Моя улыбка сменяется гримасой недоумения, я проверяю еще раз. Никаких писем о рефинансировании. Обновляю страницу. Ничего. Снова захожу во входящие сообщения. Ничего. Никаких имейлов по рефинансированию. Ни одного.
Может быть, опять полетела система.
И тут — я в оцепенении всматриваюсь в монитор — на экране всплывает новое сообщение. Мои глаза не сразу передают информацию в мозг. В строке отправителя указано: «От Мэка Бриггса».
Мэк Бриггс. Мэк Бриггс. Мэк Бриггс шлет мне письмо. Зачем?
Нажимаю «Открыть».
«Уважаемая мисс Макнэлли, — гласит сообщение. — Только что прослушал ваше голосовое сообщение, и мне показалось более рациональным, по крайней мере поначалу, использовать для общения с вами электронную почту».
Я ошарашена. Тот таинственный абонент был Мэк Бриггс. А что, если бы я не перезвонила? Бормочу благодарственное слово богам журналистики и продолжаю читать.
«Всю предыдущую неделю я находился за границей и был оповещен о смерти Брэда Формана только по возвращении домой, в Вермонт.
Как вам известно из письма, которое вы получили от Брэда, его крайне волновали некоторые вопросы. Он рассказал мне, что, увидев вашу статью о ценах на медикаменты для животных, решил, что вас может заинтересовать и другая проблема, связанная с фармацевтикой».
Ха. Я была права.
«Брэд передал мне на изучение документы, но теперь мне незачем хранить их у себя, так что я решил отправить их на адрес вашего офиса. Если я могу чем-то вам помочь, обязательно сообщите мне.
С наилучшими пожеланиями, Мэк Бриггс».
Щурясь на экран, отправляю на печать это сенсационное послание. А потом еще раз — на случай, если мой компьютер полетит, все удалится и я потеряю первый экземпляр.
Итак. Неуловимый Мэк Бриггс все-таки отыскался. И его драгоценное письмо отвечает по крайней мере на пару вопросов.
Первый — почему он так долго не объявлялся. Мы-то не могли найти Мэка Бриггса — это ладно, но меня все время смущало, что он сам не стремится связаться со мной. А теперь понятно — его просто не было в стране.
Второй — мы с Франклином, должно быть, ока зались правы насчет доноса на фармацевтическую компанию. Бриггс явно намекает на это.
Значит, мы на верном пути. Когда документы придут, возможно, мы получим больше ответов. Например, кто вообще такой этот Мэк Бриггс? И зачем Брэд отправил ему одну из трех копий письма?
Довольно верчусь в кресле, смакуя все открывшиеся перед нами перспективы. А еще, припоминаю я, и мои губы растягиваются в улыбке, скоро мне предстоит принять принципиальное решение. Как только я вернусь домой.
Это гораздо сложнее, чем в школе. И намного изощренней, чем интервью по работе. Строю рожи отражению в зеркале, насмехаясь над собственной душевной драмой. Это же всего лишь свидание. Присаживаюсь на белую плетеную скамеечку для ног, припрятанную в углу гардеробной, и тщательно разглядываю вещи, не в силах сделать выбор, который до этого был всегда так очевиден. Костюм — слишком официально. Если, конечно, я не собираюсь притвориться, будто пришла по делам. А я не собираюсь. Джинсы — слишком повсе дневно. Но выглядеть так, словно собиралась весь день напролет, тоже не хочется. Придется сдаться. Внезапно моя уверенность в себе улетучивается, и я горестно вздыхаю. Так ли важно, что на мне будет надето? Понравлюсь я Джошу или нет — это будет зависеть от того, возникнет ли между нами притяжение, а не от одежды.
Наверное.
Выбираю вельветовый блейзер цвета красного клена и белую накрахмаленную рубашку, снимаю с полки черные брюки. Внимательно рассматриваю наряд — каждую вещь отдельно, в ее первоначальном виде, на толстой вешалке. Словно это способно мне как-то помочь. Но так и есть, помогает.
Выглядит надежно. Серьезно. Скучно. И вполне может сослужить бронежилетом, думаю я, вешая все это добро обратно в шкаф. Разве я от чего-то защищаюсь? В последний раз критически осматривая содержимое гардероба, задаюсь вопросом: а не сегодняшней ли ночью мне решиться на это? Из самых закромов полки бессовестно выглядывает то самое обтягивающее черное платье с высоким завернутым воротником. Если не сейчас, то когда?
Может быть, Мэйси была права. Может, я теряю навыки.
Поджав губы, медлю с секунду… и дерзаю.
— Марджори?
— Здесь.
— Маргарет?
— Здесь.
Джош Гелстон стоит в полумраке закулисья и, держа в руках планшет, проверяет, все ли участники постановки на месте. Два подростка-актера, склонив голову друг к другу, в последний раз репетируют роли, тихо проговаривая реплики. Ребята помладше, озорные и неугомонные, сидят на потрепанном диванчике, перешептываясь и хихикая. Примостившись на высокой табуретке в углу, я наблюдаю закулисную суматоху — представление ничуть не менее увлекательное, чем сама пьеса. Особое внимание привлекает его обаятельный и харизматичный руководитель, который выглядит очень даже по-бродвейски в черной футболке и твидовом пиджаке.
Большеглазая малышка, в зашнурованных ботиночках и платьице с оборками, подходит к Джошу и сжимает его руку, пока он делает последние распоряжения. Девочка, которой, должно быть, не больше шести лет, восхищенным взглядом следит за учителем.
— Через пять минут начинаем, — приглушенно произносит Джош и опускается на колени перед малышкой. Поправив шелковый бант у нее на чепчике, он указывает на то место, где она должна встать. Девочка поворачивается спиной к учителю, но затем вновь возвращается и порывисто его обнимает. Джош улыбается, провожая взглядом ученицу, побежавшую занимать свое место, — и поднимает глаза на меня.
«Ну что?» — спрашивает его взгляд.
Активно хлопаю в ладоши, выражая восторг. Это выше всяких похвал.
Как и сам Джош.
Запускают генератор, и по сцене быстро расстилаются клубы серого дыма. Современные подростки из провинции перевоплощаются в горожан Викторианской эпохи, а тем временем Джош придвигает ко мне еще одну высокую табуретку, для себя, и поднимает перед собой скрещенные пальцы. И в этот миг загадки спама, дорогие яхты, цены на лекарства и документы, которые должны прийти в офис завтра вместе с ежедневной почтой, — все они куда-то испаряются. Зрительный зал оглашается аплодисментами, зажигается сценический свет, поднимается занавес — пьеса «Золотой жук» в исполнении школьников Бэкстерской академии начинается.
Безмятежная ночь, на небе рассыпались каскады звезд. Покинув концертный зал, мы медленно шагаем по дорожке, и наши слова утопают в холодном сгустившемся воздухе. Даже в кривых лучах фонарей, что освещают парковку, мне видны очаровательные морщинки вокруг глаз Джоша и воодушевление в его улыбке. — А ты видела, какой хулиганкой оказалась на ша маленькая Эми? Даже когда занавес… Чарли? — Джош умолкает на полуслове и вопросительно глядит на меня, думая, что я не слушаю его.
— Точно, — соглашаюсь я. Можно и слушать, и мечтать одновременно. — И она, несомненно, в восторге от тебя. — Наудачу продеваю руку в перчатке через локоть Джоша. — Как и все детишки. А потом, на вечеринке для актеров, все так гордились и радовались успеху.
Чувствую, как Джош сжимает рукой мою ладонь. И вот как раз в тот миг, когда я задумываюсь над тем, как бы продлить этот вечер хоть на чуть-чуть, мы подходим к моей машине.
Момент истины.
— Ну, спасибо тебе огромное, — говорю я. — Я потрясающе провела время. Вот и мой «джип».
Джош поглаживает мою руку — ту, что я до сих пор не убрала с его локтя.
— Я на это надеялся, — говорит он, — учитывая, что это единственная машина на стоянке.
Я замираю. И правда единственная.
— Но… где же тогда твоя? — Вдруг во мне вспыхивает надежда на то, что удастся побыть еще немного с этим прекрасным профессором. — Можно я… Тебя подвезти до дому?
— Не отказался бы, — отвечает он. — Я живу недалеко отсюда.
Джош обходит меня, чтобы открыть водительскую дверцу, которая, разумеется, не поддается, потому что машина на сигнализации.
— Рыцари вымерли, — шучу я, отпирая «джип». — Их погубили технологии. — Залезаю в машину, а Джош тем временем направляется к пассажирскому месту.
Быстро скидываю под заднее сиденье пустые стаканчики из-под латте и старые газеты, затем включаю обогреватель на максимум. Пора принять трудное решение. Рано или поздно одному из нас придется сделать первый шаг. Если он попросит меня зайти в гости, соглашаться или нет? У меня с собой нет зубной щетки. А мне нужна зубная щетка? И вообще, разве свидание не должно приносить удовольствие? Когда это оно успело превратиться в душевный турнир по шахматам? Да мне хотя бы известны правила этого самого турнира?
Джош пристегивает ремень.
— После выезда с парковки налево, — говорит он.
Направляю «джип» вниз по тихой, окруженной деревьями улице. Мне все равно никак не узнать, что случится, до того как это случится. И если не играть, то никогда не выиграешь.
— Ну вот мы и на месте, номер одиннадцать, — улыбается Джош. — Туда мне и надо. Еще раз большое спасибо.
— Ты живешь… прямо здесь? — со смехом спрашиваю я. Выключаю зажигание, но оставляю ключ, чтобы работала печка. — Вот и подвезла.
— У меня есть дом в верхней части, на границе с Вермонтом, — объясняет Джош. — Небольшое местечко на Джордан-Бич-Роуд. Как правило, я езжу туда на выходные, особенно когда забираю к себе Пенни, потому что туда Виктории удобней ее завозить. Но в школьные дни я остаюсь здесь, в Бэкстере.
Меня не удивило, что однажды Джош уже был женат. На самом деле было бы гораздо подозрительнее, если бы за всю жизнь у него никого не было. Спрятавшись в уголке зала от веселившихся школьников, мы пили тайком принесенное на вечеринку вино и обменивались драматичными историями своих разводов: Джош, когда ему было уже за сорок, пострадал от амбициозной докторши, прельстившейся преимуществами брака с главврачом. Единственное, что было дорого Джошу в семейной жизни, поведал он мне, — это Пенни, его очаровательная, смышленая восьмилетняя дочка. Каждый день он скучает по Пенни, но они могут видеться только раз в месяц, в третьи выходные. Вот бы познакомиться с ней, приходит мне в голову.