Они, словно призраки, двигались среди мертвецов – распределенные сознания, дрейфующие в облаке пыли. Персеваль понимала, что быть настолько разреженной опасно, что здесь есть ангелы, которые охотятся на других ангелов, но Прах оставил эту часть своей сущности на месте уже очень давно и чувствовал себя в безопасности – настолько, насколько может чувствовать себя тот, кто покидает свою крепость.
– Я защищаю твое тело, – сказал он, и она потянулась назад – чтобы ощутить свою телесную оболочку, которая плывет среди решеток мира.
Персеваль не умела распределять свое сознание по всей сети так же, как он. Она могла переключаться между символами, осознавая задержку, доли долей секунды, связанную с перемещением со скоростью света. Она даже могла накладывать одну перспективу на другую, но легкость, с которой Прах управлял своим вниманием, была ей недоступна.
Однако она чувствовала темные области, огромные зоны «Лестницы Иакова», которые не находились под контролем Праха, – или просто мертвую, гниющую, отмирающую плоть, которая еще не отвалилась от угасающего мира.
– Лишь человек, пока что ты всего лишь человек, – сказал Прах. – Вот что значит быть моим капитаном, любимая.
Персеваль исследовала пределы этой новой способности, думая о том, есть ли здесь инструмент, который можно превратить в оружие против него. Она попыталась спрятать эту мысль. Возможно, ей это удалось; если Прах и заметил что-то, то никак не отреагировал, а просто повел Персеваль по Власти и показал ей тела плебеев. Их завернули в сети и привязали веревками за пределами шлюзов, заморозили гораздо более грубо, чем тех, кто лежал в трюме. «Словно рыбы в неводе», – подумала Персеваль. Здесь были десятки мертвых. Сотни.
Это зрелище заставило бы ее похолодеть, будь она в своем теле, но она уже вышла за пределы холода. Она могла сосчитать их – всех до единого, если бы пожелала. Она могла бы провести своими краями по каждому из мертвецов и узнать о нем, и стать свидетелем его болезней и страданий.
Она трусливо отвернулась и в сопровождении Праха зашла в залы Власти.
Горстка людей еще держалась на ногах. Какие-то плебеи, все еще слабые и еле волочащие ноги от усталости; их немодифицированные тела медленно восстанавливались от болезни, которую принесла им Персеваль. Здесь были возвышенные с пустыми глазами воскрешенных. И несколько возвышенных, которые, похоже, выжили.
Среди них в роскошно обставленной комнате стояла Ариан; двое слуг с серыми лицами готовили ее к бою.
Персеваль приготовилась встретить волну ярости и ужаса, но ничего подобного не ощутила. Химия, все это химия. Если эта волна и поднялась где-то далеко, в холодном животе Персеваль, то здесь она едва ее коснулась.
– Возьми меня, – сказал Прах, – и я помогу тебе победить Ариан. Стань моим капитаном и помоги мне противостоять ангелу, с которым она заключила альянс.
– И какой же это ангел?
Это было странное ощущение – незаметно парить в воздухе за плечом своего врага. Колдовство.
– Азрафил, Ангел клинков.
– Если мы уж здесь, рядом с ней, то почему бы не сжать ей глотку? Почему бы не убить ее прямо сейчас? – спросила Персеваль.
– Азрафил, – повторил Прах. – Сейчас мы действуем скрытно, и нас не замечают. В мире великое множество существ, и даже ангел не может внимательно изучить каждого нанобота, который ползает в сфере его влияния. Но если мы нападем на нее, он об этом узнает.
Ариан достала антимеч и несколько раз рассекла им воздух. Если бы Персеваль проследила бы за нитью, которая вела назад, к ее собственному телу, то, вероятно, испугалась бы.
– С кем она собирается воевать? Явно не с Двигателем, ведь солдат у нее осталось совсем мало.
– Нет, – шепнул Прах ей на ухо. Персеваль скользнула обратно, врезалась в свое тело и ощутила, как погружается в больное мясо и химический обман. Она сжала кулаки от отвращения. – Она идет сюда, Персеваль. Чтобы сожрать тебя и победить меня.
24Сосуд
Мы словно искатели в доме тьмы,
В доме праха; мы крадемся с фонариками,
Бросая дрожащие дуги света куда попало.
Самаэль подождал, пока воскрешенная принесет Риан одежду; она оделась так быстро, как только могла, и даже надела бумажные туфли. Затем воскрешенная снова взяла ее за руку и повела к двери.
Из тишины медотсека Риан вышла в наполненный негромкими разговорами хаос.
Она знала, что Двигатель – это город, но увидеть его мельком, пока тебя несут на носилках, – далеко не то же самое, что выйти из люка в сопровождении воскрешенного и Ангела смерти и столкнуться с раскинувшимися перед тобой просторами. Даже виды частей города вызывали у нее головокружение, но они совсем не подготовили ее к тому, что предстало перед ней сейчас.
Возможно, трюм мог бы посоперничать с небольшим городом на Земле, подумала Риан, хотя ни у нее, ни у Ынга не было личного опыта и сравнивать им было не с чем. И все же сейчас ей казалось, что она стоит на дне чаши, – но такое ощущение здесь возникло бы у нее в любой точке. Пространство имело форму пузырька, а сила тяжести, должно быть, имела определенную направленность, потому что Риан видела структуры, выраставшие из стен, словно из твердого пола; все они были окрашены в мерцающие перламутром пастельные тона; здания сужались, превращаясь в острые верхушки, направленные в сторону центра пузыря, поэтому все в целом напоминало подушечку для булавок, которую кто-то вывернул наизнанку.
И на улицах, и в закоулках рядом со стенами – повсюду было оживленное движение. Риан впервые показалось, что крылья – это логичное решение; один инженер за другим у нее на глазах перелетали через пустоту. Она подумала о том, сколько времени понадобилось бы на то, чтобы добраться до той же точки пешком – да еще и кружным путем.
Из конца в конец трюма также тянулись кабели, вдоль которых ехали машины, но зачем идти (или ехать), если можно лететь?
Риан ожидала услышать шум, думала, что огромное пространство будет заполнено эхом, однако структуры, похоже, были спроектированы так, чтобы поглощать звук. Наоборот, на улице было тихо; голоса затихали уже на расстоянии в пару метров, а шаги вообще не были слышны. От этого городская суета превращалась в жуткое зрелище; Риан словно смотрела видео, приглушив звук до шепота.
Воскрешенная осторожно потянула ее за руку, и Риан поняла, что застряла в дверях. Когда она отошла от стены, ставшей для нее укрытием, у нее задрожали колени, но она настолько стыдилась своего страха, что скрывала его от всех.
Особенно от Самаэля.
Она пошла по улице, и уже через несколько шагов почувствовала себя лучше. Улица была забита народом, но толпа позволяла обрести анонимность, которая давала Риан ощущение защищенности. Ее окружали странно модифицированные люди – ангелы, демоны; здесь даже был человек, очень похожий на пагоду. Риан видела людей, которые были хромированы так, что напоминали зеркала; она видела тех, чья кожа отражала радужные цвета города. Здесь были люди с восемью конечностями, бежавшие по стенам, и здесь были крылатые люди с роскошными тигриными шкурами вместо кожи.
Когда Риан была плебейкой, она могла раствориться в любой толпе.
И сейчас она снова наслаждалась этой возможностью.
Она все еще радовалась тому, что путь остался позади. Они прошли через скользнувшую вбок дверь и оказались в прохладной, слабо освещенной комнате. Риан подавила вздох и шагнула в сторону, не желая оставаться силуэтом на фоне яркого светового пятна. Самаэль последовал за ней. Собственная паранойя не заставила Риан остановиться. Когда она оказалась внутри, ее модифицированные глаза адаптировались к освещению.
Первым она увидела Бенедика. На его плече сидел Гэвин, и Риан едва не осела по стене от облечения. Она заставила себя шагнуть вперед, высвободила руку, которую сжимала воскрешенная, и направилась к отцу.
Он легко коснулся ее плеча. Риан прижалась к его руке – настолько, чтобы поблагодарить его за этот жест, но не настолько, чтобы признаться в том, что этот жест ей необходим.
– Где Тристен? – спросила Риан.
– Все еще в резервуаре, – ответил Бенедик, поморщившись, и Риан почувствовала себя виноватой за то, что Самаэль заставил ее усомниться в искренности ее дяди. – Ему сильно досталось. Я пришел, чтобы накормить тебя и отвести на наш импровизированный военный совет.
– Персеваль, – сказала Риан.
Бенедик кивнул.
– Я сделаю ее освобождение одной из главных задач. Иди и познакомься со своей матерью, Риан. – Он посмотрел ей за спину, на Самаэля. – Ничего еще не решено.
– Могу я сопровождать вас? – спросил Самаэль.
Бенедик, когда он этого хотел, умел смотреть очень твердо.
– А я могу тебе помешать?
Риан удивилась, увидев, как Самаэль неуверенно пожал плечами.
Гэвин запрыгнул на плечо Риан. Он ничего не сказал, и поэтому она тоже промолчала, но прижалась щекой к его крылу, а он вжался в изгиб ее шеи. Гэвин был теплый и пушистый, и от него пахло солнечным светом и пылью.
Бенедик повернулся, и Риан пошла за ним. Воскрешенная осталась – про нее забыли, словно про старый ботинок, и Риан бросила на нее сочувственный взгляд.
Место, в которое Бенедик привел их, наконец-то соответствовало представлениям Риан о том, каким должен быть Двигатель. Это была длинная, широкая комната, которую ряды колонн и интерфейсов делили на что-то наподобие коридоров. Здесь инженеры лежали и сидели, сжавшись в клубок, в креслах, похожих на чаши. У кого-то из них глаза были закрыты, а пальцы подергивались от напряжения. Другие негромко переговаривались с соседями.
Несмотря на это, внимание Риан неизбежно привлекла голограмма в центре комнаты. В ней светились и извивались путевые звезды, освещенные градиентом цветов, невидимых для обнаженного глаза. Риан поняла, что она видит показатели давления и температуры, карты конвекционных течений, построенные в режиме реального времени диаграммы меняющихся звездных структур. Здесь же было указано приблизительное количество времени, оставшегося до того момента, когда система обрушится, превратившись в сверхновую. Риан поняла, что все эти числа и градиенты она видит благодаря любезности героя Ынга.