– А он, случайно, не тронулся рассудком? – поинтересовалась Анника.
– Вовсе нет. Как раз об этом я и говорю. Знаменитости способны подобным образом влиять на свое окружение, особенно на тех, кого хорошо знали еще до того, как стали популярными. Если группа людей вместе запускает какой-то проект, это всегда приводит к трениям, когда один из них достигает критической массы.
Анника ошарашенно заморгала:
– Критической массы?
Продюсерша улыбнулась, стараясь при этом не выронить торчавшую между губами сигарету.
– Добивается общественного признания, – пояснила она, – становится узнаваемым, внезапно просыпается знаменитым. Сколько угодно примеров ты найдешь в сфере популярной музыки, когда никому не известная группа годами пашет не покладая рук и внезапно добивается успеха, а потом ее вокалист превращается в звезду. В этом случае группы довольно часто распадаются, и причина в механизмах популярности.
Анника улыбнулась в ответ:
– Чем известнее человек, чем могущественнее, тем больше у него пространства.
Карин кивнула:
– Неравномерное распределение.
– Себастьян Фоллин представлял каких-то других артистов?
Продюсерша сделала глубокую затяжку, ждала молча, пока никотин впитается в легкие.
– Нет, – ответила она поверх облака выдыхаемого дыма. – Сначала он делал вид, что они у него есть, но достаточно быстро все поняли, как обстоят дела. Как бы мне поточнее выразиться? Он не имел ни малейшего желания расти, развивать свою фирму дальше, хотел только блистать.
Анника слегка покраснела и сменила тему.
– А что произошло в последний вечер? – поинтересовалась она. – Почему он так разбушевался в Конюшне?
Карин Беллхорн загасила сигарету и поднялась:
– Что тебе известно об этом?
Анника колебалась секунду.
– Я видела хаос, который царил там, – сказала она. – Это все из-за Мишель и Джона Эссекса?
Ее собеседница тяжело задышала, резко побледнела и оперлась о стену рукой.
– Что? – спросила она. – Что?
Анника сделала шаг вперед, испуганная реакцией немолодой женщины.
– С тобой все нормально, тебе не нужна помощь? Может, мне позвать кого-нибудь?
Продюсерша смотрела на Аннику несколько мгновений, потом зажмурилась, к ее лицу постепенно стали возвращаться краски.
– Ортостатический коллапс, – объяснила она. – Резко встала, извини. О чем ты спрашивала?
– У меня есть основания считать, что Мишель занималась сексом с Джоном Эссеком в последнюю ночь во дворце, – сказала Анника. – Может, у Себастьяна случился приступ ревности?
Карин снова закрыла глаза, положила руку на лоб.
– Я видела Себастьяна среди этого беспорядка, – поделилась она. – Он сидел на полу и рыдал, абсолютно несчастный.
– Из-за Джона Эссекса?
Продюсерша покачала головой, вздохнула, посмотрела на Аннику блестящими глазами:
– Мишель разорвала их контракт. Она не хотела больше видеть его своим менеджером. Он не смог справиться с этим. Его жизнь разбилась вдребезги. Его можно понять.
– Понять? Почему?
– Он упустил свой шанс оказаться в лучах славы, добиться популярности. Ему не нашлось там места. Кем он был без Мишель?
– Неужели от подобного можно впасть в такое отчаяние?
Тело Карин Беллхорн затряслось в приступе столь безудержного и дикого смеха, что Анника попятилась.
– Ты и представишь себе этого не можешь, – сказала продюсерша, оттолкнулась от стены и покинула курилку.
Анника еще какое-то время стояла неподвижно, смотрела ей вслед сквозь стеклянную стену, дышала душным и смрадным воздухом.
«Люди странно ведут себя в стрессовой ситуации и после шока», – подумала она.
И тут увидела Анну Снапхане в кафетерии и направилась к ней.
– Куда ты подевалась? – спросила Анна и допила остатки кофе из желтой чашки с белыми крапинками.
– Карин захотела выговориться.
Анна принюхалась к одежде Анники и поморщилась.
– Я думала, с ней случится инфаркт, – сказала Анника и с неприязнью посмотрела в сторону лифтов. – Она всегда такая?
– Вчера мы все находились на грани нервного срыва. Знаешь, мне надо идти работать. И у меня Миранда на этой неделе…
Анника забрала куртку и сумку и зашагала к лифту, спустилась вниз. Ее голова была набита информацией, но все равно странным образом казалась пустой, никаких достойных внимания мыслей, только набор несвязных фраз.
В вестибюле было полно народу, но Берит Хамрин сразу поняла, кто является импресарио Джона Эссекса. Он стоял перед камином и переминался с ноги на ногу с бутылкой французской минеральной воды в руке. Итальянский костюм еле сходился у него на животе. Это творение Армани создавалось скорее для атлетов, чем для бизнесменов.
Берит поспешила к нему, мужчина даже не удостоил ее взглядом.
– Как любезно с вашей стороны, что вы согласились встретиться со мной, – сказала она, протянула руку и мило улыбнулась.
Он повернулся к ней и раздраженной, с примесью презрения миной откровенно показал свое отношение к их встрече. А потом, окинув ее, женщину средних лет, быстрым взглядом, полностью потерял к ней интерес.
– Я не понимаю, какая польза будет от нашего общения, – сказал он.
Берит слегка подняла подбородок, поняла, что импресарио пытается ее унизить, обращаясь с ней как с не устроившей его шлюхой.
– Мы не могли бы сесть где-нибудь и поговорить спокойно? – спросила она.
Он не ответил, но опустился на стоявший рядом с камином кожаный диван и поставил бутылку с водой на пол около своих ног. Берит обошла группу немецких бизнесменов и села рядом с ним. Положила на стеклянный столик перед ними розовую папку, но не открыла ее. Какие-то мужчины прошли почти вплотную к ним, разговаривая приглушенными голосами и размахивая портфелями.
– Я работаю в таблоиде, который неуклонно катится вниз по наклонной плоскости, – сказала Берит. – Тиражи падают, то же самое касается потока рекламы, а значит, ухудшается финансовое положение, в результате чего персонал потихоньку разбегается, что не лучшим образом сказывается на качестве журналистики. Руководство газеты настроено сломать данную тенденцию.
Импресарио явно собрался встать, поскольку его абсолютно не интересовало, как чувствует себя какое-то желтое издание в забытой богом стране около Северного полюса.
– Поэтому, – продолжала Берит серьезно, – представляется важным обсудить нашу ситуацию надлежащим образом. Я лично предпочитаю делать все на высоком профессиональном уровне.
Ее собеседник посмотрел на свои часы.
– Честно говоря, я не понимаю, почему моя ассистентка настаивала на том, чтобы я пришел на эту встречу, – буркнул он и сделал новую попытку подняться.
Берит заставила себя не ерзать и выглядеть абсолютно спокойной.
– Она просто посчитала необходимым разобраться с тем, к каким последствиям приведет опубликование имеющихся у нас материалов.
Импресарио замер, не закончив движения, его зад успел всего на дециметр приподняться над кожаной обивкой. Впервые он сейчас посмотрел на Берит заинтересованно, понял, что дело серьезное.
Медленно опустился на диван.
– У нас, естественно, и в мыслях нет каким-то образом навредить мистеру Эссексу, – сказала Берит совершенно искренне и слегка повернула голову набок. – Наоборот. Мы только хотим рассказать о его впечатлениях о той ночи во дворце Икстахольм нашим читателям.
– Совершенно исключено, – отрезал импресарио. – У Джона сейчас в разгаре мировое турне, у него нет времени для подобного. То неприятное событие уже осталось для нас в далеком прошлом.
Берит внимательно изучила мужчину, сидевшего рядом с ней, его покрытые темно-каштановыми пятнами руки и коричневое от полученного в солярии загара лицо. Заглянула себе в душу в попытке найти хоть намеки на угрызения совести или чувство стыда перед тем, что она собиралась сделать. Ничего не нашла.
– Весьма печально, – сказала она, – поскольку мы и шведская полиция совсем иначе смотрим на это дело. И, как я уже вам объяснила, наша газета просто обязана подробно информировать своих читателей о тех событиях, которые представляют всеобщий интерес. А владельцы требуют от нас совсем иного, а именно прибыли. Поэтому мы не в той ситуации, чтобы утаивать коммерческий материал исключительно ради того, чтобы избавить кого-то от неприятностей.
Импресарио моргнул несколько раз и недоверчиво, но с интересом посмотрел на нее.
Берит взяла свою розовую папку.
– Моя газета располагает фотографиями, где Джон Эссекс запечатлен вместе с убитой телеведущей, – сообщила она и немного покачала папку на руке.
– И что с того? – спросил мужчина.
– Снимки прямо-таки сенсационного характера, – сказала Берит и посмотрела ему в глаза.
Он быстро огляделся и наклонился вперед, явно не слишком потрясенный. От него пахло сигарами.
– Вы говорите о порнографических снимках. С подобным мы в состоянии справиться. Любовь Джона к женщинам – далеко не новость.
– Это только одна часть нашего материала. У нас также имеется копия заключения экспертов относительно орудия убийства.
Сейчас импресарио явно испугался. Его спина напряглась, он отвел взгляд в сторону.
– Не Джон застрелил ее.
Берит еле заметно пожала плечами.
– Возможно, – сказала она, – но он использовал заряженный револьвер с другой целью.
Она позволила своим словам произвести нужный эффект, увидела, как импресарио внезапно понял, о чем идет речь.
– Извращенный секс? – спросил он тихо.
– Вполне возможно, – ответила Берит столь же тихо.
– И насколько точно известно, что это был именно он?
– Отпечатки пальцев и влагалищная жидкость повсюду. На рукоятке, стволе, спусковом крючке…
Мужчина предостерегающе поднял руку, откинулся на спинку дивана, проводил взглядом пару молодоженов, прошествовавших через вестибюль.
– Это не то место, чтобы обсуждать подобные вещи, – сказал он.
– Вы сами его выбрали, – ответила Берит и почувствовала запах победы.