Персеваль сломалась. Она посмотрела на Бенедика; он кивнул и указал на стол и стулья. Снова мигнул свет, после чего Самаэль оказался за столом; остальные присоединились к нему, хотя и не так изящно – Бенедик отодвинул стул для Персеваль, а она решила не устраивать из-за этого сцену. Пока Бенедик садился, Персеваль пила холодный кофе и ждала, когда Самаэль заговорит.
– У мира есть имя, – сказал Самаэль. – Это имя – «Лестница Иакова».
– Я знаю, – ответила Персеваль. – Оно написано на его боку.
Самаэль рассмеялся, но Персеваль была нужна только еле заметная улыбка Тристена. Тристен уперся локтями в стол, положил подбородок на сплетенные пальцы. Снова обманчивая поза отдыхающего человека.
Она снова глотнула кофе, наблюдая за Ангелом яда.
– Ты знаешь, зачем нужен корабль поколений?
– Для колонизации, – сказал Бенедик, пока Персеваль все еще обдумывала свой ответ. Он подогрел свою чашку, подлил еще кофе Тристену, а остатки налил Персеваль. – Чтобы везти людей от одной звезды к другой в поисках новых миров. Это долгий процесс.
– Для него требуется несколько поколений, – сухо сказал Самаэль. А когда Бенедик кивнул, признавая его правоту, продолжил: – Должно ли время полета быть потрачено зря?
Персеваль поразмыслила над его словами про муравьев, отрывающих себе крылья.
– Его можно использовать для селекции, да?
– За это время можно создать все, что захочешь, – ответил он. Его черные крылья исчезли, и Персеваль даже не заметила, когда именно это произошло. Он заерзал на стуле, расправляя полы кафтана на ногах. – Форсированная эволюция. Человечество, созданное в соответствии с планом. Ты знаешь, что такое лестница Иакова?
– Это игрушка, – сказала она, и Самаэль нахмурился.
– Это лестница, по которой ангелы поднимаются на небеса, – ответил он. – Это трудный путь к возвышению.
– Возвышенные, – сказала она, впервые ощутив вкус данного слова. – Плебеи. Форсированная эволюция. Этот мир…
– Парник. Лаборатория. С экспериментальными и контрольными группами.
Персеваль вдруг поняла, что высунула язык от напряжения, словно ребенок. Она закрыла рот и прикусила верхнюю губу.
– А затем что-то идет не так, – сказала Персеваль. – Происходит катастрофа.
– И вы ковыляете к ближайшей звезде.
Еле заметная усмешка Самаэля свидетельствовала о том, что он наслаждается ее дедуктивным методом, даже если при этом она просто идет по следу из крошек, который он выложил для нее.
Но что, если ей все-таки понравилась эта улыбка.
– Даже если звезда не очень хорошая.
– На безрыбье и рак рыба, – сказал Самаэль, с довольным видом откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди. – Для того, кто хочет жить, конечно. А как только произошел один несчастный случай, отказы систем пошли каскадом. У командования и инженерного отдела разные представления о том, что нужно делать дальше. У пассажиров – свои планы. Ручной бог данного мира, его направляющий интеллект, не может дальше оставаться в состоянии гештальта и раскалывается на несколько демиургов, у каждого из которых свои интересы и сфера влияния.
– Они неразговорчивые, – сказала Персеваль, надеясь снова услышать его смех. – Самаэль, если ты демиург эволюции, то кто такой Прах?
– Демиург памяти. Ангел базы данных, кристалла голографической памяти и стоячей волны. Ангел знания о том, где вы были.
– Но ты, очевидно, тоже что-то помнишь.
– Только то, что произошло после фрагментации. – Самаэль похлопал ее по руке; она постаралась не думать о том, что он говорит с ней покровительственно. – И то, что я узнал заново.
– И вы с Прахом расходитесь во мнениях.
– Мы сходимся в том, что именно нужно сделать. – Мы много веков ремонтируем, укрепляем и защищаем мир. Как и инженеры.
Это была лесть, но в ней содержалась и крупица правды. Персеваль кивнула.
– Но у нас разные представления о том, как именно это сделать, – продолжил Самаэль.
Тристен накрыл рукой ладонь Персеваль – ту, по которой только что похлопал Самаэль. Бенедик откинулся на спинку стула и сложил руки на груди, внимательно слушая разговор.
– И о том, кто должен быть главным? – спросил Тристен.
– Если мы хотим восстановить гештальт-разум корабля, – извиняющимся тоном произнес Самаэль, – то кого-то придется съесть. Уверен, вы понимаете, в какой ситуации я нахожусь.
– Итак, на небесах возник разлад, – сказал Бенедик. – Ты хочешь сорвать планы Праха.
– Да.
За спиной Персеваль зашуршало Крыло. Тихо, но яростно она приказала ему заткнуться, и каким-то чудом оно затихло.
– И чем я могу помочь тебе, Самаэль?
– Это простой вопрос, – сказал Самаэль. Не выходи за него. Выбери меня.
19Чудовище, которое правит
Он сказал – та, кого он когда-то убил,
все еще любит его;
он сказал, что спицы в колесах времени
сломаны;
и пыль, и буря забыты;
и все прощено…
Риан проснулась оттого, что Тристен тряс ее за плечи. Она очумело заморгала в знак протеста, но как только она схватила его за руку, он остановился. В мелодраме он бы зажал ей рот ладонью, но, очевидно, его совсем не волновало, закричит она или нет. И поэтому она не стала кричать и паниковать.
– Приходи в обеденный зал, – сказал Тристен и вышел в коридор, чтобы не смущать ее своим присутствием, когда она будет одеваться.
Риан была благодарна ему за то, что он ее подождал: она понятия не имела, куда нужно идти, а Гэвин так и не вернулся. Возможно, он уже отправился обратно к Мэллори, но ей казалось, что он не улетел бы, не попрощавшись.
По крайней мере, она на это надеялась.
– Что случилось? – спросила Риан, догнав Тристена в коридоре.
Волосы он собрал в хвост, так что стали видны тонкие голубоватые кончики его ушей, однако пару прядей он пропустил, и сейчас они торчали в разные стороны.
По дороге он рассказал ей – сжато, словно солдат, явившийся с рапортом к командиру, – о Самаэле и его краткой истории мира.
– Он пытается заставить Персеваль выйти за него? А он сказал, зачем ему это? Он же не настоящий человек. Может ли искусственный разум жениться?
– Ну, она же из семьи Конн, – сказал Тристен. – И по праву первородства у нее больше прав на кресло, чем даже у меня. Если она станет Командором или окажется рядом с креслом Капитана, тогда у него появится юридически значимая связь с ним.
– Космос, – выдохнула Риан. – И поэтому они за нее грызутся? Они пытаются жениться на наследнице престола? Извини, Тристен, но это прямо какая-то средневековая пьеса.
– Подозреваю, что это лишь малая часть происходящего. – Тристен, похоже, был и изумлен, и зол одновременно; взглянув на него, она подтвердила свою догадку. – Но все свои секреты Самаэль не раскрывает.
Она выдохнула воздух сквозь зубы.
– А я-то думала, что это возвышенные – ужасные твари.
Риан была рада, что Тристен – часть ее семьи. Он был больше похож на Оливера Конна, чем на Ариан. Вместо того чтобы напомнить ей о том, что он – возвышенный да и она тоже, он печально усмехнулся и прикусил губу.
– И мы ему верим? – спросила Риан, когда они остановились в коридоре, чтобы Тристен мог поправить ей воротник.
Он пожал плечами.
– Превосходный вопрос.
Они подошли к двери обеденного зала. Тристен положил руку ей на плечо – то ли подбадривая, то ли мешая ей смыться.
Риан зашла в комнату.
Бенедик и Персеваль сидели рядом за круглым массивным столом. Напротив них расположился худощавый мужчина; он подался вперед, словно стервятник, сидящий на ветке. Все трое одновременно посмотрели на вошедших Тристена и Риан. Слуга-воскрешенный, который ставил на столе еще один прибор, головы не поднял.
Мужчина – вероятно, Самаэль – встал и наклонился вперед, словно хотел поцеловать руку Риан. Она прижала руку к телу и, бросив взгляд через плечо, увидела, что Персеваль улыбается ей. «Хватай быка за яйца», – подумала она и, посмотрев Ангелу биосистем прямо в глаза, сказала:
– Нам придется двигать мир.
Ее слова не вполне заставили его опешить, и если он выдал какие-то секреты, то наверняка сделал это намеренно (она не собиралась забывать о том, что он – анимация), но он все-таки кивнул и приветствовал ее столь же прямолинейно.
– Леди права.
– Но у мира нет двигателей, – сказала Риан.
«Ох, космос. Я ему нравлюсь», – подумала она. По крайней мере, ей показалось, что улыбка ангела свидетельствует именно об этом. Она не стала говорить ему о том, что он улыбается познаниям героя Ынга.
Он повел ее прочь от Тристена к столу и усадил ее на стул, который подвинул для нее. Она позволила усадить себя, радуясь тому, что оказалась рядом с Персеваль. А Самаэль сказал:
– А еще леди весьма наблюдательна. Видите ли, это действительно создает определенные затруднения. Потому что прежде всего нам придется продолжить ремонт мира.
Его заявление было встречено молчанием.
Словно ожидая, что Бенедик или Тристен вмешаются, Персеваль сказала:
– И как ты предполагаешь сделать это, сэр, если весь Двигатель и все твои братья за последние полтысячи солнечных лет сумели лишь поддержать в корабле жизнь и подлатать его?
– Метатрон умер, – сказал Самаэль. – И Сусабо, Ангел тяги, тоже. Мы отправимся в Двигатель и научим его обитателей лечить эти раны.
Риан пришлось ухватиться за предплечье Персеваль, чтобы не упасть.
– Это невозможно, – быстро и твердо сказала она, словно Голова – дворецкому. – Мы должны идти в Дом Власти. Там болезнь…
– Разве ты не хотела предотвратить войну?
– Откуда ты об этом знаешь?
Он коснулся мочки уха; ее вопрос явно его позабавил.
– Я же по-прежнему демиург. В любом случае лучший способ остановить войну – это доставить Персеваль в Двигатель.
– Но ведь кто-то в Двигателе предал ее, – сказала Риан.
Тристен положил руку на стол.