Лорд Данзас про себя назвал колоритную брюнетку “атаманшей”.
В тот момент, когда он выбирал на длинной лавке местечко почище, атаманша как раз закончила говорить какую-то витиеватую здравицу, после чего залпом опрокинула в глотку массивную кружку темного пива. И, грохнув пустой кружкой по столу, рухнула обратно на табурет.
Ватага поддержала ее согласным ревом. Было видно, что атаманша пользуется в отряде неподдельным авторитетом.
За столиком справа ужинала совсем другая публика.
“Адорнийский принц и две адорнийские принцессы”, — назвал их для себя Рутгер. Хотя, ясное дело, они едва ли на самом деле являлись особами королевской крови.
Были они тонкие, большеглазые, с плавными, изящными движениями.
Волосы женщин, грациозных и смуглых, были старательно убраны в сложные прически. Их одежды были пошиты из разноцветного, переливчатого шелка, а украшения впечатляли дороговизной и изысканностью.
Компания говорила тихо-тихо и пила ликер из небольшого хрустального графина. По их лицам можно было подумать, что адорнийцы читают друг другу стихи (хотя на самом деле они обсуждали лимонный щербет, который только что попробовали).
Не все пировали компаниями. Многие занимали столы в одиночку.
Внимание Рутгера сразу привлекал к себе внимание хмурый мужчина с орлиным профилем, одетый как охотник.
Помимо двух пивных кружек, на столе перед ним стояло дорогое огниво. Им-то он время от времени и чиркал, с преувеличенным вниманием глядя на искры, которые крохотным фейерверком брызгали на доски стола.
— Я знаю этого типа, — сказал Иманд на ухо Рутгеру. — Его зовут Рем. Страшный человек! Великий охотник!
— Почему страшный? — спросил Рутгер. По его тайному убеждению, в Праймзоне нестрашных персонажей не водилось вовсе, — и чем же таким выделяется этот Рем на фоне остальных в худшую сторону? Да и чем он велик?
— Потом как-нибудь объясню, — отмахнулся Иманд. — Есть хочется.
И впрямь до слез хотелось поскорее поужинать. И не только одному Иманду!
Тем более что симпатичная подавальщица — в чистой атласной блузе с низким воротом, подчеркивающим красивую упругую грудь — уже стояла возле их стола с видом услужливым и ласковым.
— Чего пожелаете, дорогие гости? — елейным голосом осведомилась девушка.
По этикету чего-либо желать первым полагалось Рутгеру.
Однако он уступил эту возможность Иманду, в знак благодарности и почтения. С вежливым кивком Иманд воспользовался отданной ему привилегией.
— Ну, значит так… Начнем, пожалуй, супцом с потрошками… Имеется такой?
— А как же, господин Иманд! Потрошки свежайшие! — девушка нежно улыбнулась.
— Ну а что порекомендуешь из мяса, красавица?
— Во-первых, курятину… Превосходная сегодня курятина! Во-вторых, баранину. Свежина! Парная! Утром барана закололи! Ну и в-третьих, сегодня главное блюдо дня у нас зайчатина. Госпожа Гита и ее друзья, — подавальщица плавным жестом указала на атаманшу в ботфортах и ее банду, — доставили сегодня сорок преотличных тушек…
— А вы на дурной прайм их проверяли, тушки эти? — бдительно прищурившись, спросил Иманд.
— Обижаете… Всенепременно проверяли! Между прочим, в сегодняшнем рагу из зайца двадцать два заморских корешка! Благодаря которым вкус у зайчатины воистину небесный!
Иманд посмотрел на присутствующих за столом друзей. Мол, кто за небесный вкус зайчатины? Однако, к его вящему удивлению, тема не вызвала энтузиазма.
— Я бы баранину на вертеле… — робко сказала Фрида.
— А я бы жареные куриные ножки… — подпел девушке Рутгер.
— А я бы так и вовсе свининки намял… — виновато признался Буджум.
— А вот свинины у нас, к сожалению, нет… Здесь, в Праймзоне, никогда нельзя поручиться за свинину — слишком уж часто она бывает изменена дурным праймом…
Когда подавальщица ушла, Рутгер к наклонился к самому уху Иманда и сказал:
— Какая симпатичная девчонка… Не знаешь, у нее есть парень?
Но вместо ответа Иманд… расхохотался. Он смеялся так долго, что Рутгер даже начал злиться. Что такого смешного он спросил? Наконец Иманд соизволил объяснить:
— Дело в том, что Илла — девчонка лишь наполовину… А наполовину она…
— Неужто героиня, как Фрида? — проявил догадливость Рутгер.
— Нет… Не как Фрида… А скорее как русалка…
— Но у нее нет хвоста! Она ходит как нормальная женщина! — Рутгер указал на фигурку подавальщицы, которая как раз стояла возле окошка, открывающегося на трактирную кухню, и диктовала повару только что полученный за столом лорда заказ.
— Да, ходит она как нормальная женщина… Однако, как бы это сказать… Ниже пояса она нормальной женщиной не является!
— А кем является? — спросил Рутгер испуганно.
— Рысью.
— Ты это серьезно?
— Абсолютно, — кивнул Иманд. — И остальные девушки в этом трактире — тоже!
— Ты же говорил, они дочери хозяина трактира?
— Так и есть.
— Но хозяин-то человек!
— Верно, отец этих красоток — человек. А вот мать — рысь! Ну, не обычная рысь… А такая… чудь-оборотень… Вот их дочери и вышли наполовину людьми, а наполовину рысями… У парочки из них даже рысьи уши на макушке торчат, просто их под чепцами не видно. Ну, вроде как у этих героинь, огненных лис…
— Но огненные лисы — они, насколько мне известно, ниже пояса… мнэ… вполне традиционны!
— Так это Праймзона, — пожал плечами Иманд. — Здесь все иначе.
— Твою мысль я понял, — растерянно произнес Рутгер. — И ухлестывать за подавальщицами теперь не стану…
— Ухлестывать за подавальщицами не стоит даже за пределами Праймзоны… Таково мое мнение, дружище, — улыбнулся Иманд. И по его улыбке Рутгер вдруг понял: в богатой биографии охотника была не только Праймзона. Но и кое-что еще.
Когда первые кувшины с вином и пивом были опустошены, а следующие заказаны, Рутгер вновь принялся разглядывать посетителей.
Тем более, что к паноптикуму добавилось несколько новых лиц.
Небольшой стол сбоку от атаманши занял какой-то хлыщ, одетый в длинный балахон с небрежно нашитыми на него пучками травы и листьев.
“Это, наверное, для маскировки”, — догадался Рутгер.
Незнакомец уселся за стол и тут же, не притронувшись к услужливо принесенному пиву, достал записную книжку размером с ладонь и свинцовый карандаш.
Не обращая внимания на чад, галдеж и пьяные крики, он принялся строчить в своей книжечке с видом вдумчивым и одновременно алчным. То ли спешил зафиксировать важные путевые наблюдения, то ли подсчитывал грядущий барыш.
— Что это за тип? — обдавая перегаром Иманда, спросил Рутгер. — Поэт, что ли? Или, может, ростовщик?
— Скорее второе, — усмехнулся Иманд. — Лично мы с ним не знакомы. Но, поговаривают, что он — наипервейший рвач во всей Праймзоне. Водит сюда за деньги народ из числа сбрендивших от сытости и богатства… Скупает и перепродает втридорога артефакты… Также слышал, что он — шпион Гвардейского Особого Корпуса!
— А что это значит? Ну то есть я понимаю, что значит слово “шпион”… Но за кем шпионят в Праймзоне? За фринами? За саламандрами? Или за вашим братом-охотником?
— Если бы знали точно, да кабы имелись у нас прямые доказательства его связи с Особым Корпусом, давно нашинковали бы его как кочан капусты! Но покуда доказательств нет, на него распространяются правила братства охотников…
— Неужели есть и такие правила?
— Еще бы, — загадочно ответил Иманд. — Без правил братства мы бы давно друг друга перебили. Как минимум, от страха перед крутизной друг друга… Поскольку где дармовщина и беззаконие — там страсти роковые…
Почти одновременно со “шпионом” в трактир завалилась еще одна шумная компания.
Предводительствовал ею мужчина средних лет с длинными рыжими волосами, собранными в неряшливый хвост.
Рыжий явно был навеселе. Он громко гоготал и размахивал фляжкой, в которой плескалось нечто, совсем не похожее на компот из сухофруктов.
Из контекста долетавших до Рутгера и его товарищей шуточек выходило, что это — авторитетный охотник и двое его учеников-подмастерьев.
Подмастерья смотрели учителю в рот и преувеличенно смеялись над каждой его остротой.
— Это старина Данни, пропивает добычу, — пояснил Иманд. — Удачлив, сукин сын! Как никто. Вот и пьет как мерин в июльский день…
— Небось и в карты играет? — с надеждой спросил Рутгер, которому вдруг страсть как захотелось пораскинуть картишками.
— Почем мне знать? Я-то только в лапту играть обучен. Да и то на щелбаны, — бросил Иманд самым скучным тоном.
Пока они беседовали, по всему трактиру разлился аппетитный запах жареного со сладким луком мяса. Такого близкого и такого сочного жареного мяса!
Рутгер, да и его герои, непроизвольно сглотнули слюну.
Дело в том, что в отличие от рагу из зайца с двадцатью двумя корешками и специями, которое булькало в огромном казане на кухне, большинство блюд трактира “Хвосты и копыта” готовилось на большом очаге в центре зала.
Собственно, трактир и был организован вокруг очага. В те минуты двое девушек-полурысей как раз раскладывали над жарко тлеющими углями шампуры с бараниной. А двое других подавальщиц, то и дело плотоядно облизываясь, смазывали шампуры специальным соусом — вот он-то и издавал непередаваемо-аппетитный аромат!
— Послушай, Иманд, — чтобы не думать о еде, решил вернуться к разговору Рутгер, — а ведь цены в этом трактире, наверное, кусаются, так?
— Конечно кусаются! И притом на манер волкодавов! Могут и руку откусить. По плечо! — ехидно гоготнул Иманд.
— Да здравствует моя милая подруга Анабелла, благодаря доброте которой мы можем себе все это позволить, — утирая нежданную хмельную слезу, пробормотал Рутгер. — Но послушай, а что если один из этих голодранцев, — Рутгер едва заметным жестом указал на атаманшу Гиту и ее людей, — откажется платить за свою баранину? Как эти милые дамы, пусть даже они до пояса рыси, или красноносый старичок-трактирщик, смогут заставить отпетых головорезов платить, ежели те платить не захотят?