– В любом случае у меня такое чувство, что мне преподали урок. И, по-моему, твоя сестра – не тот Командор, который нужен Власти.
– Командор?
– Прости, – сказала Риан. – Ле… то есть Ариан убила твоего отца.
– Скатертью дорога, – отозвался Тристен, и его пушистая белая коса скользнула через плечо и легла ему на грудь. Он перетянул ее двумя резинками, но, несмотря на это, ее конец уже растрепался. – Но как она могла объявить себя Командором, если я – законный наследник и старше ее?
Пока что даже Тристен, похоже, стремился избегать конфликтов. Троица пряталась в укрытиях и осторожно пробиралась по коридорам; Гэвин стал их ушами, а недавно приобретенное и пугающее умение Риан ориентироваться на местности – их проводником. Ни одного живого существа они больше не встретили, и это радовало и тревожило Риан одновременно.
Возможно, резиденция Бенедика, если мерить по прямой, находилась недалеко, но многие коридоры были заблокированы или разрушены. Два дня они провели, осторожно и незаметно пробираясь вперед. Тристен казался невозмутимым, но Риан замечала, что он спит, забившись в угол; проснувшись, она обнаруживала, что он смотрит в одну точку или читает что-то на мобильном экране, который он нашел в одной из комнат. Он едва не утыкался в экран носом, словно его зрение уже совсем ослабело.
Подойдя к границе между Властью и Двигателем, путники наконец обнаружили признаки войны, которую вела Ариана. Заросли здесь были выжжены и вытоптаны в ходе боя, а одна из переборок разрушена. Они увидели труп; Персеваль опустилась на колени рядом с ним и коснулась его кончиками пальцев.
– Его звали Алекс, – сказала она и задумчиво провела ладонью по щетине на своей голове – движение человека, который привык к тому, что у него длинные волосы. Щетина, похоже, вызывала у нее зуд, но рыцари, как и леди, не чесались.
У Гэвина, видимо, был талант ездить на чьем-то плече: когда Риан села на корточки, он помогал ей сохранять равновесие.
Тристен в синем шерстяном костюме и сандалиях тоже встал на колени. Он положил ладонь на лоб мертвеца, словно благословляя его, – а затем принялся шарить по его карманам.
– Сэр! – возмущенно воскликнула Персеваль.
Тристен остановился и просто посмотрел на нее.
Они уставились друг на друга; Риан заметила, что они похожи.
Хотя лицо Персеваль было более квадратным, а у Тристена – вытянутым, они оба были высокими и худыми, с глубоко посаженными глазами. Кривой нос Тристена сильно отличался от курносого носа Персеваль, но тем не менее Риан подумала, что сходство между ними было бы разительным, если бы Персеваль не была обрита налысо, а волосы Тристена не были бы белыми, а борода не скрывала бы очертания подбородка.
Тристен опустил взгляд; его густые ресницы цвета слоновой кости резко выделялись на фоне голубоватой кожи. Он достал из сапога мертвеца нож в ножнах. Еще нашлась кобура, но пистолета нигде не оказалось.
В карманах убитого Тристен обнаружил две обоймы безгильзовых патронов и протянул их и нож Персеваль.
– Оставь себе, – сказала она, не глядя на его руки.
Они пошли дальше.
Устав, они остановились на ночлег в еще одной заброшенной секции жилых отсеков. Здесь ирригационная система отказала, поэтому из грядок и ящиков на стенах торчали только сухие бурые стебли. Возможно, из-за этого воздух здесь был более свежим, но, с другой стороны, из кранов текла вода, хотя и холодная, и Риан, у которой начались месячные, не упустила возможности протереть себя намыленной тряпкой и вымыть голову. Встав на краю раковины, Гэвин принялся изучать треснувший клапан ирригационной трубы. Он долго крутил его во все стороны, придерживая лапой, а затем проглотил, словно курица – мелкий камешек.
Пока Тристен готовил ужин, Риан обыскала ящички для туалетных принадлежностей и нашла треснувший тюбик с кондиционером. Его содержимое засохло, превратившись в твердую маслянистую массу, но запах у него был хороший. Риан потерла кондиционер в руках, чтобы смазать ладони, а затем пригладила ими сохнущие спутанные волосы. Затем она начала расчесывать волосы тяжелой расческой с редкими зубьями, один локон за другим. Волосы разбивались на отдельные влажные колечки, но даже масло не могло долго удержать их в таком состоянии.
Тристен все еще жарил оладьи, когда в коридоре послышались голоса. Он отложил в сторону лопаточку, повернул регулятор индукционной пластины почти на минимум – она со щелчком выключилась – и бросил взгляд на верхнее освещение. Выключить его сейчас – значит подать невероятно очевидный намек.
Но Риан подумала, что все это неважно, ведь воздух уже наполнился ароматом жарящихся оладий.
– Космос, – одними губами сказала она, когда топот кованых сапог усилился.
Она засунула расческу в карман и присела, жалея о том, что у нее под рукой нет чего-то вроде дубинки; с таким оружием она бы чувствовала себя куда более комфортно, чем с колющим.
Но Тристен в противоположном конце комнаты положил костлявую ладонь на рукоять найденного ножа, и это ее успокоило. Еще больше она успокоилась, когда Персеваль встала и расправила плечи, Крыло развернулось за ней, словно плащ. Лицо Персеваль было безмятежным, словно у ангела. Переглянувшись, Персеваль и Тристен встали по обе стороны от двери.
В своем сознании Риан увидела приближающихся людей. В десяти метрах дальше по коридору находилась развилка, и они шли по левой дороге. Она слышала эхо их шагов, видела их на карте в своей голове, и это было очень странное ощущение. Она напряглась, пытаясь понять, о чем они говорят, но до нее донесся незнакомый ей стук марширующих сапог.
Значит, они не из Власти, и это уже что-то. Но возможно, это те, кто отправил в заточение Тристена, – или люди из Двигателя, которые послали Персеваль умирать в Доме Власти.
Гэвин сел на спинку стула, наполовину раскрыл крылья и вытянул шею, словно нюхая воздух. А затем Тристен вздернул подбородок, и кончик его усов, который был виден Риан, чуть приподнялся от улыбки.
Тристен вернул нож в ножны на ремне, которым он подпоясал слишком большие для него брюки. Он поднял руки над головой и вышел в коридор, а затем надменным жестом ладони поманил за собой Риан и Персеваль.
Персеваль посмотрела на Риан.
Риан пожала плечами.
Персеваль пожала плечами в ответ и повернулась, чтобы идти вслед за Тристеном.
«Возможно, не стоит просто вприпрыжку мчать на линию огня», – хотела сказать Риан, но, возможно, в своде правил рыцаря написано, что он должен вести себя как долбаный идиот – потому что именно так и поступила Персеваль. Ну а раз так, то и Риан не собиралась прятаться за пластмассовым стулом и ждать, когда ее вытащат за шкирку, словно котенка.
Жестом она остановила Гэвина. Она уже перестала думать о том, как ему удается маневрировать с постоянно закрытыми глазами, но в любом случае из него получится более эффективный резерв, чем она. Он застыл, подняв крылья, и никто не отличил бы его от гипсовой скульптуры. Риан вскочила, одним прыжком перелетела через три ступеньки, догоняя сестру, и в результате чуть не споткнулась о край Крыла. Каким-то образом ей удалось выйти в коридор, излучая все чувство собственного достоинства, которое она смогла в себе найти, и, странным образом, почему-то она была рада, что успела причесаться.
Как Тристен и Персеваль, она подняла руки – и увидела целый коридор, наполненный вооруженными людьми. Они стояли рядами по десять или даже больше, и все были одеты в черные или в золотисто-коричневые одежды.
Впереди стоял человек в простых черных брюках и кителе. Он был одного роста с Тристеном, и его волосы обрамляли узкое лицо; его глаза – зеленые, с темными ободками – поблескивали. Риан широко раскрыла глаза – она знала, что они были рядом, но не представляла – насколько. Она опустилась на одно колено и, стремительно схватив Персеваль за руку, заставила ее сделать то же самое.
– Тристен, – сказал Бенедик Конн, положив руку в перчатке на рукоять пистолета. – Я думал, ты уже умер.
– Я вернулся, – ответил Тристен, и Риан подумала, что только она и Персеваль видят, как он дрожит, словно лист на ветру. – А это – твои дочери.
15На холоде созревают сладкие фрукты
Ваш отец диавол; и вы хотите исполнять похоти отца вашего.
Бенедик Конн оказался одновременно и таким, и не таким, каким его представляла Риан. Его, как и Тристена, она видела только на портрете. А теперь он стоял перед ней, смотрел на Тристена и повторял те же самые восемь слогов; его губы повторяли пять слогов. Он посмотрел за спину Тристену, перевел взгляд с Риан на Персеваль, а затем с Персеваль на Риан.
– Мои дочери, – повторил он, на этот раз – громко, а затем протянул правую руку Тристену. – Спасибо.
Они пожали друг другу руки. А затем Тристен ухватил Бенедика за кисть и развернулся, потащив его за собой.
Люди за спиной Бенедика пришли в движение, но Риан видела, что он, ее отец (правда, сейчас она верила в это не больше, чем тогда, в подземелье), сделал какой-то жест, который заставил их остановиться. Принуждающий захват Тристена превратился в движущий: Тристен с силой уперся в плечо Бенедика. У Риан возникло стойкое ощущение, что хотя Бенедик и позволял Тристену двигать себя, он в то же время обдумывал доступные ему варианты, и часть из них была связана с насилием.
А затем они отступили друг от друга, а Бенедик протянул руки Персеваль и Риан.
Дочери позволили ему поднять их на ноги.
Риан подумала, что сейчас Персеваль, наверное, выглядит именно так, как в тот день, когда ее посвятили в рыцари. Ее лицо было напряжено, но на нем отражалось ощущение чуда. Риан вспомнила ее напускную храбрость – «мы просто пойдем к отцу» – и прикусила язык.
Было легко забыть, что они с Персеваль приблизительно одного возраста. Сходство снова проявилось: глаза Бенедика оказались более бледными и прозрачными, чем у Персеваль, но столь же глубоко посаженными. А черты лиц Бенедика и Персеваль были настолько похожи, что Риан снова поверила в их родство.