Перед лестницей она остановилась, сделала три глубоких вдоха, посмотрела, как солнечные зайчики играют в пятнашки на берегу.
«Красиво здесь, бабушка, – подумала она. – Тебе повезло».
Потом, преодолев пять ступенек, спустилась на следующую террасу, повернула налево сразу за емкостями с водой, пластиковыми вазами и мусорными баками, миновала могилу двадцатиоднолетнего солдата, погибшего в Финскую войну за свободу Скандинавии. Надгробие из полированного красного гранита украшала выполненная золотыми буквами надпись «София Катарина», дедушка покоился рядом. Анника опустилась на колени, они стали влажными от травы. Она положила цветы, не сняв с них упаковку, даже не позаботилась принести воды.
«Ты бы считала, что я поступила правильно», – подумала она.
Потом явственно услышала бабушкин голос, столь же странным образом молодой и чистый, как он звучал, когда она была жива, ее слова о необходимости иметь такую работу, которая позволила бы самой обеспечить себя, о том, что никогда нельзя зависеть от мужчины в финансовом плане. «Послушай меня, Анника, найди себе хорошую работу».
– Я родила девочку, – прошептала она. – Сейчас у меня двое детей.
«Тебе не понравилось бы, будь я не замужем», – подумала потом, но так и не сказала этого.
Попыталась помолиться: «Отец наш небесный, да святится имя Твое, да приидет царствие Твое…» Но замолчала, ее слова растворились в шорохе листвы осин и берез, в шуме поезда, спешившего в Эскильстуну.
«Мне не хватает тебя, бабушка. Я скучаю по тебе каждый день. Ты мне нужна, мне трудно без твоей любви».
Печаль тяжелой ношей навалилась на нее, слезы потекли из глаз, и она, шумно глотая их, быстро пошла прочь.
– У тебя есть время? Ничего, если мы поедем окружным путем? – спросила она, когда снова села в машину.
Анна Снапхане закрыла глаза, откинув голову на подголовник:
– Я поеду туда, куда и ты.
Они стартовали от церкви, повернули налево на дорогу, змеившуюся между бревенчатыми домами, проезжали вплотную к их углам и скотным дворам, огибали стеклянные веранды и тракторы.
За деревней асфальт с двух сторон обступили луга, их время от времени сменяли небольшие перелески, среди которых прятались хуторские постройки с красными углами, поблескивавшие окнами из стеклоблоков. Перед летней резиденцией премьер-министра их обступил настоящий сырой и темный лес. А потом слева предстало во всей красе Харпсундское озеро, славившееся своим эхом, где многим мировым лидерам приходилось демонстрировать умение пользоваться веслами. Автомобили с тонированными стеклами у большого дома, стоявшего у дороги, и охранники возле стены подсказывали, что премьер-министр находится там. Анника сбросила скорость, жадно дышала воздухом дворцового парка.
– Здесь бабушка была домоправительницей.
Анна Снапхане молча кивнула.
Они медленно миновали Гранхед с его крутыми поворотами, дальше их путь пролегал сквозь темный лес у озера Хушён. Он явно не так давно подвергся прореживанию, и само озеро было видно с дороги.
– Там находится Лукебю, – сказала Анника и показала вдоль воды. – Бабушкин хутор. Или Харпсунда. Она арендовала его. Сейчас он используется как охотничий домик.
Они приближались к Хеллефорснесу, Анника сбросила скорость и почувствовала, как у нее подскочил пульс.
– Здесь ты выросла, – констатировала Анна Снапхане, села прямо и с интересом смотрела по сторонам.
Анника кивнула, ей стало трудно дышать. Она повернула налево к старому металлургическому заводу, к покрытым сажей строениям с обвалившейся штукатуркой и забитыми картоном окнами. Остановилась у калитки ограждения с колючей проволокой, долго смотрела на одно из сооружений среди гор железного лома и облупившихся фасадов.
– Доменная печь? – спросила Анна.
Анника кивнула снова, отвела взгляд, не хотела больше видеть печную трубу, отводившую продукты сгорания. Опустила взгляд на испещренный выбоинами асфальт, в которых еще оставалась вода.
Подчиняясь внезапному порыву, она вышла из машины, не глуша мотор, сделала несколько шагов вверх по склону. В воздухе витал запах выхлопных газов и промышленных отходов. Резкий ветер бил по глазам.
Анна подошла сзади. Анника показала рукой:
– Холм Бродяг. Там живет матушка. И сестрица.
Особо не отличавшиеся друг от друга многосемейные дома возвышались в указанном ею направлении, темно-красные, построенные в сороковые годы прошлого столетия, стоявшие в окружении бурьяна и пластмассовой мебели и окнами смотревшие на металлургический завод. Ветер трепал их фасады, срывал частицы отшелушившейся краски. В шестидесятые там было тесно от детей, сейчас многие квартиры выглядели брошенными, ни один человек не попался им на глаза. Они прислушались. Где-то жужжал вентилятор, вдалеке звучала музыка.
– Где ты жила?
Анника посмотрела вверх вдоль утопавших в солнечном свете зданий, ужасно холодных зимой и жарких летом, сделала глубокий вдох и решила не сопротивляться боли.
Но она не пришла.
Справа от дороги тянулся покрытый трещинами тротуар, слева одуванчики подступали к самому краю асфальта.
– Поехали, – сказала она и направилась к автомобилю. Включила первую скорость, пока Анна занимала свое место, поехала вверх по склону, вспомнила, как, проходя здесь, она встретила Томаса и одновременно обнаружила, что кто-то переехал в ее старую квартиру. А также двойное чувство печали и облегчения, испытанное тогда. Жизнь шла своим чередом, кто-то позаботился о некогда принадлежащем ей.
– Там была моя квартира. Окна с вязаными абажурами на лампах.
Анника показала и не поверила себе. Столь нереальным это выглядело. Неужели она когда-то действительно жила здесь? Намытые до блеска стекла, комнатные растения. Сейчас это было частью чьей-то чужой жизни, кто-то другой возвращался сюда день за днем, отягощенный своими думами и заботами.
– Бывают места и поприятнее, – заметила Анна Снапхане.
Они повернули направо, миновали церковь, спустились к торговому центру «Консум». Несколько велосипедов стояли у его входа, украшенного большими горшками, где теснились анютины глазки и бархатцы, дрожавшие от сквозняка, но упрямо продолжавшие напоминать людям о всем многообразии красок, существовавшем в мире.
– Твоя матушка работает здесь?
– По крайней мере, так все обстояло, когда я в последний раз получила весточку от нее, – сказала Анника и оторвала взгляд от цветов.
Они поехали дальше через городок, мимо Народного дома, поля для мини-гольфа и дома престарелых, магазина осветительной арматуры и железнодорожной станции. Анника смотрела по сторонам, вспоминала. Спящие дома и раскачивающиеся на ветру деревья, тепло, исходившее от камней и асфальта. Улица, огромная, делившая населенный пункт пополам, как она боялась ее когда-то. Сейчас Анника понимала, насколько узкой и короткой она была. «Большая дорога, остерегайся машин на большой дороге». Она не осмеливалась перейти ее, пока не пошла в четвертый класс.
Анне надоело смотреть по сторонам, она закрыла глаза и прислонилась к боковому стеклу. Они миновали железную дорогу; воспользовавшись переездом у развилки на Холсту, возле усадьбы Эрландссона, Анника переключилась на четвертую скорость.
Как только городок остался позади, хрупкое ощущение пребывания в прошлом лопнуло как мыльный пузырь, исчезло без следа. На смену ему пришли другие заботы.
Томас не звонил целый день. Окунулся в атмосферу своего детства и ни разу не подумал о ней. Дети неплохо обходились и без нее. Выходит, она преувеличивала собственную значимость для них.
– Ты не хочешь выйти замуж за Мехмеда? – спросила она Анну.
Анна Снапхане посмотрела на нее широко открытыми от удивления глазами:
– Выйти замуж? Ты с ума сошла? Зачем мне это надо?
– У вас же ребенок.
– О чем ты говоришь, мы же даже не живем вместе. Дух бабушки на тебя так влияет?
Анника подняла боковое стекло до конца.
– Я хотела, чтобы мы с Томасом поженились, – призналась она.
– Для чего?
Анника пожала плечами, притормозила, увидев косулю на лесной опушке, увеличила скорость снова.
– Показать, что мы единое целое.
– Это и так ясно. Тебя беспокоит подобная ерунда?
– Пожалуй.
Они какое-то время молчали. Вентилятор перемешивал запахи новой машины. Густой лес окружал дорогу, из-за высокой скорости он напоминал сплошную зеленую стену.
– Как это было? – спросила Анника тихо.
Анна Снапхане несколько секунд смотрела наружу сквозь боковое стекло.
– Ужасно, – ответила она. – Просто дьявольски.
– Что было хуже всего?
Анна снова посмотрела в окно.
– Чувство вины, – призналась она. – Ощущение, что это из-за меня. Подозрения. – Повернула голову в сторону Анники и уставилась на ее профиль. – В какой-то момент я даже поверила, что они задержат меня. Что, по их мнению, я сделала это.
Анника скосилась на Анну:
– Почему ты так решила?
Анна Снапхане сделала глубокий вдох, с силой наполнила воздухом легкие:
– Мои отпечатки пальцев нашли на орудии убийства.
– Как, черт возьми, они могли там оказаться?
– Поскольку я держала его в руках, неужели не понятно? Хотя это же делали почти все другие. – Она вперила взгляд в Аннику. – Я не убивала ее, если ты тоже сомневаешься.
– Само собой, я не верила, – сказала Анника.
Они подъехали к Бекосену, повернули направо к Мальмчёпингу.
– Насколько я поняла, запись получилась непростой.
Анна Снапхане сглотнула комок в горле.
– Студийный администратор и исследователь, – сказала она. – Явное понижение. Меня должны были повысить перед этой программой, а взамен разжаловали.
– Но ты же знаешь почему, – возразила Анника. – Здесь нет твоей вины. Все дело в сокращении штатов.
– Я проработала редактором несколько лет. В качестве следующего шага надеялась стать продюсером, а не каким-то чертовым студийным администратором. Мне следовало уволиться весной. Угадай, чем мне пришлось бы заниматься остаток недели. Маркировать кассеты, записывать временные коды, снабжать именными табличками. Это же безумие какое-то. Слава богу, все это дерьмо изъяли.