– По-моему, ты проявил интерес к одной девушке из Двигателя, – сказал он. – А что, если я могу ей помочь?
– К девушке из Двигателя? – отозвался Прах, думая, что вряд ли сможет соревноваться с Самаэлем в неискренности.
Когда-то, в незапамятные времена, они бы провели эту встречу в каналах аналитических машин мира, но эти машины давно стали недоступны. Сейчас же если они и встречались, то только в металле. Самаэль втянул все свои части внутрь, словно кошка, свернувшаяся клубочком на ковре, так что Прах не мог даже прикоснуться к его микроповерхностям и проверить, не вытекает ли из него электромагнитный разум.
– Персеваль Фуко Конн, – сказал Самаэль. Подстригать ногти он уже не мог, но мог их разглядывать.
Как странно, подумал Прах, целый век прошел с тех пор, когда у них были поводы взаимодействовать со своими создателями, но они все равно сохраняли человеческое обличье.
– Она и ее сводная сестра попали в ловушку на палубе «эпсилон», и блуждать там они могут довольно долго, – продолжал Самаэль. – Кроме того, Персеваль страдает от сепсиса и вирусной инфекции, и поэтому ее симбионт испытывает сильную нагрузку. Она нуждается в тепле, пище и медицинском обслуживании.
– И ты предлагаешь помощь?
– Для этого меня и создали, – сказал Самаэль.
– И в чем состоит вознаграждение?
Подвох всегда в этом, верно? Все они действовали с позиции силы; каждый из них обладал уникальной специализацией. Когда Ядро умерло, мир постарался поместить как можно больше своих функций в симбионтов. Он спас себя, защитил, но ни одна из колоний симбионтов не могла вместить в себя весь разум мира.
Они – фрагменты. Специалисты. И у каждого из них был свой собственный план.
Они редко ладили между собой.
– Штурманские журналы, – ответил Самаэль. – Звездные карты. Скажи мне, где мы были и куда направлялись.
– Это бесполезно, – сказал Прах.
У них не было двигателей. Не было никаких способов заставить мир двигаться.
– Я хочу знать, где мы, – сказал Самаэль. – Дай мне эти сведения, и я пощажу твою любимицу.
Настал черед Праха разглядывать свои пальцы.
– Она не моя любимица.
– Марионетка. Простофиля. Неважно.
Фрагмент Праха, который находился внутри подаренных Персеваль крыльях, оставался в контакте с основной колонией и обменивался с ней закодированными сообщениями. Он чувствовал, как она прижимается к Риан и дрожит в прохладной атмосфере, созданной крыльями. Если бы она была ближе, если бы ему не пришлось разрывать контакт фрагмента с покоренной колонией, то Прах, возможно, погладил бы ее обритую голову.
«Немного любви ребенку не повредит», – подумал он.
– Создатель, – с нежностью сказал Прах. – Изобретатель и дочь изобретателей.
– Ересь.
– Тем не менее, – возразил Прах. – Ее народ изобрел нас.
– Как такая, как она, могла изобрести такого, как я?
– И тем не менее именно это и произошло, – ответил Прах.
– Ты лжешь.
– Нет, – поправил его Прах. – Я вспоминаю.
Он отвернулся – отвернулся его аватар, но его внимание ни на миг не рассеялось. Прах продолжал следить и за тряпичной «куклой» Самаэля, и за границами своих владений.
– Штурманские журналы, – сказал Прах.
– Да.
– Это все, что тебе нужно?
– Пока.
– Помоги девам, – сказал Прах. – И я поделюсь с тобой журналами.
Брезгливый Прах предпочел бы не прикасаться к Самаэлю. Для его собственной системы было бы менее рискованно отрезать от себя пакет и передать его – но он не желал терять такую часть своей колонии и не хотел принимать взамен даже малую часть Самаэля. Он совсем не собирался давать брату такое большое количество знаний о своей программе.
Поэтому он наклонился и «поцеловал» Самаэля «в губы».
Слияние программ, но лишь поверхностное. Быстрое рукопожатие и передача данных, ничего больше.
Когда они разорвали контакт, успешно обменявшись информацией, воспоминание о «поцелуе» наполнило все летучие наночастицы Праха болезненным ощущением пустоты.
8Ангелы яда
Падут пред ним жители пустоты, и враги его будут лизать прах.
Как ни старалась Риан засунуть ноги под одеяло, они все равно мерзли. Она обхватила руками колени и плотно прижалась к ним лицом, но никак не могла понять, почему ее спине так жарко. И почему она не может дышать. Воздух был неподвижным, затхлым, со вкусом пота. Возможно, ее «гроб» вышел из строя. Она открыла глаза, ожидая увидеть энергосберегающую темноту, и вытянула левую руку, чтобы нащупать выключатель таймера.
Кончики ее пальцев коснулись прохладной наносетки крыла-паразита Персеваль. Охнув, Риан отдернула руку и пососала пальцы, словно обжегшись.
– Персеваль?
Да. Проснувшись хотя бы наполовину, Риан вряд ли забудет, где она. Сердце колотилось у нее в горле – это была адреналиновая реакция на панику; но как только Риан идентифицировала ее, ее новые внутренние чувства – ее колония, ее симбионт – изменили уровень тревоги, превратив ее во что-то более осмысленное и обоснованное.
– Ох, космос, – сказала она и надавила на руки Персеваль.
Она должна выбраться наружу. Это не она. Ее держит какой-то пришелец, но, что еще хуже, пришелец есть в ней самой, и он принимает решение за нее. Не бойся, шепнул ей симбионт.
И это, как и следовало предполагать, напугало ее еще больше.
Кожа Персеваль была какой-то не такой – хрупкой, похожей на бумагу, горячей. Риан показалось, что если потянуть за нее, то кожа соскользнет и треснет, словно корка на мозоли. Персеваль застонала. У ее дыхания был приторный запах.
Она была больна, и Риан не знала, что делать. Она забилась. Крылья-паразиты Персеваль удерживали ее на месте, но Риан ударила их слишком сильно и покатилась кувырком по коридору. Она врезалась в стену, размазав люминесцентные грибы по панели; ее левая рука онемела от кисти до плеча, а затем в ней вспыхнул огонь, и она снова ожила. Слезы жгли Риан глаза; ускорение заставляло их разделяться на части и распределяться по коже. Риан вытянула правую руку и ноги, широко развела их, хотя это и противоречило здравому смыслу, – и замедлила свое вращение.
Риан умела действовать в условиях микрогравитации, но это было что-то другое. Она стала лучше и быстрее, траектории и скорости появлялись в ее сознании, словно кто-то выводил их на экран. И в ее сознании строилась какая-то модель или структура, схема прилежащих коридоров, которые протянулись далеко за пределы того, что она могла себе представить. Эхо, подумала она. Как у летучей мыши.
Она отскочила от еще одной стены, повернулась к дальнему концу коридора и сумела удариться в стену согнутыми коленями и тем самым уменьшить свою скорость. А затем она отправилась обратно к Персеваль, но на этот раз это был более медленный и управляемый полет.
А Персеваль была закреплена на месте.
Риан обеими ладонями ударила по крыльям Персеваль. Левая рука выгнулась, но это помогло поглотить часть удара. Перья оказались мягче пола, и Риан удалось ухватиться за край крыла.
– Космос и пепел, – сказала Риан.
Персеваль висела посреди коридора между длинными крыльями; ее тело свернулось в позу эмбриона внутри еще одной пары крыльев, словно в прозрачной раковине моллюска. Эти крылья были похожи на дым, но когда Риан потянулась к сестре, то обнаружила, что у них гладкая и очень прохладная поверхность.
Но даже через кокон, в который превратилась колония, Риан видела блестящее от пота лицо Персеваль и красные полосы воспаления, которые, словно паутина, окружили те места, где крылья крепились к спине. Риан потянула за крылья, но у нее не было ни одной точки опоры, если не считать других крыльев Персеваль; в данный момент их было шесть – четыре перекрыли собой коридор, и еще в двух она спала. Поэтому все усилия Риан были напрасны.
– Ну пожалуйста! – взмолилась она. – Ее нужно доставить туда, где есть вода и пища.
Крыло сдвинулось под рукой Риан, расслабилось. Внезапно она поняла, как ей холодно; во сне она вспотела, а теперь пот на ее коже остыл и кончики мокрых волос обледенели. Может, крылья Персеваль и сохраняли тепло, но сами по себе они были такими же холодными, как и воздух в коридоре. А на Риан не было ничего, кроме широких вязаных брюк, майки и кардигана.
– Ну пожалуйста, – повторила она, испугавшись того, что ответ ей просто померещился. – Персеваль, у тебя карта. Ты нужна мне. Раскрой эти чертовы крылья.
Когда «раковина» приоткрылась, находившийся в ней теплый воздух вылетел наружу в виде свитка, состоявшего из тумана и чешуек инея. Персеваль бесшумно парила в воздухе, а тем временем третья пара крыльев бесшумно слилась с массой крыльев-паразитов. Потянувшись, Риан коснулась щеки Персеваль.
Щека была горячей и влажной, и тогда Риан почувствовала, что от ее пальцев пахнет болезнью.
– Персеваль. – Ее собственный умоляющий голос мог с тем же успехом принадлежать кому-то другому. – Вот так, золотко. А теперь открой глаза.
Так мог сказать Голова. Голова действительно говорил так, когда Риан была маленькой и болела. Возможно, на Персеваль подействовал страх в голосе Риан, а может, смысл ее слов, но в любом случае Персеваль прижалась щекой к ее ладони.
Крылья постепенно расслабились еще больше и неторопливо – совсем не так, как прошлой ночью, – понесли Персеваль и Риан вперед. Концы перьев – ну, то есть у настоящих крыльев это были бы концы перьев, – сгибались, встречаясь с переборками. Риан и Персеваль плавно летели вперед, словно их нес огромный, четвероногий механический паук.
Риан отпустила передний край крыла и схватила Персеваль за плечо, прижимаясь к ней, чтобы было теплее. Сделать это в условиях микрогравитации было легко.
Крылья-паразиты несли их по коридору минут пятнадцать, и за это время глаза Риан, привыкшие к темноте, не видели ничего, кроме Персеваль, пластин пола и зелено-голубого свечения грибов. И еще она заметила плывшую по воздуху стайку корабельных рыб – полдюжины дышащих кислородом падальщиков; они были прозрачными, словно стекло, если не считать глаз, внутренностей, зубов и ярких голубых и алых полосок на теле. Облако из рыб на секунду зависло, а затем исчезло, сверкнув крылоплавниками.