Дальше находились заброшенные жилые отсеки, заросшие пуэрарией. Выйдя на солнечный свет, незнакомец сжался в комок от страха и оторвал ладони от лица лишь после того, как Персеваль сжалилась над ним и завязала ему глаза. По дороге она делилась с остальными нежными листьями с молодых побегов пуэрарии. Листья были вкусные, похожие на шпинат, и Персиваль подумала, что раз уж в их отряде появился третий, то нужно изучить все возможности, которые позволят растянуть запас еды. Незнакомец – с завязанными глазами – понюхал листья, а затем покрытыми коркой грязи и нечистот руками засунул их в рот.
Пока он ел, Персеваль посмотрела на Риан, и Риан кивнула:
– Ты была права.
Персеваль улыбнулась и протянула ей новую порцию листьев. Риан свернула их в трубки и принялась грызть. Она жевала листья так, словно острый растительный вкус позволит избавиться от застрявшей в глотке аммиачной вони.
– Космос, – сказала она – негромко, словно обращаясь только к Персеваль. – Сколько, по-твоему, он просидел там взаперти?
– Давай помоемся, – отозвалась Персеваль, и Риан начала вскрывать замки.
Три часа у них ушло на то, чтобы очистить от зарослей несколько ванных комнат и найти работающий душ. Затем они переглянулись и со вздохом посмотрели на своего нового спутника.
Персеваль уговорила его снять повязку – поначалу он крепко сжимал ее тощими пальцами, а Риан настроила звуковые волны и теплый туман в кабинке.
– Он даже горячий, – сказала она, пытаясь скрыть ноты зависти в своем голосе.
– Настанет и твой черед, – беззлобно отозвалась Персеваль. – А пока давай поищем для него одежду.
В зарослях пуэрарии шуршали не только они, но все остальные обитатели оказались робкими и явно опасались хищников. Персеваль и Риан слышали, как прыгают маленькие животные («мыши», – сказала Персеваль; «жабы», – возразила Риан). Увидев насекомых, Персеваль вспомнила, что в них много белка, и старалась их ловить.
Порывшись в брошенных, запечатанных с помощью вакуума шкафчиках, они нашли много хороших вещей, в том числе немодную, но теплую одежду, которая подошла бы высокому и худому мужчине.
– Персеваль, – сказала Риан, когда они устали искать обувь и сели бок обок рядом с дверью душевой, – сколько экологических ниш мира необитаемы?
– О! – воскликнула Персеваль. – Думаю, что большинство.
– А где все люди?
– Умерли. – Пальцы Риан стиснули запястье Персеваль, а ногти впились в кожу. Персеваль вздрогнула и попыталась смягчить эту новость, но при этом не соврать. – А может, собрались в трюме или, что менее вероятно, в домене, – продолжила она, словно с самого начала собиралась это сказать. – В эпоху полета нас было гораздо больше.
Звуковая система за дверью смолкла.
– Мы умираем?
– Да, – ответила Персеваль. Когда дверь открылась, Персеваль встала и протянула мужчине охапку мягких рубашек, нижнего белья и комбинезонов…
И замерла, держа одежду на согнутых руках.
Она думала, что его кожа и волосы были светлыми от недостатка солнца и из-за покрывавшего их слоя засохшего гуано.
Но нет.
Помывшись, он стал еще белее. В отфильтрованном свете, падавшем через окно под потолком, его кожа казалась голубой, а волосы – созданными из снежно-белых завитков. Его борода так и осталась длинной, но теперь стала чистой: вероятно, он не нашел депилятор, но раздобыл расческу и резинку для волос. Из-под полотенца, обернутого вокруг его пояса, торчал обломок меча.
Волосы мужчины, теперь уже чистые и заплетенные в косы, все равно спускались ниже половины спины. Глядя на них и думая о том, каких трудов, должно быть, стоило их отмыть, Персеваль порадовалась тому, что лишилась своих. Отчистить щетину будет легче.
От него уже совсем не пахло аммиаком.
И глаза, которые смотрели на Персеваль, были голубыми, словно лед, столь же голубыми, как и кровь в ее жилах, и в данном случае пигмент их не маскировал.
– Спасибо, – сказал он. Его голос был скрипучим и треснувшим, но слова звучали идеально четко. Он потянулся за стопкой одежды, и его теплые влажные пальцы коснулись рук Персеваль.
– Лорд Тристен… – сказала – а точнее, запинаясь, выдавила из себя Риан. – Ты же умер.
И пока Персеваль недоуменно смотрела на Риан, Тристен Конн сказал:
– Я… тебя знаю?
Риан пошатнулась и оперлась рукой о стену, чтобы не упасть.
В тот вечер они расположились на кухне, где была плита, и сварили на ужин суп. Поначалу варочная поверхность не работала, но Риан смогла ее починить благодаря внезапно появившимся у нее знаниям о технике. Гэвин свернулся комочком в углу, засунув кончик хвоста в розетку, но Персеваль казалось, что он лишь притворяется спящим.
Что же касается Тристена, то, выяснив, кто они, куда направляются и почему, он умолк. Но оказалось, что он умеет готовить, и поэтому Риан и Персеваль сели плечом к плечу в теплых, но пугающих объятиях Крыла и принялись наблюдать за ним. Глядя на то, как высокий светлокожий мужчина с удивительной сосредоточенностью помешивает готовящийся ужин, Персеваль была вынуждена признать, что ее успокаивает мысль о том, что рядом есть взрослый, который обо всем позаботится.
Ее завораживали и его невероятно белые волосы, и его полупрозрачная кожа. В местах, не закрытых одеждой, виднелись голубые вены, и Персеваль с удивлением обнаружила, что его симбионт не только выжил, но и сумел сохранить здоровье своего хозяина. Также ее удивила его стойкость; она пробыла в плену всего несколько дней, но ей уже казалось, что остаток жизни она проведет, лежа в постели и глядя в потолок. Она больше не чувствовала себя в безопасности.
Но сейчас перед ней был Тристен Конн; он что-то напевал себе под нос, пробуя бульон и скатывая нежные листья пуэрарии для салата, и рядом с ним Персеваль чувствовала себя более защищенной. Сломанный меч Тристен заткнул за пояс, а в левую руку взял нож, который раньше висел на магнитной держалке в одном из кухонных шкафчиков, где уже пошуровали мыши. Персеваль никогда не видела диких мышей, но знала, что все мыши в мире белые – альбиносы, как и Тристен. Но глаза у них должны быть красными, цвета крови млекопитающих, а не окрашенными в синий цвет – маркер симбионта.
Пока она и Риан смотрели, как Тристен готовит, Персеваль напоминала себе, что опасность еще не миновала. Но убедить себя в этом было тяжело, особенно когда он принес им пластмассовые кружки с соленым бульоном, в котором плавало огромное количество сушеных грибов и соевого белка. Кусочки нежных листьев пуэрарии придавали супу мягкий и насыщенный зеленый цвет.
Персеваль сняла руку с плеча Риан, обхватила кружку обеими ладонями и сделала глоток. У супа был фантастический вкус. По ее телу разлилось тепло, и от него плечи Персеваль, напряженные в тех местах, где раньше на них давили крылья, расслабились. Все трое сели, образовав треугольник, и принялись молча есть.
Доев, Персеваль резко закрыла Крыло – даже небольшой теплый ветерок ее порадовал – и пошла за добавкой, прихватив по дороге и кружку Риан. Когда она наклонилась к Тристену, он накрыл свою кружку ладонью. Он съел лишь чуть больше половины, совсем не торопясь.
Если он будет есть много и быстро, это может ему повредить.
Наливая суп в кружку, Персеваль заговорила. Почему-то ей было это проще сейчас, когда она не смотрела на собеседника.
– Риан, тебе не кажется, что нас направляют так, чтобы мы находили разные штуки?
Риан издала какой-то звук – он означал не согласие, а скорее страх.
– Я об этом не думала.
В стальной окантовке стенки над раковиной Персеваль увидела, как Риан прижала три пальца к виску.
– Лорд Тристен, – поспешила добавить Персеваль, – не обижайтесь. Я не имела в виду, что вы – штука.
– Если учесть обстоятельства нашей встречи, то я вряд ли бы мог обидеться на тебя за это.
Голос постепенно возвращался к Тристену, но все еще был слабым и усталым. Персеваль подумала о том, что он чувствует сейчас, когда он, чистый и одетый, наелся соленого супа после того, как ползал среди дерьма летучих мышей и глодал кости одни строители знают сколько времени. Она надеялась, что никогда этого не узнает.
– Но вряд ли кто-то знал, где я, – добавил он.
– Тогда как ты оказался там? – спросила Персеваль ровно в тот момент, когда Риан выпалила:
– Один некромант помог нам и указал нам путь.
Повернувшись, Персеваль заметила виноватый взгляд, который Риан бросила на Гэвина, но тот даже не пошевелился.
А вот Тристен вывернул шею, чтобы посмотреть через плечо на Персеваль, на то, как она возвращается, удерживая в равновесии кружки, и снова садится рядом с Риан.
– Ты доверяешь чужакам.
Его выдал тон: может, он и пытался говорить зловеще, однако его голос звучал заботливо.
«Потому что он на самом деле заботливый», – подумала Персеваль. Брат их отца.
– Только чужакам, которые умеют готовить, – ответила она. – А тот, кто готов закопать себя в тонне дерьма летучих мышей, просто чтобы обмануть нас, заслужил право на доверие. Мы хотим остановить войну, лорд Тристен…
– Не называй меня «лорд», – прервал он ее, и его голубые глаза сощурились, превратившись в бесцветные отверстия, – и тогда я не назову тебя «леди».
– Итак, все правила вежливости побеждены, – с улыбкой сказала Персеваль. – Значит, ты за войну?
– Когда я был свободен, я был за любую войну, – ответил Тристен и коснулся рукояти сломанного антимеча. – А теперь, когда я снова на свободе… – Он пожал плечами. – Заточение меняет твою картину мира. Персеваль, ты думаешь, что кто-то намеренно пытается развязать эту войну?
– Ариан Конн, – без колебаний ответила она. – И кто-то в Двигателе. Тот, кто готов применить биологическое оружие и устроить все так, чтобы меня поймали люди из Дома Власти и я их заразила.
Персеваль оказалась в опасной близости от тем, которые еще не была готова обсуждать – сначала ей хотелось добыть побольше данных, – поэтому она съела еще супа и сменила тему: