Грегори рассмеялся, как будто отпустил необычайно остроумную шутку. Он не стал спрашивать, чем она занимается, хотя не все обитательницы «Феникса» были проститутками. Вместо этого мужчина рассматривал ее живот, пирсинг в пупке, татуировки, которые стали видны, потому что тесный свитер немного задрался вверх. Она приняла соблазнительную позу, сверкнув полоской кожи. Интересно, он что, хочет ее?
Эрскин снова посмотрел ей в глаза.
— Так, значит, благодаря тебе у них появился хороший шанс поймать этого типа, — его слова прозвучали не то как утверждение, не то как вопрос. — Ты ведь видела его.
— Об этом никто не должен знать, — отрезала Эйнджи. — Мне запрещено обсуждать эту тему.
Конец разговора. Она обошлась без расшаркиваний. Просто отошла и направилась вверх по лестнице, спиной ощущая его взгляд.
— Тогда спокойной ночи! — бросил вслед Эрскин, когда она исчезла в темноте второго этажа.
Эйнджи направилась в комнату, которую делила с женщиной, которую бывший бойфренд избил и охотничьим ножом срезал все волосы. А все потому, что она отказалась отдать ему чек на пособие, чтобы он мог обналичить его и купить порцию крэка. Детей ее уже отдали в приемную семью. Бойфренд сбежал в Висконсин. Женщина прошла реабилитацию от наркотической зависимости и вышла из клиники с желанием рассказать об этом первому встречному. Такое часто бывает. Эйнджи хватало мозгов помалкивать о прошлом.
Никому не открывай своих секретов, Эйнджи. Благодаря им ты особенная.
Особенная. Ей хотелось быть такой, ни на кого не похожей. Чтобы сбежать от одиночества. И неважно, что в этом доме есть другие люди. Никому из них нет до нее дела. Она никому не принадлежит. Ее просто подбросили сюда, как никому не нужного щенка. Чертовы копы. Им нужно получить информацию, ничего не давая взамен. Да им наплевать на все, кроме того, что они хотят вытянуть из нее.
Кейт была хотя бы наполовину честной, подумала Эйнджи, расхаживая по комнате. Но ведь и Кейт — одна из них. Работа адвоката в том и состоит, чтобы залезть к ней в душу, чтобы потом копы и прокурор округа смогли получить то, что им требуется. И все, больше им ничего не нужно. Так что Кейт ей не друг. Настоящих друзей она могла пересчитать по пальцам, причем даже одной руки оказалось бы слишком много.
Сегодня ночью ей позарез нужен друг. Не дай бог застрять в этом клоповнике! Пусть кто-нибудь заберет ее отсюда.
Она подумала о женщине, которую сожгли в парке. Интересно, ей тоже жилось одиноко? Будь на ее месте она, Эйнджи, какой сложилась бы ее жизнь? Как у дочери богатого человека? Имела бы отца, дом, кучу денег…
Когда-то у нее был отец. В доказательство этого Эйнджи могла бы показать свои шрамы. И дом тоже. Она до сих пор помнит запах прогорклого подгоревшего жира из кухни. Большой темный чулан, запиравшийся снаружи. А вот денег не было никогда.
Она, не раздеваясь, легла на кровать и подождала, пока в доме не станет тихо. Вскоре соседка по комнате уже храпела. Тогда Эйнджи выскользнула из-под одеяла и на цыпочках вышла из комнаты. Спустилась по лестнице и шмыгнула из дома через черный ход.
Ее встретила ветреная ночь. Облака мчались по небу с бешеной скоростью, словно в ускоренной киносъемке. Улицы пусты. Лишь изредка проезжал одинокий автомобиль. Эйнджи зашагала на запад. Было страшновато. Ей казалось, будто за ней кто-то постоянно следит. Спиной и затылком ощущала чужой взгляд, однако когда обернулась, то никого не увидела.
Зона преследовала ее, как тень. Если она станет идти дальше, если у нее будет цель, если сможет сосредоточиться на ней, то, возможно, Зона ее не догонит.
Попадавшиеся на пути дома темны. На ветру поскрипывали ветви деревьев. Когда Эйнджи вышла к озеру, вокруг стояла чернильная темень, черная и блестящая, как нефтяное пятно. Держась неосвещенной стороны улиц, она зашагала в северном направлении. Увидев возле своих домов незнакомого человека в столь поздний час, живущие здесь люди вполне могут позвонить в полицию.
Она узнала дом — его показывали в выпусках новостей. Обнесенный высокой чугунной решеткой, он как будто перенесся сюда из Англии. Эйнджи обошла его и, стараясь держаться в тени деревьев, зашагала вверх по холму. С весны по осень дом оставался невиден из-за плотной стены живой изгороди, но сейчас листва облетела, и можно было заглянуть в переплетение тонких веток.
В комнате с изящными стеклянными дверями, выходившими на мощеную площадку, в окнах горел свет. Эйнджи постояла у ограды, стараясь не прикасаться к ней, и заглянула на задний двор Питера Бондюрана. Ее взгляд скользнул по бассейну, по каменным скамьям, по кованым столикам и стульям, которые еще не унесли на хранение на зиму. Она смотрела на янтарный свет, лившийся из окна, и фигуру сидящего за столом мужчины. Интересно, он переживает одиночество так же, как и она? Дают ли ему сейчас успокоение деньги?
Питер встал из-за стола и прошелся по кабинету. Беспокойство и напряжение не отпускали. Он не мог заснуть, но отказывался принять таблетки, которые прописал врач. Кошмарное видение отчетливо стояло перед мысленным взглядом: рыжие языки пламени, тошнотворный запах… Закрыв глаза, он отчетливо видел эту картину, ощущал жар огня. Он видел лицо Джиллиан: его шок, его стыд, его боль. Оно парило, отделенное от тела. Рваные мышцы шеи, кровь. Если его сознание наполнено столь жуткими образами, когда он бодрствует, то что тогда говорить о снах?
Он подошел к французскому окну и выглянул в ночь, черную и холодную. Казалось, из темноты на него смотрят чьи-то глаза. Джиллиан. Он едва ли не кожей ощущал ее присутствие. Оно давило ему на грудь, как будто она обхватила его руками. Даже после смерти дочь пыталась прикасаться к нему, льнула, отчаянно желая любви, какой бы извращенный смысл она ни вкладывала в это слово.
Где-то глубоко внутри шевельнулось странное, противоестественное возбуждение, однако на смену тотчас пришли отвращение, стыд и чувство вины. Он со звериным рыком отпрянул от окна и, подскочив к столу, одним махом сбросил все на пол.
Ручки, пресс-папье, органайзер, папки, записную книжку. Телефон возмущенно пискнул, электрическая лампочка с хлопком разлетелась по комнате сотней мелких осколков. Комната погрузилась в темноту.
Ослепительная вспышка осталась жить в глазах Питера — два ярко-рыжих языка пламени, которые двигались вместе с ним.
Огонь, от которого не скрыться. Нервы подобны застрявшему в горле камню, твердому и зазубренному. Питер ощущал давление изнутри глазных яблок — казалось, они вот-вот лопнут. Может, тогда он больше не увидит этот жуткий огонь?
Из горла вырвался сдавленный стон. Наступая в темноте на ручки и блокноты, он на ощупь двинулся к торшеру и, немного успокоившись, включил свет и начал собирать разбросанные по полу вещи, поднимая их и кладя на стол одну за другой, в аккуратном порядке. Это то, что нужно: с предельной, безукоризненной точностью собрать осколки жизни, стереть с их поверхности слезы и продолжать жить дальше, как много лет назад, когда Софи забрала Джиллиан и уехала.
Он поднял записную книжку. Та была распахнута на пятнице. Джиллиан: ужин. Его собственный, четкий почерк. Все так невинно, так просто. Увы, с Джиллиан далеко не все невинно и просто. Как бы она ни старалась.
Неожиданно, пробудив его от тяжких воспоминаний, зазвонил телефон.
— Питер Бондюран слушает, — произнес он, как будто сидел за рабочим столом у себя в офисе, и попытался вспомнить, должен ли кто-то позвонить ему из другой части света.
— Папочка, дорогой, — пропел нежный обольстительный голос. — Я знаю все твои тайны.
Глава 13
— У нас будет бледный вид, если мы покажем новый фоторобот, — пожаловался Сэйбин, расхаживавший рядом со столом. Нижняя губа отвисла, как у обиженного двухлетнего ребенка, резко контрастируя с его элегантным обликом. Всегда готовый к общению с прессой, сегодня он надел новый серый костюм и голубую рубашку, которую дополнял темный галстук. Настоящий щеголь.
— Не понимаю, каким боком это отрицательно отразится на твоем отделе, Тед, — заметила Кейт. — В конце концов, это ведь Грир начал пороть горячку.
Сэйбин еще больше нахмурился и бросил на нее выразительный взгляд.
— Я знаю, чья это вина.
— Свидетельница здесь ни при чем, — решительно отозвалась Кейт. Она отлично знала, что имел в виду окружной прокурор.
— По моим сведениям, она не изъявляет особого желания сотрудничать со следствием, — озабоченно произнес Эдвин Нобл, вступая в разговор. Он сидел на стуле для посетителей, слишком низком для его высокого роста. Брючины высоко задрались над худыми лодыжками, открывая взору резинку нейлоновых носков.
Кейт смерила Нобла пристальным взглядом. С ее языка были готовы сорваться с полдесятка язвительных замечаний, не последним из которых было бы: «Какого черта ты здесь забыл?»
Впрочем, ответ на этот вопрос не требовался. Присутствие Нобла в кабинете окружного прокурора выходило за границы приличий. Увы, Кейт мысленно перебрала все аргументы и знала, каким будет результат. Ее отдел по работе с потерпевшими и свидетелями подотчетен окружному прокурору. Питер Бондюран — ближайший родственник жертвы (если мертвая женщина — его дочь), и таким образом имеет право на информацию о ходе расследования. Эдвин Нобл представляет его интересы. И так далее, и тому подобное.
Она посмотрела на Нобла, как на кусок дерьма, налипший на туфлю.
— Такое случается сплошь и рядом.
Ее намек попал в цель. Сидя на стульчике, Нобл расправил плечи. Глаза его сделались неприязненно холодными.
Роб Маршалл шагнул вперед и, как истинный миротворец, поспешил встать между ними. На его круглой, как луна, физиономии появилась заискивающая улыбка.
— Кейт хочет сказать, что нет ничего необычного в том, что свидетель столь зверского преступления проявляет упрямство и не слишком охотно идет на контакт.
Сэйбин саркастически хмыкнул.
— В том, что касается вознаграждения, она оказалась более сговорчива.