Перед ней находилась калитка, за которой раскинулась территория телекомпании, располагавшейся в высоких серых бетонных зданиях, сейчас еле видных за пеленой тумана. Слева находились напоминающие ангары металлические постройки, где отдыхали после работы напичканные всевозможной техникой автобусы. Она прошла мимо разгрузочных площадок и деревянных поддонов, нашла вход.
Внутри выстроились в ряд транспортные средства разных размеров и моделей, но все белые с цветными логотипами по бокам. Два человека грузили что-то в маленький фургон, они на мгновение подняли на нее глаза, она поприветствовала их взмахом руки.
Вторым от конца стоял самый большой трейлер из всех. Рядом с другими передвижная телестанция номер пять казалась просто гигантской. Анника приблизилась осторожно, хотя шум ее шагов по бетонному полу все равно эхом отдавался под потолком. Снаружи лежала масса технического оборудования, частично упакованного в оцинкованные ящики с маркировкой «Sony BVP 570, Cam B OB1. Кронштейн камеры номер два».
Левая стенка была отодвинута в сторону, точно как перед Икстахольмом, та же металлическая лестница вела внутрь.
– Эй, есть тут кто-нибудь? Гуннар?
Технический руководитель передачи высунул седую голову в коридор. Анника неуверенно сделала шаг вверх по лестнице, улыбнулась:
– Привет. Это я, Анника Бенгтзон, с железнодорожной станции во Флене. Могу войти?
Гуннар Антонссон вышел из уголка, где стоял, занимаясь своим делом, вытер руки о брюки, двинулся ей навстречу.
– Конечно, – сказал он, – конечно, входи.
Протянул открытую ладонь, его рукопожатие оказалось крепким, кожа сухой и теплой.
– Спасибо, что подвезла меня, кстати, поезд пришел через четверть часа.
Она улыбнулась ему, потом ее взгляд скользнул по стенам, брови поднялись от удивления.
– Впечатляет, – сказала она.
Ощущение пребывания в транспортном средстве полностью исчезло, она находилась в оборудованном по последнему слову техники и со вкусом обустроенном здании, где особая атмосфера создавалась также благодаря тихому шуму электроники, мерцанию мониторов и миганию множества индикаторных ламп.
Лицо стоявшего в передней мужчины внезапно ожило, просветлело.
– Хочешь посмотреть?
Анника кивнула, немного смущенная своим нездоровым любопытством. «Где она лежала? Вы убрали все, что напоминало о ней?»
– Это инженерный отсек, – сказал мужчина и показал на помещение справа.
Анника прошла мимо окна с занавесками с одной его стороны и большим электрощитом – с другой, заглянула в маленькую комнату, кивнула, словно поняла.
– И что делают здесь?
Гуннар Антонссон махнул рукой в направлении экранов, регуляторов, пультов:
– БУКи, блоки управления камерами, с ними работает видеоинженер. Его задача обеспечить хорошую картинку, настроить контрастность, цветовой баланс и все такое. – Гуннар повернулся, пошел дальше. – Технический проход, – сказал он, открывая дверь справа.
Анника сунула голову внутрь – провода, миллионы кабелей.
– Все в девятнадцатидюймовых стойках. Это стандартное оборудование.
Он закрыл дверь после того, как Анника убрала оттуда голову. Ее взгляд скользнул по противоположной стене, покрытой картами и схемами соединений.
– Видеоотсек, – сказал Гуннар из следующего помещения. – Или монтажная зона, как это официально называется. Здесь стоит аппаратура Betacam, VHS для записи на магнитную ленту…
Анника оторвала взгляд от красных соединительных линий и поспешила вперед.
– Когда мы оборудовали наш автобус два года назад, запись на жесткий диск выглядела чем-то из области научной фантастики, – продолжил Гуннар Антонссон. – Теперь это реальность. Несколько месяцев назад нам пришлось переделать стойки под новое оборудование.
Он показал пространство под узкими монтажными столами, наклонился и достал свободный кабель. Анника откашлялась.
– Извини, – сказала она, – но в чем суть дела?
Ее провожатый, уже находившийся на пути в следующий отсек, остановился, удивленный.
– Монтаж, – сказал он. – Здесь можно кроить программу.
– Каким образом? – настаивала Анника. – Используя видеозапись или компьютеры?
– Ты никогда не имела дело с телевидением? – спросил Антонссон, чуть прищурив глаза.
Анника попыталась улыбнуться:
– Нет, я предпочитаю буквы. В газете работать немного легче.
Он остановился, задумчиво посмотрел на нее, свернул кабель в кольцо.
– Почему вы так много писали о Мишель?
У Анники слегка покраснели щеки, она старалась не смотреть на него.
– Она ведь была очень интересной публичной личностью. Противоречивой и гламурной, достаточно необычная комбинация. Само собой, газетам нравилось писать о ней.
Судя по все той же вопросительной мине на лице мужчины, ее ответ не удовлетворил его. Он опустил руку с кабелем.
Анника, воспользовавшись случаем, последовала за ней взглядом, снова откашлялась.
– Мишель хорошо продавалась, – сказала она, – вот и вся причина. Сама она никого не волновала, на первом месте стояла коммерческая сторона дела. Примерно как для «ТВ Плюс». Она была человеком, способным привлечь всеобщее внимание, выделявшимся из толпы. На нее нравилось смотреть, нравилось читать о ней…
Гуннар Антонссон открыл металлическую дверцу, сунул за нее кабель.
– Запись всегда осуществляется с таким качеством, чтобы она годилась для телетрансляции, – сказал он и пошел дальше по автобусу, – а значит, в формате Betacam или Digital Betacam. Это своего рода видеозапись, но с очень высоким качеством. Мы всегда задействовали четыре аппарата одновременно на случай какой-нибудь поломки, дефектов ленты или чего-то подобного, для страховки. Но никакой компьютерной записи. Обычное видео, то есть VHS, используется только для создания контрольной ленты.
Анника следовала за ним, изучала его затылок. Жидкие волосы. Седые. Аккуратно подстриженные.
– Что такое контрольная лента?
Антонссон немного приподнял брови:
– Одна идет к ведущей программы, Мишель всегда хотела видеть, как она выглядела, продюсер должен иметь копию, и исследователь тоже. Когда у тебя есть контрольная лента, не надо проигрывать запись, сделанную в формате Betacam. Тот, кто кроит программу, может идти прямо по временным кодам.
Анника пробежала взглядом по стене с магнитофонами, мониторами и микрофонами, десятку желтых обозначений, VTR-08, VTR-07, почувствовала, что от всей этой новой информации у нее голова идет кругом.
– Ой, – сказала она, – как много всего надо знать.
– Ну да, – согласился Гуннар Антонссон и направился в аппаратно-студийный отсек.
Коридор закончился помещением примерно такого рода, какое она видела у Анны на работе, с целой стеной мониторов, куда приходили изображения с разных камер, с массой кнопок, регуляторов, индикаторных ламп, микрофонов и одним большим экраном, показывавшим уходившую в эфир картинку. Его стены были обиты синей и серой тканью, а полы покрыты серым ламинатом. Все деревянные детали имели округлую форму и по цвету напоминали спелую вишню. Она провела пальцем по одной из них.
– Она лежала между замедлителем и режиссерской скамейкой.
Анника отдернула от деревянной детали руку, отследила взгляд своего экскурсовода до самого пола. Он остановился в тесном пространстве между задним и передним столами отсека, перед местом видеорежиссера. Как раз там в полу находился люк с блестящей ручкой и с блестящей окантовкой.
– Режиссерской скамейкой и… чем?
Антонссон выпрямил спину и положил руку на заднюю скамью:
– Парень, который отвечает на хоккее за пульт замедленного воспроизведения, сидит здесь, мы называем его замедлителем. Переднюю скамью мы называем режиссерской, там ведь располагается вся компания, видеорежиссер, его ассистент, оператор графической станции…
– И как она лежала?
Гуннар Антонссон соединил перед собой руки и какое-то время стоял, покачиваясь с пяток на носки.
– Головой к стене, – объяснил он потом, кивком показал направление. – Ноги здесь, по разные стороны от люка. Руки вверху, так.
Он поднял ладони подобно тому, как делают в кино гангстеры, когда приходит полиция.
– Голова, да, то, что осталось от нее, покоилась там у плинтуса…
Он уронил руки вдоль тела и направился к помещению, расположенному в дальнем конце автобуса.
– Здесь у нас аудиоотсек. Это рабочее место звукорежиссера, микшер на девяносто шесть каналов, монитор для наблюдения за соответствием звука видеоряду, все цифровое…
Гуннар Антонссон показывал и рассказывал, вываливая на Аннику массу технической информации, она старалась внимательно его слушать, пыталась запомнить странные слова: микшер, видеоряд, цифровое… От напряжения у нее пересохло во рту.
– Там ты видишь приемники для беспроводных микрофонов, оборудование связи, с помощью которого автобус поддерживает контакт с людьми, находящимися снаружи, – операторами, репортерами и прочими.
Гуннар замолчал. Они добрались до самого темного угла автопоезда.
– Наверное, вы чувствуете себя не лучшим образом? – спросила она тихо.
Гуннар Антонссон опустил взгляд в пол, провел ладонью по волосам.
– Ну да, – сказал он. – Немного странно. Всех интересует… всех интересует ведь, осталось ли что-нибудь…
Он замолчал, поднял глаза, коротко посмотрел на нее.
– Осталось ли что-то от Мишель здесь внутри? – продолжила за него Анника.
– Все очень тщательно убрали, – сказал он быстро, сделал шаг назад.
– Я думаю, все зависит от тебя, – сказала Анника. – Если ты хочешь, чтобы она оставалась здесь, она сделает это с удовольствием. Если предпочитаешь, чтобы она оставила тебя в покое, так и будет.
– Ей нравилось в автобусе, – ответил он. – Она с удовольствием останется.
Анника улыбнулась.
– Тогда, значит, поедет с тобой в Данию, – сказала она. – Когда ты уезжаешь?
Гуннар вздохнул с облегчением:
– Завтра после обеда. Я собираюсь пойти на встречу, посвященную ее памяти, потом отправлюсь в путь. – Он посмотрел на часы, погладил свой живот. – Пора выпить кофе, – сказал он. – Не хочешь составить мне компанию?