Знакомые вопросы: фамилия, имя, отчество, год и место рождения, судимость…
— Нет, — ответил Саша.
— Запишите: «Со слов несудимый», — приказал майор.
Опять рядом с домом послышался и затих шум мотора. Дверь открылась, вошел полковник.
— Товарищ майор! Командующий требует немедленно доставить к нему командира автороты.
— Видите, веду допрос.
— Приказано немедленно доставить! — нетерпеливо повторил полковник — Не теряйте времени, майор! Где командир автороты?
Майор указал на Сашу.
— Этого рядового они называют командиром.
— Одевайтесь, быстро! — приказал полковник.
Саша надел ремень, на нем висел пистолет Березовского.
— Чье личное оружие? — насторожился майор.
— Командира роты.
— Сдайте!
Саша снял с ремня кобуру с пистолетом, положил на стол.
— Отметьте, — приказал майор лейтенанту, — личное оружие без права ношения.
— Поехали, поехали! — торопил полковник.
Саша надел шинель.
— Что вы его одного, всех берите, — сказал Николай.
— Возьмем, когда надо будет, — ответил майор и вслед за полковником и Сашей вышел из дома.
24
После двухнедельной передышки, в середине ноября, немцы возобновили наступление. И хотя достигли поселка Красная Поляна в двадцати семи километрах от Москвы, Жуков ясно видел, что это наступление обречено: немцы уже не выдерживают ответных атак Красной Армии. Тем более не выдержат общего массированного удара. 29 ноября Жуков позвонил Сталину и попросил дать приказ о контрнаступлении.
Сталин ответил не сразу. Жуков знал эти паузы — сомневается.
— Вы уверены, что у противника нет в запасе крупных группировок?
— Не знаю. Но его клинья становятся опасными, их обязательно надо ликвидировать.
Вечером Ставка дала согласие на контрнаступление. Штаб Западного фронта наметил его на утро 3 декабря. Свою готовность подтвердили все командующие армиями, кроме командующего Десятой.
Еще в октябре Сталин спросил у Жукова:
— Мы удержим Москву? Говорите честно, как коммунист!
— Безусловно, удержим. Но нужны еще две армии и двести танков.
Танков не дали, а две армии Жуков получил: Первую Ударную и Десятую. Первой Ударной командовал Василий Иванович Кузнецов, опытный генерал. Его армию Жуков поставил на ответственный боевой участок севернее Москвы, в районе Яхромы. А Десятой армией Сталин назначил командовать Голикова.
Перед войной Голиков был начальником Главного разведывательного управления, боевого опыта не имеет, умный и хитрый сталинский угодник. Армия формировалась в Поволжье, и по прибытии Жуков приказал ей дислоцироваться южнее Рязани, будет резерв. Теперь этот резерв предстояло вводить в дело. Танки Гудериана с юга движутся на север, чтобы закончить окружение Москвы. Армия Гудериана растянулась, ее правый фланг не защищен, по нему надо нанести мощный удар. Это и должен сделать Голиков. И вот, пожалуйста… Голиков прислал доклад: сосредоточить армию он может не ранее 5 декабря, доклад послал и Сталину — поступил по своему обыкновению, еще будучи начальником Разведывательного управления, все докладывал лично Сталину, минуя Жукова, которому непосредственно тогда подчинялся. Срывает сроки наступления да еще думает, что и здесь будет на особом положении. Не будет! Здесь не кремлевские кабинеты!
Жуков приказал вызвать Голикова в штаб фронта.
Голиков явился в Перхушково 2 декабря. Вошел — плотный, лысый, моложавый, со своей обычной улыбочкой на круглом лице. Эту улыбку Жуков не переносил еще со времен Генштаба, с ней Голиков обычно являлся от Сталина. На доклад к Сталину Голиков ходил с двумя папками. Если Сталин был мрачен, докладывал утешительную информацию, если благодушен, говорил правду. Однако если Сталин чему-нибудь не верил, мгновенно с ним соглашался — да, вы правы, товарищ Сталин, это и есть дезинформация…
Все боятся Сталина, и он, Жуков, боится, подчиняется его распоряжениям, часто нелепым и вредным. Но всегда докладывает и свою позицию. И ни разу в угоду Сталину не говорил неправды. Не всем такое сходит с рук. До Голикова расстреляли трех начальников военной разведки — Берзина, Урицкого, Проскурина, — их правдивая информация не устраивала Сталина. Но они умерли честными коммунистами. А Голиков — дезинформатор! Жуков своими глазами видел телеграмму Зорге о том, что Германия во второй половине июня нападет на Советский Союз, с резолюцией Голикова: «В перечень сомнительных и дезинформационных сообщений». Такая информация отбрасывается за три недели до войны! Как посмел Голиков возглавить разведку, ничего в ней не понимая? На плане «Барбаросса» написал, что это дезинформация, рассчитанная на обман англичан. И все из трусости!
Теперь Сталин дал ему армию. Но и здесь Голиков по-прежнему игнорирует непосредственное начальство, обращается к самому Сталину. А Сталину на него наплевать! Командующие фронтами выпрашивают у Сталина каждый танковый взвод, каждую батарею, каждую эскадрилью — все взял в свои руки, любую мелочь, хочет, чтобы все зависели от него и только от него.
«Если бы дивизии продавались на рынке, я купил бы для вас пять-шесть дивизий, а их, к сожалению, не продают». Такими словами ответил Сталин Тимошенке на его просьбу дать одну дивизию. Тимошенке! А тут какой-то Голиков!
— Я получил ваш доклад, — сухо произнес Жуков. — Почему не можете наступать?
Голиков начал издалека:
— Я выехал из Москвы в район Пензы 26 октября. На формирование мне отвели два-три месяца…
— Три месяца! — усмехнулся Жуков. — К тому времени война может кончиться. Кто установил такие сроки?
— Главное управление по формированию, — уклончиво, не называя имен, ответил Голиков, — но двадцать четвертого ноября я получил приказ товарища Шапошникова начать движение и второго декабря сосредоточиться в районе Рязани.
— Почему не сосредоточились?
— Для переброски армии требуется сто пятьдесят два эшелона. Прибыло только шестьдесят четыре, в пути сорок четыре, еще не грузились тоже сорок четыре.
— Почему не добивались вагонов?
— Мы телеграфировали во все инстанции. Вы знаете обстановку на железнодорожном транспорте.
— Обстановка для всех одинаковая. Однако все резервные армии прибыли в срок, кроме Десятой.
Голиков пожал плечами — на такой довод ему нечего ответить.
— Какова готовность войск? — раздраженно спросил Жуков.
— Шестьдесят пять процентов рядового состава не служили в армии. Обучались с деревянными ружьями, винтовок не было. Из сорока двух командиров полков большинство окончили церковно-приходскую или сельскую школу.
— Я спрашиваю не об образовании командного состава, а о боеспособности дивизий.
— Из одиннадцати дивизий более или менее способны вступить в бой четыре. Остальные недовооружены: недостает винтовок, станковых пулеметов, ППШ, минометов, противотанковых ружей, нет танков, тяжелой артиллерии, авиационного прикрытия, теплое обмундирование дивизии должны получить сегодня на станциях разгрузки — получили ли, не знаю. В кавалерийских дивизиях не хватает даже конской амуниции…
Жуков молча слушал. Так формируются все армии, и все выходят из положения. А этот жалуется. Конской амуниции не мог достать в Поволжье! Оружия не сумел раздобыть на заводах Горького и Куйбышева, не пошил там обмундирование. Да, страна не подготовлена к войне. Разве сам Голиков в этом не виноват? Он дезинформировал, уверял, что Германия на нас не нападет!
— Какова укомплектованность дивизий личным составом?
— Полная. В каждой дивизии одиннадцать тысяч человек.
— А вот в Пятидесятой армии генерала Болдина в каждой дивизии от шестисот до двух тысяч человек и они уже месяц обороняют Тулу, не сдали и не сдадут ее. Вот как сейчас воюют, товарищ генерал-лейтенант. Воюют теми средствами, которые есть. Если их не хватает, достают сами.
— Десятая армия выполнит поставленную задачу, — насупился Голиков.
— Будем надеяться. Что у вас еще?
— Автотранспорт. Обеспеченность им всего двенадцать процентов. Дивизии разгружаются в Рязани и Ряжске и идут пешком сто — сто пятнадцать километров по проселочным дорогам, занесенным снегом.
— Автотранспорт надо было доставать в Поволжье.
— Там все выгребли. До нас. Осталось старье.
— Надо было восстанавливать старье. Никто ничего нового нам не даст. Надо понимать положение, товарищ генерал-лейтенант… Трудно. Но тем, кто двадцать второго июня встретил на границе нежданного врага, тем было во много раз труднее. Как вы думаете, генерал-лейтенант?
Голиков понял намек, но не смутился.
— Безусловно. Но сейчас я отвечаю за Десятую армию и должен быть готов к выполнению задачи.
— Нет, генерал-лейтенант, за тех, кто там остался, мы с вами тоже в ответе. Покажите расположение ваших войск.
Голиков вынул из планшета карту, разложил на столе, заметив при этом:
— На управление армии у нас всего две карты.
Вошел начальник штаба Соколовский, обменялся с Голиковым рукопожатием.
— Василий Данилович, — сказал Жуков, — вот генерал-лейтенант жалуется: карт у них нет.
— Карты посланы.
— А по заявке?
— Дали два батальона средних танков, один артиллерийский полк и два минометных батальона РС. Полное довооружение личного состава, рот и батальонов производится на станции выгрузки. Пока больше дать нечего.
— Автотранспорт? — спросил Голиков.
— Автотранспорта нет.
— Нам нужно минимум три-четыре автобатальона. Я писал об этом в Генштаб.
— Попрошу вас, генерал-лейтенант, — сурово проговорил Жуков, — с требованиями и просьбами обращаться в штаб фронта. Хотите обратиться к наркому обороны, пожалуйста, но опять же через штаб фронта. Таков порядок в армии. Нарушать его не позволено никому.
Жуков наклонился к карте.
— Гудериан в Михайлове, ваш штаб в Шилове. Далеко забрались.
— Переводим штаб в Старожилово, вблизи от Пронска.
— Покажите расположение своих дивизий.
Голиков показал. Армия занимала фронт длиной в 120 километров: от Зарайска и почти до Скопина.