Поляну и храм освещали воткнутые в землю факелы – они давали больше света, чем присвисты, и пленники увидели, что их прибытия ожидало около тридцати человек разного возраста, от подростков до стариков: мужчины щеголяли в легких зеленых плащах, а тела женщин, даже самых пожилых, были едва прикрыты фривольными накидками. На расстеленных по траве покрывалах ожидали своего часа яства: блюда с жареным мясом, овощами, сырами и кувшины с вином.
Слова жреца собравшиеся встретили радостными криками. Судя по всему, им не терпелось начать праздник.
– Я ведь говорил, что вы главные гости, – хмыкнул хуторянин.
– Нас принесут в жертву, – простонал Акакий. – А потом, искупавшись в нашей крови, они станут до рассвета предаваться блуду. Свальный грех и все такое… Я читал об этих церемониях. В Ландайских горах существовал целый культ, но император…
– Не блуду, а богоугодному занятию, – строго поправил ученого «рачительный». – В честь нашей великой матери – Богини плодородия.
– Она не принимала человеческих жертвоприношений! – выкрикнул Карлос. Алтарь становился все ближе, и юношу одолевал страх. Он мало чего знал о древних богах, но ужас не позволял ему молчать. – Богиня плодородия была мудрой и доброй!
– Но она разгневалась на людей, покинула мир, и нужно ее задобрить.
Проклятый Катаклизм наложил серьезный отпечаток на мозги местных фанатиков, и они сумели сделать единственный вывод, который, по их мнению, все объяснял.
– Скольких вы уже убили?
– Принесли в жертву, – поправил юношу «рачительный».
– Скольких?
– Недостаточно, чтобы богиня вернулась.
Спорить с хуторянином не имело смысла – он все для себя решил и останавливаться не собирался.
– Вам будет оказана великая честь, голодранцы. Вы встретитесь с богиней лицом к лицу…
– Поменяться не хочешь? – процедила Шахмана.
– А кто принесет следующую жертву?
Логичный ответ смутил Героиню.
– Богиня плодородия не принимала кровь, – стуча зубами, поведал Акакий. – Ваши жертвоприношения ее ослабляют. Вы своими руками губите ее.
– Не святотатствуй.
– А то что? – храбрясь, выкрикнул Карлос. – Не сможешь принести нас в жертву? Боишься, что я обижу богиню?
– Не ее, а нас, – уточнил «рачительный». – Если разозлишь жреца, твоя смерть станет мучительной: не сердце тебе вырвем, а посадим на кол. И будем водить вокруг хоровод.
– Долго-долго, – добавил один из охранников.
– Кажется, мы влипли, – пробормотала Егоза.
– Еще как, – уныло подтвердил юноша.
– Вы пока попрощайтесь, – предложил хуторянин, – а я поговорю со жрецом и вернусь.
И деловито поднялся к алтарю.
Фанатики столпились у ступенек храма, стараясь не упустить ни единого слова из речи жреца, охранники тоже заслушались, лишь изредка поглядывая на пленников, и у тех появилась возможность обсудить свое печальное положение.
– Мысли есть? – уныло осведомился Карлос.
Дрожь отпустила, но внутри у юноши царствовал омерзительный холод.
– Я не хочу умирать!
– Акакий, держись с достоинством.
– Вы лорд, вам положено. А я простой человек! Я не хочу умирать! Как думаете, я могу принять их веру?
– Вряд ли это что-то изменит, – философски заметила лежащая на дне телеги Шахмана. – Убийство истинно верующего усиливает жертву.
– С чего ты взяла?
– Мне так кажется.
– Нельзя убивать своих.
– Егоза, пообещай мне кое-что, – попросил юноша.
– Все, что угодно, лорд.
Шахмана оценила мужество, с которым держался Карлос, и ответила предельно уважительно.
– Возможно, чтобы убить тебя, им придется ослабить веревки, и ты сможешь вырваться.
– Возможно.
– Если же я буду первым, а потом тебе удастся освободиться… – Карлос сглотнул подступивший комок и продолжил: – Если тебе удастся – отомсти за меня. Отомсти как следует.
– Даю слово, лорд, – тихо ответила Шахмана. – Но я надеюсь, что сначала они примутся за меня.
– Больше нам надеяться не на что.
– Лишь бы не с меня… – простонал Бенефит.
– Вы закончили? – поинтересовался вернувшийся хуторянин. Выглядел он весьма довольным. – Если да, то нам пора приступать. Великий жрец считает… – В этот момент верующие разразились радостными воплями, и «рачительному» пришлось переждать шум. – Так вот, великий жрец считает, что начать следует с задохлика. Потом принесем в жертву щенка, а главным блюдом станешь ты, маленькая Героиня.
– Я не хочу умирать!
– Проклятье!
– Скотина!
– Берите придурка!
Стражники отцепили Акакия от телеги, подхватили под руки и быстро поволокли к алтарю. На Карлоса накатила дурнота.
– Отомщу, – сквозь зубы пообещала Шахмана. – Достану и в Загробном мире!
– Первая жертва! – провозгласил жрец.
– Я не хочу умирать!!
– Да будет так! – рявкнули фанатики, отвечая словам жреца.
Сверкнул ритуальный клинок, острый как бритва и жаждущий крови. Шахмана разразилась ругательствами, Карлос похолодел, распластанный на алтаре Акакий завизжал, жрец захохотал…
А в следующий миг его лицо исказила гримаса – в плечо вонзился арбалетный болт.
– Нет!
Кровь брызнула на стоящих рядом людей, но распаленные фанатики не сразу сообразили, что происходит.
– Да будет так!
И только тут их слаженный хор нарушил пронзительный, полный ужаса визг из задних рядов.
Выскочивший на поляну воевода начал именно с них – с задних рядов, круша черепа и кости ударами тяжелой булавы.
– Во славу Гридии!
– Ураган!
– Генрих!
– Спасите меня!
Фанатики наконец-то поняли, что их убивают, попытались организовать отпор, – даже отправляясь на оргию, мужчины прихватили с собой копья и топоры, но достойно противостоять разъяренному Герою обычные люди не могли при всем желании.
Рисковать жеребцом воевода не хотел, бросился в атаку пешим, однако разницы для несчастных фанатиков не было никакой: скоростью и натиском Генрих напоминал самый настоящий ураган. Широкий взмах булавой – и на землю падают сразу двое мужчин, щит принимает копейный выпад, ответный удар вбивает фанатика в землю. И все это – мгновения. Неимоверно коротенькие секунды, бегущие со скоростью лесного пожара. Удары, удары, удары… Бросившихся к лесу людей Генрих не преследовал, не желал превращать спасение друзей в убийство, но тех, кто осмеливался сопротивляться, истреблял безжалостно.
Удар, удар, удар…
Кровь, переломанные кости, вопли разбегающихся людей… Ими усеял Ураган свой путь к древнему храму. Кровавый путь. Пять или шесть полновесных секунд прошло с начала боя, но облик поляны разительно изменился: трупы, кровь, оружие на земле, растоптанные яства и опрокинутые факелы. Жалобный вой из леса и снова трупы.
Раненый жрец пытался укрыться внутри, но дверь не удержала Генриха, воевода вынес ее, едва заметив, и мощный удар в голову стал жирной точкой, обозначив окончание побоища.
– Да возблагодарят тебя все прайм-устройства мира, – пробормотал прячущийся за алтарем Акакий. – Ты и представить не можешь, насколько вовремя явился.
Поскольку освобождать его от цепей никто не торопился, Бенефит, надеясь отыскать ключ, принялся обыскивать карманы стражников. А воевода подошел к телеге и разрезал удерживавшие Шахману веревки.
– Ты как?
– Теперь отлично.
Егоза взяла нож, подошла к хрипящему на земле «рачительному» – тяжелая булава Урагана переломала хуторянину несколько ребер – и одним движением перерезала подлецу горло.
После чего повторила:
– Теперь отлично. – Вытерла клинок об одежду мертвеца, выпрямилась и прищурилась: – Надо вернуться на хутор.
– Там лошади и вещи, – добавил Карлос, с которого снимал цепи успевший освободиться Акакий.
– И мои тоже, – встрял в разговор Бенефит. – Не помню, говорил я вам или нет, но я путешествовал на бричке. На замечательной, удивительной бричке, которую я подверг ученому усовершенствованию…
– На хуторе все в порядке, – произнес Ураган, бросив на Бенефита недоуменный взгляд. – Всех, кто там оставался, я запер в сарае. Вещи они не тронут.
– Вот и чудненько.
Чудненько и получилось.
К некоторому сожалению для путников, возвращение на хутор не сопровождалось приключениями – счастливое освобождение окрылило и Карлоса, и Героев, и даже Акакия, и от хорошей драки с Чудью или вернувшимися фанатиками путники не отказались бы, но она не случилась. Хуторяне, пережившие радость общения с разъяренным Героем, к следующей встрече не стремились, а Чудь то ли не рисковала связываться с познавшими сладость победы гридийцами, то ли ее попросту не оказалось поблизости.
Как бы там ни было, до хутора добрались спокойно. Тщательно обыскали дома, вернув украденные вещи. Подумав, прихватили немного продуктов – только чтобы хватило до Фихтера, а после собрались у конюшни. Выезжать решили на рассвете, до которого оставалось часа два, не больше, спать никому не хотелось, а потому болтали, неспешно готовясь к дороге.
Шахмана рассказывала Генриху подробности их с юношей путешествия, а Карлос, улучив момент, когда Акакий отправился к колодцу, последовал за ним.
– Уже решил, что будешь делать дальше?
– Я… – Судя по всему, Бенефит ждал этого разговора и отвечать собрался по обыкновению развернуто. – В тот самый миг, когда…
– Обойдемся без словоблудия, – холодно предупредил юноша. – Мы не в сарае, мы не связаны, и ничто не заставит меня выслушивать твои длинные речи.
– Совсем?
– Абсолютно.
Спорить Акакий не рискнул. Вздохнул, пожал плечами, мгновенно превратившись в растерянного и слабого старика, после чего жалобно произнес:
– Мне в Фихтер надо. Я говорил.
– Рискнешь один ехать или к нам присоединишься?
– Если возьмете – буду рад, одному путешествовать опасно. Опять же, бричка у меня видная, по-научному усовершенствованная, ее всякий отнять пожелает…
– Я ведь сказал: без словоблудия.
– Слушаюсь.
Карлос потер шею.
Мнения насчет говорливого Бенефита разделились. Егоза, утомленная совместным пребыванием в темнице, предложила ученого оставить. В смысле, не брать с собой, потому что достал, трепло неумолкаемое. Благодушный Ураган против Акакия ничего не имел, указав, что бросать человека посреди Пущи неприлично, а бричку можно использовать для груза, облегчив тем самым жизнь лошадям. Кроме того, добавил Генрих, лучше Бенефита держать под присмотром, потому что куда ученый побежит, оставшись один: по своим делам или к стражникам за наградой, сказать трудно.