нанотеха, дорогая – дороже рубинов – и редкая, позволявшая бороться с любыми нежелательными трансформациями.
Никто не стал бы тратить такие цепи на плебея, когда подошли бы и дешевые прессованные. О высоком происхождении пленницы говорило и ее поведение; она шагала уверенно, бесстыдно, заставляя нанотех лететь по полу за ней, словно шелковые фестоны. Об этом же свидетельствовала и ее бело-голубая кожа цвета кислого молока.
Высокая худая девушка казалась почти бесполой; она не вызывала никаких эротических чувств, несмотря на то что на ее теле не было ничего, кроме цепей, потеков синей крови и слоя грязи. Если не считать подбородка и скул, широкими у нее были только мускулистые плечи и грудь. Даже ее голые ступни казались узкими и изящными.
Руки пленницы закрывали изгибающиеся цепи, но Риан решила, что они должны быть такими же. Более того, пленницу сопровождали полдюжины рыцарей Ариан; на абляционных панцирях висело лучевое оружие, а лица воинов были скрыты за темными щитками шлемов. Девушка – не старше чем Риан, но куда более величавая – принадлежала к одной из Семей.
Крутя в руках тряпку для полировки, Риан вернулась к другим горничным с верхнего этажа – и вздрогнула от неожиданности, когда ей на плечо легла ладонь Головы. Изогнув шею, Риан краем глаза заметила угловатый профиль Головы и длинные морщины, протянувшиеся вдоль его носа.
– Война будет? – прошептала она.
Голова стиснул ей плечо.
– А когда ее нет? Не бойся, девочка. Мы ниже солдат, нас это не касается.
Рот Риан округлился.
– А кто она тогда?
Ладонь Головы скользнула по плечу Риан и задела ее локоть.
– Это сэр Персеваль. Они хотят, чтобы в камере ее хорошо кормили.
Огненный взгляд закованной в цепи девушки пролетел по комнате, словно луч прожектора. Заметив его, Риан опустила голову.
Голова откашлялся.
– Ты справишься.
Уход за пленницей. Работа не для горничной с верхнего этажа. Работа не для простой девушки.
– Но…
– Тихо, – сказал Голова.
Слова у Риан все равно закончились – ведь когда девушка-рыцарь, сэр Персеваль, прошла мимо – спина прямая, подбородок задран, глаза расширены, – Риан вдруг увидела то, что не заметила раньше.
Из двух глубоких резаных ран между лопатками девушки по ее спине и хребту тянулись, словно что-то нащупывая, два лазоревых каната крови. Они извивались каждый раз, соприкасаясь друг с другом, словно колонны муравьев-разведчиков.
Их усилия были напрасны, ведь крылья, которые они искали, кто-то срезал под корень. И, судя по выражению лица Ариан, дочери лорда, которая шагала рядом с пленницей, то увечье останется с девушкой навсегда.
О ногу Ариан на каждом шаге шлепал антимеч, висевший у нее на поясе. Этот меч называли «Невинность», и он был очень древний.
Риан подняла руку ко рту и прокусила кожу до кости, а искалеченную демоницу из Двигателя повели по коридору, а затем вниз по лестнице, прочь.
Когда что-то защекотало кожу в ямке ключицы, поначалу Персеваль решила, что звенья серебряного ожерелья, которое она всегда носила на шее, изогнулись, облегая кость. Но затем она пришла в себя и вспомнила, что она в плену у Дома Власти и ожерелье отняли у нее вместе с одеждой. Тогда она подумала, что ее щекочет локон. Но когда она повернула голову, по ее шее и плечам ничего не скользнуло. Ее обрили: еще одно унижение, и далеко не худшее.
Руки Персеваль заковали в кандалы у нее над головой, и когда она перенесла на них вес тела, ощущения быстро вернулись к ней. Цепи не были холодными и твердыми, но могли растягиваться, словно смоченный маслом шелк. Сражаться с ними – все равно что с рекой, словно ребенку бороться со взрослым.
Но она все равно должна сражаться.
Она согнула руки в локтях, потянула за узы, за листы нанотеха, которые приковывали ее ноги к полу.
Ей было больно, хотя теперь ее вес уменьшился вдвое, хотя ее плечи были обстрижены и стали такими же голыми, как и ее голова. Гравитация в Доме Власти была высокой. Мышцы плеч и груди рефлекторно напряглись; раньше после этого движения прозрачная, нагретая кровью мембрана обхватила бы воздух, но сейчас Персеваль лишь ощутила, как повернулись обрубки костей в недавно зарубцевавшихся ранах.
Забытое щупальце крови, все еще разыскивающее отрезанное крыло, защекотало ей горло.
По крайней мере, здесь был свет – свет из высокого окна; теплый и пыльный, он падал на ее голову и плечи. Персеваль знала: он, как и ветерок, который гулял между прутьями решетки, нужен лишь для того, чтобы поиздеваться над ней, но она все равно считала это небольшой удачей. Если ей суждено умереть, то, по крайней мере, перед смертью она будет видеть солнца, и их сила напитает ее кости.
Она обхватила пальцами листы нанотеха, напряглась, чтобы сомкнуть онемевшие пальцы, стала сжимать и разжимать кулаки. Ощущения вернулись к ней – вместе с иголочками, покалывающими кожу, электрическими разрядами, бегущими по усмиренным нервам.
От усилий струпья на ранах треснули, и кровь снова потекла вдоль позвоночника, повторяя очертания ягодиц. Кровь была горячее солнечного света.
Она не будет плакать по крыльям. Здесь она вообще не будет плакать.
Она снова потянула за цепи и остановилась только тогда, когда до нее донеслось эхо шагов на лестнице.
Риан спускалась по спиральной лестнице, сделанной из поликарбоната; одним локтем она опиралась о стену, чтобы не потерять равновесие, поскольку в руках она несла поднос. Сквозь лестницу пролетал солнечный свет, и поэтому Риан отбрасывала тень на металлический пол в семи этажах под ней. Ее туфли позвякивали по ударопрочному пластику, и этот звон отражался от крыши и стен.
Пленница поймет, что Риан идет к ней, и на это, конечно, и был расчет.
У основания лестницы находился арочный дверной проем, а за ней – короткий коридор. Двери здесь не было: того, кто может вырваться из наноцепей, физические барьеры не остановят. Риан прошла мимо закрытого на ключ и защищенного ловушками пункта управления и оказалась в просторном, хорошо освещенном подземелье.
Персеваль висела на своих узах, словно марионетка, – голова опущена, пальцы обмякли. Она не шевелилась, но Риан показалось, что ее глаз быстро блеснул.
– Я принесла еду, – сказала Риан и поставила поднос на раскладывающуюся подставку у двери.
Она принесла пленнице кашу из приготовленной на пару квиноа с медом и соевым молоком и кувшин с мятным чаем. Простая пища, но питательная: сама Риан ела на завтрак то же самое, правда, сейчас еда уже немного остыла.
Риан взяла миску, прозрачную пластмассовую ложку и впитывающую салфетку и подошла к висящей на цепях пленнице, силуэт которой очерчивал падающий свет.
– Подними голову, – сказала Риан, стараясь, чтобы ее голос звучал сурово. – Я знаю, что ты не спишь.
К счастью, миска была прочной. Потому что когда пленница подняла голову, мигнула (ее глаза были такого же цвета, что и мятный чай, и столь же прозрачные) и сказала: «Привет, Риан», – служанка уронила миску.
Прах закрыл глаза и откинулся на спинку кресла, стоявшего рядом с наколдованным огнем. Настоящий огонь, разумеется, здесь разводить нельзя; он – ужас, который сожрет незаменимый кислород и наполнит герметизированные пространства убийственным дымом, но мерцание, тепло и свет запрограммированной подделки подойдет Праху, ведь он сам – подделка.
Он положил ноги на стол и прислушался к ливню, который заливал крепостные стены. Вода текла по окнам из поликарбонатов, стекала в сделанные с предельной точностью примитивные водосточные желоба, собиралась на покрытых мхом камнях и грохотала, падая на покатые плечи дома Праха.
Над головой скрипело небо – видимо, где-то в чреве мира сломалась схема. Дождь, не соответствующий времени года, будет идти и дальше – до тех пор, пока кровь мира не залечит рану; анкор Праха омоет вода, которая, несомненно, сейчас нужна в дальних трюмах и доменах. Солнечный свет в ядро не проникал, если не считать того, который отражался от оснащенных длинными линзами и зеркалами каналов в коже мира, а вот воды было в избытке. Через небо Праха, извиваясь, текла половина рек мира.
Он вдохнул холодный воздух и улыбнулся. Дождь, омывающий его дом, щекотал его – воспоминание о ласковом прикосновении к коже, которая не испытывала ничего подобного уже несколько веков.
Он потерял значительную часть мира, когда утратил остальную часть себя, но все, что произошло здесь, он знал. Это знание он сохранил, хотя и изменился.
Зацепившись перстнем за карман серебристо-белого парчового жилета, Прах нащупал часы. Серебряная цепь под пальцами была холодной, словно дождь тек и сквозь них.
Когда Прах поднял часы к глазу, он не стал ни поднимать веко, ни обнажать кристалл. Ему не нужны были часы, ему не нужно было смотреть на них, ему не нужен был этот жест. Он знал время; оно текло внутри его с атомной четкостью. Но сама церемония тем не менее доставляла ему удовольствие.