– Что?… – Эшли вздрогнула.
Внезапно воздух стал тяжелым, как будто слой звука исчез, открыв под собой бесконечную пропасть тишины. В ушах у нее зазвенело от тишины. Алехо тоже это почувствовал – он отшатнулся, схватившись за перила лестницы для равновесия. «ТермоГейст» на полу продолжал дымиться, дребезжать и сыпать искрами. Она почувствовала запах Тристана, как всегда поначалу. Солярка, и свежескошенная трава, и успокаивающий, нечеткий запах солнечного света. Прежде чем исчезнуть, он должен был сделать еще одну вещь. Он ждал.
Шериф Пэрис почесывал низ подбородка. Его лоб нахмурился в тихой ярости.
– Что это такое?
Эшли почувствовала на языке привкус электричества. Комната была наполнена воплями горя. Ярость Тристана переполняла Эшли до такой степени, что она не могла дышать, она не могла видеть собственными глазами, она не могла вспомнить свое собственное имя. Она почувствовала руки на своем горле, широкие и мозолистые ладони. Она увидела грифельно-голубые глаза Пэриса, пристально смотрящие ей в глаза, почувствовала, как спины коснулись снежинки, у нее закружилась голова от осознания того, что она скоро умрет.
В ту ночь, когда он умер, Тристан был так одинок.
Это было последнее, что он почувствовал.
Пальцы мягко сомкнулись вокруг запястья Эшли. Алехо наклонился вперед, пока его глаза не оказались на ее уровне, его улыбка была горькой и теплой одновременно.
– Возвращайся. Эти воспоминания принадлежат ему, – сказал он. – Не следуй за ним.
Эшли сглотнула.
Даже если Пэрис не видел того, что видела она, он чувствовал то, что чувствовала она. Его глаза дико шарили по углам подвала, словно он мог разглядеть Тристана в тени; как будто, увидев его, он остановится. Эшли задавалась вопросом, понял ли он вообще, что это был Тристан. Он попятился к стене подвала, прижавшись ладонями к бетону, но было слишком поздно.
Тристан возник в пространстве между Эшли и Алехо и на мгновение стал самим собой. Он заполнил своими широкими плечами пространство между ними, сейчас он был намного больше, чем просто воспоминание. Как будто его вытащили из спальни Эшли в тот последний момент, живым и здоровым. Как будто присутствие Эшли и Алехо придало ему достаточно сил, чтобы он наконец смог стать настоящим. У него были волосы цвета меда, ярко-голубые глаза и ямочки в уголках рта.
У Эшли заныло в груди от призрачного ощущения: а вдруг ничего этого никогда не было? На мгновение Тристан встал рядом с ней и повернул время вспять.
Выражение его лица стало серьезным. Он пересек комнату одним прыжком, и больше он уже не был Тристаном. Он был размытым белым пятном, перемещающимся по пустому пространству как маленький ураган. Он обернулся вокруг шерифа Пэриса, и сразу за пятном Эшли увидела глаза Пэриса.
Страх.
Он знал, что именно так он и умрет.
Статические помехи в воздухе усилились, и Эшли рухнула на колени, зажав уши ладонями. Где-то в помехах раздался крик, низкий, гортанный и смертельный.
Чье-то тело ударилось об пол.
Заряд в воздухе погас.
Была только тишина.
– Господи, – прошептал Алехо.
Эшли открыла глаза и увидела это. Тело шерифа Пэриса было прислонено к стене подвала, шея изогнута, руки раскинуты. Он смотрел в никуда, и его глаза были широко раскрыты от страха. Ей не нужно было проверять пульс Пэриса, чтобы понять, что он мертв. За последние несколько недель она повидала трупов больше, чем ей полагалось.
Снова появился Тристан. Его плечи поникли, когда он материализовался в холодном подвальном воздухе. Он осел на пол, как холодный порыв ветра, и выглядел усталым.
В заднем кармане Алехо зажужжало, нарушая тишину. Дрожа, он вытащил свой телефон, и Эшли узнала «Скрипто8G», прикрепленный к задней части чехла. Он коснулся экрана, а затем его глаза расширились. Он осторожно повернул экран телефона к Эшли.
– Это для тебя.
Она моргнула. Экран телефона был совершенно белым с двумя словами, выделенными жирным черным шрифтом: ЕЩЕ ЗДЕСЬ.
Тристан опустился на колени перед Эшли. Он взял ее трясущиеся руки в свои. Перед ней были по-прежнему его глаза. Под серой, бесформенной плотью они были ярко-синими и полными слез. Его кожа ощущалась как прохладный ветерок на кончиках пальцев, но этого было достаточно. Он все еще был здесь, все еще с ней, все еще на ее стороне какое-то время. Ее губы дрожали, дыхание было прерывистым. Даже сейчас она боялась.
Эшли закрыла глаза.
– Тебе обязательно уходить сейчас?
Тристан оглядел подвал, и выражение его лица исказилось от боли. Он отпустил ее руки и поплыл к дальней стене, задержавшись возле заколоченной секции – технического помещения подвала[38].
– Что не так?
Алехо положил руку на плечо Эшли.
– Что-то удерживает его здесь.
Запах плесени обжег ей ноздри. Тристан продолжал парить возле заколоченной двери. Прищурившись, Эшли увидела, что он дрожит. Между разномастными досками она увидела глубокую черноту внутри, и ее желудок сжался. Она закрыла глаза.
– Э-э-э, техническое помещение. – Эшли указала на доски. Она была в ступоре, голова кружилась. Тьма закралась в уголки ее глаз. – Я думаю, он хочет, чтобы мы открыли его?
Алехо кивнул. Он провел ладонью по лицу.
– Тебе не надо в это соваться. Я… Я сделаю это. Я…
Он прижал ладонь ко лбу и резко втянул воздух. Помимо запаха пыли и разложения, в воздухе витало что-то острое и сладкое. Алехо направился к доскам, и Тристан встал рядом с ним. Он посмотрел на Эшли, как бы желая убедиться, что она наблюдает. Алехо схватил лом с верстака, на котором были разложены инструменты. Его дыхание было прерывистым, руки ерзали по бокам.
– Ты хочешь, чтобы мы открыли? – спросил Алехо у Тристана.
Телефон Алехо завибрировал в ладонях Эшли. В «Скрипто8G» появилось одно слово «ДА». Эшли посмотрела на Алехо и кивнула.
– Хорошо. – Алехо поморщился. – Не могла бы ты позвонить в полицию штата?
Эшли набрала номер полиции штата Орегон, пока Алехо отдирал первую доску. За ней открылась темнота, уходящая на несколько метров вглубь стены. Алехо прижал ногу к стене и начал тянуть вторую доску. Когда она упала, стало видно содержимое технического помещения. Небольшое грязное пятно, крупинки пыли, кружащиеся в черноте. Ей показалось, что она увидела что-то, торчащее из затхлой слежавшейся кучи мусора, закругленное и эластичное, как носок кроссовки.
Алехо прикрыл нос и рот воротником рубашки и подавил кашель.
– О боже мой. Эшли, не смотри.
Ей не нужно было смотреть, чтобы понять, что находится в подвале. Тристан смотрел на тело, то появляясь, то исчезая в свете. Тристан смотрел на него, и все в нем начало сворачиваться, сжиматься, как сгорающая в огне бумага. В каком-то закоулочке души, маленьком и потаенном, Эшли все еще надеялась, что он жив. Все еще надеялась, что Тристан был исключением.
Однако он не был исключением. Он был первой жертвой.
Сквозь обжигающие слезы Эшли едва могла видеть Тристана, но чувствовала его приближение. Она почувствовала, как он притянул ее к себе. Это было не так, как раньше, – сейчас его присутствие здесь было едва заметным, – но это было хоть что-то. Когда она закрыла глаза, то почти почувствовала трепетное биение его сердца. Эшли обняла Тристана и уткнулась лбом ему в плечо.
– Спасибо, – выдохнула она. – Мне очень жаль.
Тристан крепче обнял ее. Эшли была уверена, что так и было. Всего на мгновение все стало теплым. Пахло соляркой, скошенной травой и восемнадцатилетними воспоминаниями. Мир, который Тристан создал для них, настиг ее, и они лежали в кузове ее пикапа, смеялись, шептались и смотрели на звезды. Все небо было открыто над ними, и они были дома. Эшли вдохнула его в последний раз, а затем он пропал.
Ей не нужно было открывать глаза, чтобы понять, что он исчез.
Тристан Грейнджер был мертв, и он исчез.
Интерлюдия
Вначале Тьма – это всего лишь мысль.
Невозможно сказать, когда она начинается. Сначала это лишь клякса, лишь чернильное пятно на земле, лишь идея. Но не только из этого рождается Тьма. Если золотые холмы и яркие небеса Снейкбайта – это надежда, то Тьма – это противоположность. Это надежда, вывернутая наизнанку. Это застывший гнев, злоба, как смола, осадок, который пленкой ложится на воду озера. Когда человек убивает здесь своего брата, Тьма становится сильнее. Когда наводнение смывает могилы на кладбище Пионеров, Тьма поселяется в них и создает дом. Когда на мгновение вся ненависть в этом городе концентрируется в одной точке – одном человеке, скорбящем о потерянной дочери, – Тьма находит выход. Она существовала в Снейкбайте на протяжении всей истории, но в человеке она видит новые горизонты.
Это тени, колышущиеся ветви, глубины озера. Она существовала здесь столько времени, сколько ненависть затуманивает сердца жителей Снейкбайта, словно черный дым.
Невозможно сказать, когда начинается Тьма…
Но с ее появлением все заканчивается.
Сейчас девушка в основном Тьма. Ее легко изменить. Под слоями цинизма она тоскует только по дому. По счастью. По кому-то, кто полюбит ее. Тьма гасит в ней свет: отец с темными глазами, полными смеха, девушка с залитыми солнцем волосами и нежными губами, воспоминания о чистой воде, ясном небе и бесконечной дороге. Она помнит горько-сладкую мелодию теперь уже сгнившего пианино.
Тьма сильнее, чем когда-либо, и это то, чего она ждала. Девушка – это острый нож, нацеленный на убийство. В каком-то смысле она всегда будет концом.
Она разрушающая сила.
– Возьми пистолет, – выдыхает Тьма.
Девушка подчиняется, потому что это единственное, что она может сделать. Она хочет только того, чего сейчас хочет Тьма. Больше никаких убеждений. Больше никаких унижений, мольбы к идиотам выслушать. Глаза девушки закрыты, сердце неровно бьется о ребра. Где-то внутри она борется с этим, но не может вырваться на свободу. Она дрожит под тяжестью того, что показала ей Тьма. Годы, которые она забыла. Ее воспоминания порхают в тени, как пылинки и пепел. Она вспоминает, каково было однажды умереть, быть похороненной, и она понимает мир своих ночных кошмаров.