– Так ведь это никакой не улей! – удивилась Ирина, – Это гроб. И дорогой!
Она открыла крышку гроба и увидела внутри приветливо улыбающегося Стефана Ивановича.
– Куда они вас несли? – спросила Ирина.
– Разве ты не знаешь?! – Стефан Иванович удивленно протер глаза. – Кто ты?
– Я… я маленькая девочка, – ответила Ирина.
Стефан Иванович протянул из гроба руку и нежно погладил Ирину по голове:
– Нет, ты не маленькая девочка.
– Вам там не жарко?
– Нет. Ведь меня положили в холодильник. Но вот, к примеру, те пятницы на прошлой неделе…
– Разве пятница не одна в неделю? – удивилась Ирина и тут же сама поразилась своей догадке. – Да! Может быть несколько пятниц одновременно! – но тут же позволила себе возмутиться: – Но только в будущем. В прошлом может быть только одна пятница, все остальные лишь домыслы.
– А в какую сторону ты помнишь?
– Разве можно помнить в разные стороны? Я помню только то, что было.
– А ты уверена в этом? – Стефан Иванович ласково улыбнулся из гроба. – Здесь помнят только то, что будет.
С другой стороны гроба появился Павел и грозно спросил у Стефана Ивановича:
– Кто это? Это маленькая девочка?
– Нет. Это прекрасное чудовище.
– Тогда нужно закатить пир, – грозно зарычал Павел.
И Ирина с удивлением обнаружила себя сидящей у ручейка, а на голых коленях у нее огромное блюдо с теплым пирогом. Подходившие жадно хватали куски пирога.
– Поглядите! Она ничего не оставила себе, – зарычал Павел.
Вдруг Павел вместо рычания перешел на испуганный шепот и показал пальцем куда-то позади Ирины:
– Черная Королева.
И тогда все побежали в разные стороны: вон Паша в костюме бедуина, Наталья в купальнике, Мадам с растрепанными волосами… Ирина попыталась погнаться за ними, но после быстрого бега свалилась без сил у колючего розового куста. Она, задыхаясь, раскрывала рот, как рыба на берегу, когда за кустом возникла Черная Королева. Она сорвала одну розу, держа цветок за колючий стебель. Ирина увидела, что по стеблю стекает кровь королевы.
– Я тоже хочу стать королевой.
– Она всегда будет преследовать меня. Не даст мне жить без страха, – с ужасом зашептала Ирина.
– Чтобы стать королевой, надо столкнуть ее с доски. Это единственная возможность выжить самой, – услышала она вдруг голос Николая Андреевича.
Ирина подумала: если это сон, то, надеюсь, это мой сон. Я не хочу оказаться во сне Черной Королевой.
И вдруг Ирина оказалась сидящей на кресле перед камином по другую сторону зеркала.
В окно позади за спиной Ирины требовательно застучали. Ирина обернулась. На подоконнике сидела огромная ворона с иссиня-черными как шелк крыльями.
Ворона искоса посмотрела на Ирину одним глазом и принялась бешено колотить по стеклу длинным тяжелым клювом.
– Надо ее остановить, – в ужасе выдохнула Ирина.
Но она не могла поднять руки, будто на каждой руке висели пудовые гири. Ей оставалось только шептать высохшими губами:
– Кыш, кыш, кыш.
Яркое солнце ударило Ирине в глаза. Невыносимо болели шея, голова, все тело.
Она смахнула со лба выступившую холодную испарину, с трудом подняла голову и посмотрела на зеркало над камином.
– Что случилось с зеркалом? Ты видела? Трещина! – воскликнула Ирина, – Говорят, это к беде.
Сидевшая в кресле Мадам подняла голову. Махнула рукой.
– Это от жара треснуло, наверное. Я сдуру выступившую как приехала, сразу его на камин. Не думала, что разжигать буду. Думала, просто смотреться в зеркало стану, для Стеши. Теперь ничего не надо.
– Ночью к окну прилетала ворона.
– Она здесь на помойках прикормилась. В эту жару в лесу все вымерло. Но ночью? Не могла, – с сомнением покачала головой Мадам.
– А Будду ты вчера видела?
Мадам поднялась, хрустнув позвоночником. Сняла с головы откуда-то появившийся черный платок и накинула его на зеркало. Кивнула в угол на Будду.
– Вон он висит, твой Будда, где ему не положено. Икону надо привезти на его место.
Мадам вызвала такси. Когда по пути проезжали Новый Иерусалим, она истово крестилась. У Ирины рука отяжелела. Не поднять. Добрались до станции. Бегом едва успели на сразу же подъехавшую электричку.
Пятница. Электрички из города были битком забиты изможденными жарой людьми, бок о бок прижавшимися друг к другу. Людьми, спасающимися от жары массовым бегством.
Но в электричке, ехавшей обратно в город, они с Мадам были одни во всем вагоне. Мадам забилась в угол, закрыла глаза, словно окаменела. Ирина испугалась, дотронулась до ее руки. Рука сырая, потная и холодная. «Это в такую-то жару».
На вокзале посадила Мадам в липкое, распаренное такси.
– К своему Пашке поезжай, – неожиданно бодрым голосом сказала очнувшаяся Мадам. – Он у тебя славный. Созвонимся позже.
«Нет! Домой поеду. Голова раскалывается на немецкий крест».
Ирина добралась домой. Тихими дуновениями, еще медленно и неуверенно, начинал задувать ветер, все более и более усиливающийся, обещающий превратиться в грозу. На город наплывала сумеречная мутно-красная туча.
«Наконец-то!»
В квартире– духота и тишина. Телефон молчит.
«Раньше, если Паша позвонит, летела со всех ног. А сейчас? Мне нечем его любить. Пусто в сердце. Как будто все выпито… Как я буду смотреть ему в глаза? Что я там увижу? Она там пустила свои корни, приросла».
Ирина включила телевизор, забралась в кресло с ногами. Обхватила ладонями голые пятки. Загудел и бледно засветился экран.
«Не может быть. Нет, нет… Это неправильно. Этого не может быть. Распростертое тело. Раскинутые в стороны руки и черные волосы. На асфальте лежит она. Алла. Тонковытянутое голое тело, только серебряный браслет на руке».
Ровный, без оттенков, голос диктора:
– На тротуаре найдена разбившаяся женщина. Того, кто может опознать, просим сообщить… Приметы: рост средний, волосы черные, вокруг шеи круглый рубчатый шрам. Просьба звонить по телефону.
«Они ничего не знают. Ее нельзя убить. Она еще встанет, потягиваясь, откроет свои огромные, задернутые бархатом глаза. Закурит душистую сигарету. Тонкая струйка дыма из вытянутых чувственных губ. Пахнет ментолом, фиалками, паленым…
Неужели это всегда будет рядом, будет ходить за мной? Почему за мной? Наверное, за каждой, за всеми… Или это я, только чтоб себя успокоить?
А может, я сама приманила ее… и его, Николая Андреевича? Приманила жаром своей ревности, разгулом жадного безумия? Сама впустила в себя. Накормила досыта.
Какими теперь усилиями, напряжением каких остатков сил исторгнуть. Изгнать их, чтоб сгинули они, пропали в бездонности, в забвении, без угла и приюта.
Нет. Я хочу посмотреть в его глаза».
Она набрала номер Павла. На ее настойчивые звонки ответом было только убийственное молчание и длинные гудки.
Туу-туу-туу.
Она снова услышала чужой голос:
– Но нет, покажи мне самого себя, свое истинное лицо!
– И тогда перед человеком предстал чудовищный фантом, гигантский исполин. Сверкая ярче тысячи солнц, со бесчисленными ликами, со множеством уст и очей, с бесчисленными руками и ногами, переливаясь во всех цветах, высится он над подавленным человеком. Бесформенный, с окровавленными пастями, терзающими обреченные жертвы, это грозное Время, поглощающее Вселенную, на чьих исполинских клыках повисли те, кому суждено погибнуть.
– Я не могу узнать сторон… Не нахожу спасения.
Ирина отключила телефон. Из связки ключей выбрала ключи от квартиры Павла. Вышла на улицу.
«Ну и ветрюга на улице… Будет смерч.
Хотела убить – не убила. Не хотела убить – убила.
Тогда я не выдержала. Все-таки не выдержала. Сама побежала к Паше домой. Как летит мотылек на огонь свечи в темноте.
Так, наверное, должно было случиться. Именно так, и никак иначе».
На улице начался штормовой ветер. Ирина добралась до дома Павла. Бегом поднялась по лестнице. Сунула ключ в дверь – дверь легко отворилась.
«Паша все время раздает ключи от своей квартиры каким-то девкам. Это должно было плохо кончиться. Я говорила ему, это плохо кончится».
– Паша, – тихо позвала Ирина и застыла на пороге.
В кресле спиной к ней сидела голая Алла. У двери на открытый балкон вздымались и бешено, с уханьем хлопали воздушными парусами белые шторы.
Алла встала во весь рост, не оборачиваясь, подошла к балконной двери. Тонкая темная фигура.
«Ах! Как она хороша! Только почти прозрачна».
Ирина с остановившимся сердцем бросилась на Аллу и изо всей силы толкнула ее в острые лопатки. Алла рухнула в сетку мягкого живого тюля. Тюль с хрустом разорвался. Укутанная в белое, как кокон бабочки, не вскрикнув, исчезла за перилами балкона.
«Как сразу стало пусто».
Ирина оглядела свои руки. «Какие легкие!»
Она, никуда не торопясь, спустилась по лестнице. Никого нет. Вышла на улицу. Дверь подъезда за ней громко хлопнула.
Вынула из сумочки ключи от квартиры Павла, высоко подняла руку с его ключами над урной, потрясла парой ключей как колокольчиком и разжала пальцы.
Вдруг все небо над головой треснуло на мелкие куски с ослепительными прожилками, и сразу за этим оглушающий гром. Гроза! «Ну, все! Наконец-то!»
На пыльный асфальт упали первые капли дождя, тяжелые, пропитанные гарью и пеплом, висевшими над городом весь этот месяц.
Ирина, не оглядываясь, пошла вниз по улице к перекрестку.
За первыми каплями сразу хлынул сплошной ливень. Она шла неторопливо в толпе испуганно разбегающихся в разные стороны, вымокших прохожих. Неожиданно среди мокрых лиц мелькнуло чье-то знакомое, с белесыми глазами.
Лицо одобрительно улыбнулось:
– Вот и все – конца света не будет. Все забудут это лето. Придет другое лето.
Ирина тревожно оглянулась – за пеленой ливня ничего не было видно. Николай Андреевич растворился в сплошном ливне. Все исчезло. Ей показалось, что под балконом Павла тоже было пусто, только бурно вырывались из сломанного водостока и текли на проезжую часть мутные ручьи с крыши.