– Мою что?
– Роль, Ураган, роль. Ты кто?
– Твой дедушка, – заученно ответил воевода.
– Правильно, – одобрительно кивнул Карлос. – И, пожалуйста, веди себя соответственно. Ты впервые оказался в большом городе, тебя все смущает и беспокоит, ты опасаешься карманников и никому не веришь. Ты боишься, что меня обманут, и вообще немного пуглив.
– Я помню, помню!
Роль провинциального дедушки с самого начала показалась Генриху унизительной, он даже пытался отказаться, хотел прикинуться могучим телохранителем, но Карлос настоял, и пришлось смириться.
– А самое главное, Ураган: ты не мешаешь. Все понятно?
– Да.
– Без моего знака даже в затылке не чеши, понятно?
– Да.
– Вот и хорошо.
Карлос поправил переброшенную через плечо суму и уверенно направился к лавке. За информацией. Желая разговорить совершенно незнакомого человека. Простолюдина, если уж на то пошло.
Юноша и сам не ожидал от себя такого спокойствия. Думал, что его одолеет смущение или робость, что необычная задача и непривычная обстановка заставят его нервничать, а получилось наоборот. Понимание того, что он теперь главный, наполнило Карлоса непоколебимой уверенностью. Он чувствовал, что готов на все: что сможет сыграть свою роль… сможет сыграть любую роль! Сможет обмануть кого угодно и уговорить кого угодно. Юноша вдруг понял, что стал другим Карлосом. Новым. Сильным. И этот парень нравился Карлосу гораздо больше прежнего.
Он подошел к стоящему у выставленных на продажу машин Шмульцу, снял картуз и вежливо поздоровался:
– Здравствуйте, добрый господин.
И услышал безразличное:
– Ничего не покупаю. Никого не нанимаю. Проваливай, мальчик, не мешай.
Ураган, позабывший о том, что Карлос наряжен в дешевую одежду, едва не задохнулся от такого хамства. «Назвать молодого лорда мальчиком?! Да что он себе позволяет! Пороть ублюдка! Немедленно пороть!»
Но Карлос, к безмерному изумлению воеводы, на оскорбление не среагировал. Более того, юноша повел себя так, словно услышал ожидаемое: потупился, помял в руках картуз и робко продолжил:
– У меня и в мыслях не было мешать столь значимому господину, как вы, уважаемый мастер Шмульц. Мы люди не местные, из далеких краев в дивный Фихтер прибывшие, но даже в нашем владении о ваших машинах рассказывают с почтением. Если клеймо Шмульца на машине стоит, так она сто лет проработает и еще столько же.
– Это верно. – Механик расплылся в улыбке.
Лесть прозвучала грубовато, но юноша не ошибся в оценке Шмульца – мастер повелся на доброе слово, как слепой за поводырем.
– Судя по одежке, вы и в самом деле издалека.
– Четыре долгих месяца шли мы по дорогам великой империи. Тяготы преодолели невозможные, какие не каждому выпадают.
– Ладно, ладно, я понял. – Честный Шмульц решил отблагодарить незнакомцев за доброе слово и протянул Карлосу медную монетку. – Бери и проваливай.
– Спасибо, добрый господин, только я не по этому делу. – Юноша покачал головой. – Мы в Фихтер с целью серьезной пришли, а не побираться. У нас денежек есть немножко…
– С целью? – прищурился механик.
– Просто я говорить по-городскому не умею, вот и получилось, что вы меня за нищего приняли, добрый господин.
– Так что же тебе надо? – осведомился Шмульц, возвращая монетку в карман. – И говоришь ты действительно… витиевато. У нас так не принято.
– Простите, господин, – вновь поклонился Карлос.
– Да что ты заладил: прости да прости. Будь проще. Не стесняйся.
– Дошло до нас, добрый господин, что живет в славном Фихтере мастер великий по имени Безвариат, которого еще Сотрапезником величают…
– А тебе он зачем?
– Я – молодой талантливый ученый Ровель Рот, – с провинциальной важностью сообщил Карлос. – А это мой немой дедушка Бушель, единственный мой кровный родственник, оставшийся после того, как родители мои во время морозов лютых сгинули.
– Крепок дедуля твой, – заметил Шмульц, с уважением изучая мышцы Генриха.
– Все так говорят, – улыбнулся юноша. – С дедушкой Бушелем не всякий разбойник совладает. Он даром что с клюкой, отходит так, что мало не покажется.
– Оно и видно, – кивнул механик. – Так зачем, говоришь, пожаловал?
– В Фихтер мы с дедушкой пришли, чтобы смог я поступить в ученики к великому Безвариату. Чтобы образование мое, за которое серебром плачено, даром не пропало.
– Образование? – поперхнулся Шмульц. – Откуда, говоришь, ты взялся?
– Из славного, но очень северного Замороченска, что в богатой и процветающей Ухдии.
– Откуда?!
География, по всей видимости, никогда не входила в число любимых наук механика. Впрочем, если вспомнить Акакия, можно было сделать вывод, что это у них общая болезнь. Но Акакия юноша вспомнил и еще по одной причине: именно общение с Бенефитом помогло молодому лорду поднабраться нужных словечек и оборотов.
– Ухдия в самых горах почти, – немедленно поведал Карлос. – Это, ежели, допустим, по Имперскому тракту из столицы ехать, но не по тому Имперскому, что через Пущу, на запад от столицы, а по северному Имперскому, в горы который, то через две недели надо будет повернуть к востоку…
– Оставь подробности. Я понял, что вы из глухомани.
– У нас в Замороченске, добрый господин, даже Университет имеется, – гордо поведал Карлос. – В котором целых три науки разрешают учить бесплатно: поднятие тяжестей, бег наперегонки и прославление великого императора.
– А науки какие? – не понял Шмульц.
– Так я и говорю: поднятие тяжестей, бег наперегонки и прославление великого императора, – объяснил юноша. – Три науки целых забесплатно. К нам даже господин Фурсенидиус приезжал, самолично имперский надзиратель по воспитанию и обучению, и остался весьма доволен уровнем знаний замороченских студентов.
Последние слова потонули в громком хохоте, который не сдержал механик.
– Три науки, – простонал он, утирая слезы. – Целых три.
– Господин Фурсенидиус считает, что этого очень даже достаточно, – сообщил Карлос. – А господин Фурсенидиус, между прочим, – брат того самого Фурсенидиуса, что ведает при императоре организацией кулачных боев и прочих увеселений, он зря не скажет.
– Я понимаю, – прохрюкал Шмульц, отчаянно пытаясь успокоиться. – Я с большим уважением отношусь к подвижкам господина Фурсенидиуса в области имперского обучения. – Механик перевел дыхание и поинтересовался: – Так для чего ты пришел в Фихтер?
– Желаю поступить в ученики к Безвариату Сотрапезнику.
– С дипломом о поднятии тяжестей?
– У меня хороший диплом: он сделан на козлином пергаменте, а дедушка Бушель смастерил для него футляр из дерева.
– Гениально!
Шмульц присел на лавочку, набил трубку и улыбнулся.
«А ведь я хотел выгнать этих олухов! Великая шестеренка, кто бы мог подумать, что они поведают такие вещи! Два года так не смеялся».
Но вслух произнес другое:
– Разве ты не знаешь, что Безвариат умер?
– Умер? – Карлос великолепно сыграл растерянность. – Когда?
– Пару месяцев как, – ответил Шмульц, радуясь, что отыскал благодарного слушателя для устаревшей новости.
– Быть того не может.
– И не просто умер, а убит, – продолжил механик. Раскурил трубку и веско закончил: – И убил его, между прочим, собственный ученик.
– Ах!
– Точно говорю, молодой ты мой и талантливый: убил! И сбежал из Фихтера. Стеклодувом его звали, десять лет с Безвариатом работал… А теперь говорят, что самого Стеклодува тоже убили… – Шмульц пристально посмотрел на присевшего рядом Карлоса: – Смекаешь?
– Да, – кивнул молодой лорд. – То есть нет.
Несообразительность юного собеседника порадовала механика даже больше, чем лесть.
– Эх, деревня, деревня… – Шмульц наклонился к юноше и понизил голос: – Люди говорят, что вовсе даже не Стеклодув Безвариата убил, а другой кто-то.
– Кто? – жадно спросил Карлос.
– Поди, догадайся, – вздохнул механик. – Тут, сынок, большая политика замешана, потому что Фихтер, а не Задрочинск твой.
– Замороченск.
– Тем более. В нашем городе такие интересы пересекаются, что голова идет кругом. – Как все пожилые мужики, Шмульц очень любил разговоры о вещах глобальных, ко всей империи отношение имеющих. – И Безвариат, конечно, не простым ученым был – не того полета птица, чтобы просто так здесь сидеть.
– А какого он полета? Был.
– Высокого. И потому тебя, охламона с поднятием тяжестей в зачетке, он бы даже на порог не пустил, сечешь?
– Ну, это мы еще… – Однако спорить Карлос не стал, увидел, что механика понесло, и весь обратился в слух.
– Тута, деревня, все не так просто, как со стороны кажется. Люди говорят, измена в Фихтере зрела, сечешь?
– Измена? Откуда же ей взяться?
– Известно откуда – из Адорнии. Она тут рядом, только через реку перейди, и разноцветные эти шастают, словно попугаи ряженые. Я их, честно говоря, недолюбливаю, но бизнес есть бизнес. А люди говорят, что Безвариат с адорнийцами снюхался и чуть ли не на императорскую власть посягнул, сечешь?
– Он же ученый, – недоверчиво прищурился Карлос. – Зачем ему?
– Ученые тоже люди, и если возможность есть – все под себя гребут. Я на Мозговитой с самого ее основания живу, такого насмотрелся… Знаешь, как эти ученые друг у друга идеи воруют? Местным жуликам такое и не снилось даже: подслушивают, подглядывают, тетради прихватывают. Научатся в своих академиях… – Шмульц пососал трубку. – А измена была, наверное, потому что когда Безвариата убили, так старого имперского прокурора хлоп – и в столицу вызвали, на доклад вроде. А на его место тут же другой примчался, да еще с Героем имперским в компании, сечешь, деревня? Новый прокурор, да еще с Героем! Не все так просто у нас, не все… Тут тебе не Занюхинск.
– Замороченск.
– Не важно, – отмахнулся механик, торопливо припоминая остальные подробности старой истории. – А еще люди говорят, что Безвариат леди Кобрин убить хотел.
– Да ладно!
– А почему нет? Она ведь за границу перед императором отвечает, стережет, стало быть, страну. Кобрийцы, конечно, не сахар, заносчивые очень, но дело свое знают, спуску адорнийцам не дают, контрабандистов ловят, порядок вокруг Фихтера поддерживают. А Безвариату эти подвиги как ножом по сердцу.