Прах и тлен — страница 35 из 65

— Боже, помоги тем, кто встанет на твоем пути.

Из журнала Никс:

Зом 101

Зом: те, кого все, почти все, называют живыми мертвецами.

Броды: кочевые зомы. Те, что бродят по округе, но не в поисках жертвы. (Большинство зомов не двигаются, если не преследуют что-нибудь.)

Ходячие: еще одно название брода, хотя некоторые люди называют ходячими всех зомов.

Лучина: тонкий кусок металла с заостренным концом для «упокоения» зомов. Он вводится в основание черепа, чтобы отделить спинной мозг.

Упокоение: так люди говорят, когда зома «убивают» навсегда.

46

Бенни дал Никс поспать, пока весь лес не наполнился розовым светом. Он осмотрел окрестности в поисках намека на зомов. Или Лайлы. Или Тома. Ни намека и на Зеленого человека. В данный момент казалось, что они одни в лесу.

Бенни коснулся лица Никс, нежно скользнув по ее щеке большим пальцем. Он приподнял край бинта и изучил длинный порез и аккуратные швы. Рана была немного красной и припухшей, но не страшной.

Никс издала тихий звук и открыла глаза. Зеленые глаза. Не зеленые-золотые с черным.

— Привет, — сказала она почти смущенно, улыбаясь ему.

— Привет и тебе.

— Который сейчас час?

— Полчаса после рассвета.

Никс потянулась, все еще лежа на нем, потом села и зевнула так, что скрипнули челюсти. Затем она поднесла ладонь к лицу и выдохнула в нее.

— Ой! У меня дыхание как у обезьяны.

— Мое ближе к одной из человекообразных обезьян.

Их рюкзаки и обмундирование остались на заправке. Или в ее пепле. У них было с собой только то, что они унесли в своих жилетах и карманах джинсов. Спички, аптечка, нитки и иголка, ножи и кадаверин. Никаких зубных щеток. Никакой еды.

Бенни передал ей свою фляжку, и она сполоснула горло и сплюнула. Потом она сказала ему снять жилет и раскрыть рубашку. Он этого стеснялся — не из-за скромности, а потому что не очень хотел знать, насколько плох ожог. Этим утром он болел меньше, но его разум рисовал образы обожженных краев кости, торчащей из пораженной гангреной плоти.

Настоящая рана практически разочаровала. Три линии обожженной кожи, каждая не толще карандаша и не длиннее пары сантиметров. Кожа вокруг ожогов покраснела, но инфекции видно не было.

— Жить будешь, — объявила Никс, закончив промывку ожогов кусочком бинта.

— Даже не болит, — сказал он, но не был уверен, поверила ли она ему.

Его живот внезапно громко заурчал, словно голодный зом.

— Нам нужно найти немного еды.

Они вытащили боккэны из защитного плаща Бенни и аккуратно спустились с дерева. Процесс был медленным и болезненным, у обоих все затекло и болело. Опустившись на траву, оба замерли.

У подножия дерева что-то было. Кто-то поставил несколько камней размером с кулак плотным кругом, чтобы создать основу, на которой стоял огромный, вырезанный человеком деревянный поднос. Большие, чистые листья накрывали поднос, и из-под них поднимался прекрасный аромат. Никс подняла листья и ахнула. Бенни открыл рот. На деревянной тарелке была гора из жирных желтых холмов яичницы, толстой жареной картошки и горка свежей клубники.

— Что? — спросил Бенни, оглядываясь. — Кто?..

— Какая разница? — ответила Никс и схватила яйца с тарелки. — Боже… здесь хватит на десять человек.

— Мы же не спим, да?

Никс рассмеялась и засунула яйца ему в рот. Он прожевал. Они были холодными, но вкусными.

— Ты что-нибудь понимаешь? — спросил он, хватая пальцами еще немного яичницы.

Никс покачала головой, а потом пожала плечами.

— Возможно. Что-то, по крайней мере. Подумай.

После двух яичниц и трех картошек до него тоже дошло.

— Боже, какой же я тугодум.

— Ха, это новости, — сказала она с набитыми, словно у белки, щеками.

— Зеленый человек!

— Вопрос в том, — сказала Никс, проглатывая, — зачем ему это?

— Он друг Тома.

Она кивнула.

— Как думаешь, почему он не остался поздороваться?

— Без понятия. Если бы я знал, где он живет. Том сказал, что где-то здесь. Возможно, его дом хорошо спрятан. Парень, судя по всему, не очень общительный.

Некоторое время они ели, а потом Никс сказала:

— Боже… так много вопросов. Что происходит с Томом и Чонгом? Где Лайла? Кто вчера снял банки? Почему все эти зомы напали на нас? И что с тем фриком, проповедником Джеком?

Бенни улыбнулся:

— С каких пор ты думаешь, что я знаю, что тут, черт возьми, происходит?

— Всегда что-то бывает впервые.

— Возможно, — сказал он, — но сегодня не тот день. — Он быстро потер руками лицо. — Ладно… каков план?

— План? — ответила она. — А у тебя его нет?

— Э… почему ты думаешь, что парень «без ответов» все же парень «с планом»?

— Потому что у меня тоже нет плана, — сказала она.

— А. — Они огляделись, рассматривая лес, словно ответы появятся волшебным образом.

— Мы могли бы подождать, вдруг Зеленый человек вернется.

Бенни покачал головой:

— Не думаю. Он не стал ждать нас прошлой ночью, не остался, чтобы позавтракать с нами сегодня утром.

Никс вздохнула:

— Может, нам стоит вернуться и глянуть на поле и заправку? Издалека то есть. Посмотреть, что и как.

— Точно, — сказал он, и его лицо прояснилось. — Это очень похоже на план.

Они разделили последнюю яичницу и картошку и засунули клубнику в карманы. Они вытерли тарелку начисто листьями и оставили ее у подножия дерева. Бенни написал «Спасибо» большими буквами на земле.

Он повернулся и увидел, что она наблюдает за ним со слабой улыбкой и отстраненным взглядом.

— Что? — спросил Бенни.

Она моргнула, и ему показалось, что он увидел, как ставни закрылись за ее глазами.

— Ничего.

В городе Бенни бы просто промолчал, но во многих отношениях он чувствовал, что оставил ту версию себя позади того, кто боялся задавать такие вопросы. Так что он сказал:

— Нет… что-то было. То, как ты смотрела на меня. В чем дело?

Птицы пели в деревьях почти пять секунд, прежде чем она ответила:

— В городе… на крыше… я спросила, любишь ли ты меня. Ты тогда это серьезно?

Рот Бенни пересох.

— Да.

— С тех пор ты об этом не говорил.

На языке вертелся ответ в свою защиту, но вместо этого он сказал:

— Как и ты.

— Нет, — признала она слабым голосом. Она щурилась в утреннем свете. — Может… может, если бы уход из города был бы легче…

Он ждал.

— …было бы легче сказать, — закончила Никс. — Но здесь…

— Знаю, — сказал он. — Я тоже это чувствую.

— Ты понимаешь? — умоляюще спросила она. — Я пыталась, но не могла подобрать правильные слова.

«Давай, — прошептал его внутренний голос. — Расскажи ей правду».

Бенни кивнул:

— Я тоже. По крайней мере… я понимаю, почему не сказал этого. С тех пор, как мы покинули город, у нас проблемы. Наше «дорожное путешествие» не было особенно веселым. Говорить «я люблю тебя» здесь… не смейся, но это было бы словно снять защитный плащ и пойти в толпу зомов. Эти слова, сказанные вслух, просто заставляют меня чувствовать себя уязвимым. Это глупо?

Она покачала головой:

— Нет, это не глупо.

— Мой черед задавать вопрос, — сказал Бенни. Хотя Никс напряглась, он продолжил: — Ты предпочла бы, чтобы я этого не говорил? То есть вообще?

Странные огоньки загорелись в зеленых глубинах ее глаз.

— Когда решишь, что время подходящее, — сказала она, — попробуй еще раз, и увидишь, что произойдет.

Неуверенность Бенни хотела найти в ее словах всевозможные неправильные значения, но внутренний голос прошептал другое предложение. Он сказал:

— Можешь рассчитывать на меня.

Она протянула руку:

— Так… хочешь пойти прогуляться?

— Ну… или это, или уборка в комнате, но раз моя комната на дереве…

Он взял ее за руку, и они пошли под крышей из холодных зеленых листьев. Птицы пели в деревьях, и трава под их ногами блестела от утренней росы. Первые пчелы этого дня тихо жужжали среди цветов, направляясь по своим древним и важным делам, собирая нектар и перенося пыльцу с одного цветка на другой. Вихри из мошкары поднимались спиралью из травы и кружились в косых лучах солнца. Красота леса была волшебной и свежей, но также подавляющей. Оба молчали, не в силах облечь в слова свою реакцию на невероятную красоту и не желая тревожить воздух ужасами их запуганных сердец.

Несмотря на теплую реальность рук друг друга, они чувствовали себя невероятно одинокими. В пустоши. Даже хотя они знали, что Том, Лайла и Чонг где-то в этом же лесу, казалось, что все остальные на другой планете. Маунтинсайд — дом — был в миллионе километров отсюда. Реактивный самолет мог вообще быть на другом краю мира или быть чем-то из старого сна.

Скалистая тропинка огибала деревья и кусты, и большую часть пути не было видно никаких следов произошедшего прошлой ночью, помимо запаха пепла на ветру. Потом они повернули за угол, и все изменилось.

— Боже… — приглушенно прошептала Никс.

Поле было руинами. Деревья сгорели до пеньков, кусты обратились в пепел. От заправки остался только почерневший каркас.

Но худшим было не это. Совсем нет. Везде — на поле, на ледниковых камнях, скукожившись до костлявых узлов на бетонных плитах, у станции лежали трупы. Прошлой ночью они были живыми мертвецами, теперь они были просто мертвецами, их жизни были выжжены пожаром, который Бенни устроил маленькой спичкой.

Все было неподвижно. Огромное пространство пепла и сломанных костей. Никс отвернулась.

Бенни опустил глаза.

— Прости, — сказал он.

Никс коснулась его руки:

— Это не твоя вина. Ты не хотел…

— Нет, хотел, — он повернулся к ней и убрал прядь вьющихся рыжих волос с ее лица, — я начал этот пожар, потому что не знал, что еще сделать. Я убил всех этих…

— Зомов, Бенни. Это зомы. Ты не можешь их убить.