Кейтлин, похоже, это понимала. Она горько улыбнулась, вскочила с кресла, всем своим видом излучая энергию, и обошла вокруг стола. Она была ненамного выше Риан, но ее руки и шея выглядели мускулистыми. На поясе у нее висел антимеч с черной рукоятью.
– Мне следует остаться здесь, – сказала она. – И руководить приготовлениями.
– И следить за Арианрод.
Кейтлин прикусила губу.
– Ее я могу задержать. И допросить. Если вы двое ручаетесь за свои слова.
– Что это значит?
– Если ее невиновность будет доказана, на вас могут подать в суд за ложные обвинения. – Риан показалось, что Кейтлин невольно положила руку на рукоять меча. Ее палец погладил навершие. Кейтлин обернулась и бросила взгляд на погасшие экраны. – Жаль, что с нами больше нет Сусабо. С этим ангелом были шутки плохи. Я бы поддержала его, а не Самаэля.
– Его убил Самаэль?
– Его убил камень. Или, по крайней мере, ослабил. Но да, именно Самаэль съел то, что осталось. И я не смогла защитить Сусабо. Поэтому теперь у нас есть Крупица, он яростный, но маленький – по меркам ангелов. И у нас есть Самаэль.
– А у Дома Власти есть Прах?
Кейтлин покачала головой. Затем она сложила руки на груди и задумчиво наклонила голову набок.
– У Власти есть Азрафил. Ангел боевых систем. А может, это у Азрафила есть Власть, а у Самаэля – мы.
– А у Праха – Персеваль, – сказал Бенедик.
– Да, – кивнула Кейтлин. – Идемте. Если хотим выбирать, начинать надо прямо сейчас.
– Я думал, ты останешься здесь, – сказал Бенедик.
Риан ахнула. Она надеялась, что Кейтлин пойдет с ними. Ей хотелось, чтобы Кейтлин ринулась защищать свою дочь.
– Подготовить корабль к полету – жизненно важная задача, – сказала Кейтлин, и внутри Риан что-то оборвалось – как и в тот миг, когда она посмотрела на Арианрод и увидела что-то столь же искреннее, как и подаренное печенье. А затем Кейтлин опустила руки и продолжила: – Как и захват командного центра. А здесь и так много инженеров.
– Кейт? – спросил Бенедик.
Она посмотрела на него – не сурово, но и не прощая, и сказала:
– Пошли вытащим брата из резервуара.
26Демон лестницы
Ни лиц, ни движенья, ни гула
В мокром мраке искрошенного пролета,
Который похож на беззубый рот старика
И зубастую пасть одряхлевшей акулы.
Прах сказал:
– Дитя не имеет значения. Ариан идет, а с ней – Азрафил. Прими меня.
Капитан его мечты стояла на пустом мостике; она куталась в свои темные сверкающие крылья; она проводила руками в обе стороны, прочь от сердца, поглаживая ограждение. Ковер, поглощающий звуки, рассыпался в порошок под ногами Персеваль, и, лишь когда она замирала, из-под ее ног переставали подниматься облачка праха. Когда она отрывала пальцы от перил, к ее ладоням цеплялась паутина. Паутина лежала на полу, словно вуаль, или улетала прочь там, где Персеваль оторвала ее от ограждения.
– Это – твое сердце, – сказала Персеваль.
– И оно ожесточилось, – ответил Прах.
Она не рассмеялась, просто с любопытством бросила на него взгляд, повернув бритую голову.
Он смотрел на структуру ее шеи и черепа в видимой части спектра, и они казались ему прекрасными.
– Я дарю тебе свое сердце, – сказал Прах.
Прах провел своего аватара в центр комнаты – не огромной по его стандартам, ведь он содержал в себе множества, – и повернулся в свете, разведя руки в стороны. Ветер, поднятый им, расшевелил пыль и паутину, которой был затянут весь мостик. Прах коснулся рваной паутины, его пальцы ощутили порошкообразную мягкость; другие органы чувств сообщали ему о наличии протеиновых цепочек, кристаллических структур, соединенных аморфными связями.
Персеваль вскинула голову. Свет единственной, все еще яркой лампы на мостике отбрасывал резкие тени на ее лицо.
– Мне не нужно твое сердце.
– Нет, нужно, – сказал он, потому что мог заставить ее захотеть. – Не лги мне, Персеваль. Это низко.
Персеваль не хотела смотреть на него.
– Открой панели, – сказала она. – Покажи мне солнца.
Он встал рядом с ней и посмотрел вверх. Конечно, пока он был внизу, он также был наверху и со всех сторон тоже, но, когда имеешь дело с нераспределенными интеллектами, иногда помогает сфокусироваться и подражать их методу мышления. «Знает ли она, что сейчас отдала мне приказ?» – подумал он, и то, что заменяло ему сердце, подпрыгнуло.
Он открыл панели, впустив внутрь свет путеводных звезд. Они висели на дне своего гравитационного колодца – и пламя в очаге, и топка, и огненный ад.
– Мы так и не дали им имена, – сказала Персеваль. – Это просто путеводные звезды. А и Б.
– Вы не думали, что они станут постоянной частью вашей жизни, – ответил Прах. – Дать им имена – значит заключить договор.
– Они могли бы назвать их «Авария». – Персеваль снова провела ладонями по ограждению, и на этот раз паутина не прилипла к ее пальцам. – Это был бы уже не первый раз.
Остроумие Персеваль привело Праха в восторг, и он попытался рассмеяться от нежности – ведь именно так повел бы себя на его месте любовник-человек. Но она лишь странно посмотрела на него и крепко закуталась в свои крылья, словно забыв, что они принадлежат и ему тоже.
– Если ты любишь нечто смертное, – сказал он, – то оно просто уничтожит тебя. Насколько лучше любить мир…
Персеваль покачала головой, задвигала длинной шеей, глотая комок, и уставилась на солнца, Прах мог бы рассказать ей все, что она хотела про них узнать; его внутренние ощущения, возможно, были ошибочными и хрупкими, но внешние отличались стабильностью и точностью. Несколько веков назад он воевал за них с братьями, и они поделили между собой трофеи.
Капитан его мечты сказала:
– Все смертно, ангел. И ты тоже.
– И становлюсь более смертным с каждой минутой, – ответил он. Ему в голову пришла одна мысль, и он притушил свет и развернул экраны. – Знай: отвергая меня, ты убиваешь Риан – а также всех остальных, которые находятся в моих трюмах и коридорах.
Ее челюсть задвигалась. Она посмотрела вниз, но это не имело значения: куда бы она ни перевела взгляд, он мог спроецировать там свои изображения – даже в ее голове, если бы она закрыла лицо руками.
Но заходить так далеко ему не пришлось: когда она увидела, что он собирается ей показать, у нее глаза расширились от удивления. Прах не солгал; к ним действительно приближалась Ариан в силовых доспехах; щиты лязгали и искрили вокруг нее, а на ее поясе висел черный антимеч. Она лезла – или, точнее, доспехи лезли за нее – из Дома Власти и по Врагу.
Путевые звезды осветили ее. Магнитные башмаки и перчатки приковывали ее к коже мира.
Она была не одна. Рядом с ней шел Азрафил – само воплощение резкости и хрупкости; он поднял воротник, словно для того чтобы защититься от холода, чувствовать который он не мог. С неумолимой решимостью, с силой, выходящей за пределы надежды или отчаяния, они вместе лезли по миру.
На миг Прах восхитился их хитроумием. Даже если он обезоружит Азрафила, он не может стрелять в Ариан, не подвергая опасности свою собственную металлическую шкуру. И даже если он заблокирует ей путь в шлюзе, броня поможет Ариан разрушить все преграды и ворваться внутрь.
– Открой ворота, – буркнул он. – Опусти мост. Иначе тем, кто внутри, несдобровать.
Персеваль стиснула перила; костяшки пальцев побелели, между ними к коже прилила голубая кровь. Металл в ее руках заскрипел.
– Она придет к нам, – сказал Прах. – И если ты не присоединишься ко мне, мы падем от ее руки – или от руки ее ангела.
– Ты – демон лестницы, – сказала Персеваль. – И если я начну подниматься по твоему приказу, Иаков Прах, то никогда не доберусь до ее конца.
Демон – щуплый, невзрачный – засунул руки в карманы прекрасного пальто и улыбнулся.
– Неужели это так ужасно? Ведь это тоже цель – лезть все дальше и дальше, чтобы догнать звезды. Лезть, чтобы догнать бога.
– Это ужасная цель, – сказала Персеваль, но он заметил, что ее пальцы на ограждении разжались.
Оказалось, что слово Главного инженера обладает кое-каким весом. Кейтлин говорила пару фраз или отправляла сообщение, и таинственным образом проблемы решались. Одним из примеров этого стала выдача ордера на задержание Арианрод. Кейтлин призвала к себе какого-то чиновника, документ был получен, на него поставили отпечаток пальца, а затем отправили в суд.
Как только Тристена нашли, им таким же образом удалось быстро его забрать. Кейтлин настояла на том, чтобы лично пойти с ними, чтобы теперь, когда его роговица восстановилась, он мог увидеть ее своими собственными глазами. Затем Бенедик вместе с братом отправились на поиски одежды, а женщины остались в приемной.
Так Риан оказалась наедине с Кейтлин Конн и, сев у стены, принялась смотреть, как Главный инженер разглядывает свои руки и ковыряет ногти. Риан воспользовалась искусством, которому учились все плебеи, – и исчезла.
По крайней мере, ей показалось.
Но Кейтлин подняла взгляд, заметила, что Риан глазеет на нее, и, смущенно улыбнувшись, села рядом с ней.
– Мы ее вызволим, – сказала Кейтлин и положила руку не на колено Риан, а рядом с ним.
Риан показалось, что Кейтлин на самом деле пытается успокоить и ее, и себя, и это странным образом… ну, успокаивает. Кто-то еще беспокоился о судьбе Персеваль. Кто-то еще был заинтересован в том, чтобы вернуть ее домой.
У Персеваль были люди. И этому Риан могла позавидовать.
Она посмотрела на Кейтлин, которая уперла взгляд в свои колени. А затем Риан выпалила совсем не те слова, что нужно, – она поняла это, как только они слетели с ее губ. Слова были такими запредельно яркими и сверкающими, что она почти могла их разглядеть.
– В Доме Власти твой портрет прибит лицом к стене.