— Но ты и есть всезнайка! — бодро воскликнул Буджум — По крайней мере, по сравнению со мной!
Шелти вполрта улыбнулся.
Было видно, что ему приятно доброе отношение молниеносного, но все же он невысоко ставит его мнение. И Шелти, глядя в глаза Рутгеру, продолжал:
— Для меня знание всегда было высшей ценностью. Когда я окажусь в Праймзоне, я брошу все свои силы на то, чтобы изучить ее. На то, чтобы впоследствие мы, люди, могли сделать ее безопасной и проходимой. На то, чтобы обобщить опыт охотников в научном труде и сделать этот труд общедоступным… И я не боюсь трудностей. Потому что я знаю: ради великой цели я выдержу все.
— Спасибо тебе за откровенность, мой славный Шелти. Я подумаю над твоей просьбой и сообщу тебе ответ. Пока же замечу, что сейчас, несмотря на все наши победы, в том числе финансовые и любовные, у Медной Крепи в целом и у меня лично дела идут неважно… И ты очень нужен мне здесь!
Вдруг со своего места поднялась Фрида.
Ее красивое лицо было взволнованным. И Рутгер понял, что причина этого волнения — вовсе не фаршированная грушами и смоквами индейка.
— Раз пошли такие разговоры… — сбивчиво промолвила Фрида. — Я тоже хочу кое-что сказать… Можно?
— Говори! — нехотя поощрил лучницу лорд Данзас.
— Вы помните наше бегство из поместья лорда Бэскета? Помните, как я во время бегства через Голубой Шар заснула и не могла проснуться?
— Такое разве забудешь! — ответил за всех Людвиг с ласковой улыбкой. — У меня лично до сих пор гудят мышцы спины — а ведь я таскал тебя, спящую, на руках значительно меньше, чем Буджум!
— Поверьте, я не просыпалась не потому, что не хотела! И не потому, что мне нравилось доставлять вам неудобства в походе или в бою! Я просто не могла вынырнуть из сна, который мне снился! В этом сне я была так счастлива, что всеми силами своей души старалась продлить его!
— И что же тебе снилось, моя прелесть? — осведомился Рутгер, охочий до девичьих тайн.
— Мне снились Болота. И Болотная Дева. Вы помните ее?
— Еще бы не помнить Болотную Деву! Ведь она едва не убила тебя! А уж ее мерзкие гады… эти фрины… Меня от них до сих пор передергивает… — разоткровенничался Дитер. — А от иглострелов остались даже шрамы… Больше всего их, как ни странно, на попе…
— Болотная Дева — она совсем не такая, как вы о ней думаете! Она искренняя, честная, бескорыстная и очень преданная!
— Ты говоришь, как будто она твоя подружка, — усмехнулся Буджум.
— Да она мне как сестра! — запальчиво воскликнула Фрида, вглядываясь куда-то вглубь себя. — Почти каждую ночь я встречаю ее в своих снах… Мы разговариваем… Путешествуем по Болотам… Наказываем задавак… Помогаем раненым охотникам…
— Неплохая развлекательная программа!
— Да! А еще она рассказывает мне о топях! О подземных ключах! О травах и мхах! — не услышав иронию в реплике Буджума, продолжила Фрида. — И эти рассказы — самое интересное, что доводилось мне слышать в моей жизни!
Удивленные и подавленные сказанным Фридой герои молчали.
Молчал и Рутгер. Несмотря на завидное самообладание лорда Данзаса, выражение его лица становилось все более недовольным и упадочным.
— Поэтому я… хотела бы смиренно попросить вас, господин… отпустить меня… в Праймзону!
— Что-о? — только и смог вымолвить Рутгер.
— Отпустить меня. В Праймзону. На Болота. В гости к Болотной Деве.
Рутгер закрыл глаза руками.
Что же это творится!
Двое его лучших бойцов хотят уйти от него! Причем именно в день, когда он лично уже почти поверил в то, что в этом лучшем из миров все действительно к лучшему! И не факт, еще, что в Праймзону Фриду влечет именно к Болотной Деве, а не к зазнайке Иманду! А что если за время их совместного похода девчонка умудрилась по уши влюбиться в охотника и теперь пойдет на любую нелепую ложь лишь бы только быть рядом с ним?
— Фрида, я надеюсь, ты понимаешь, что ты говоришь? — без всякой надежды на правдивый ответ спросил у лучницы Рутгер.
— Да, хозяин. Я понимаю. И если бы я только могла, я бы никогда не попросила вас об этой милости… Просто я чувствую, — Фрида молитвенно сложила руки на груди, — чувствую, что если я не сделаю этого, не съезжу туда, к ней, я буду жалеть, до скончания века жалеть об этом!
— Что ж… До скончания века — это много, — с иронией проворчал Рутгер.
Есть ему уже совсем не хотелось.
Зато хотелось пить. Точнее, выпить!
Он сам налил себе вина и обвел присутствующих испытующим взглядом.
Мол, кто еще хочет уйти?
Со своего места вновь встал Буджум. Лицо его было красным, как свекла. А ноздри гневливо раздувались.
"И Буджум?" — в ужасе подумал Рутгер, но кое-как справился с волнением.
— Если уж на то пошло… — сказал Буджум. — В Праймзоне я тоже… как бы это… внутренне преобразился… И я бы тоже хотел сходить туда еще раз, чтобы проверить… кое-какие свои… "хепотесы", — с этими словами Буджум красноречиво посмотрел на сонного Шелти, мол, радуйся, словечко из твоего лексикона! — Но я… я знаю… я чувствую, что никогда — ни теперь, ни позже — не покину своего хозяина. Просто потому что не могу…
Рутгер бросил на своего героя взгляд, исполненный глубокой признательности.
Хвала прайму! Хоть кто-то никуда не собирается.
Вдруг поднялся Людвиг, который весь вечер апатично сидел рядом с Буджумом и, с отсутствующим видом, ковырял зубочисткой в пудинге.
— Хозяин, можно я буду краток?
Рутгер кивнул.
— Мы с Зубаном тоже нагулялись. И, в отличие от некоторых здесь присутствующих, никаких катарсисов у меня в Праймзоне не было… Я, правда, допускаю, что осознание того, что именно произошло там, за границей обыденного, придет ко мне позже, когда я как следует все осмыслю… По пока — пока я совершенно равнодушен к неистовым поискам себя. Я — обыватель. Обыватель на службе сиятельного лорда Данзаса!
Теперь уже Рутгер улыбался во все зубы. Людвиг, Буджум — ну разве не молодцы!
Он даже втайне надеялся, что Фрида и Шелти, узрев такую решимость со стороны товарищей, тоже переменят свои решения.
Последним заговорил Дитер.
— Друзья мои! В отличие от вас, в Праймзоне мне совсем не понравилось. Там уныло, страшно и голодно. В конце концов, меня там убили! Никогда не забуду, какой запредельной жутью наполнялась моя душа, когда я падал с этого растреклятого виадука, влекомый бичом раненой твари… И ничего нового я там не постиг! Наверное, в силу врожденной тупости… Лес рубят — щепки летят. Есть такая поговорка у простолюдинов. Так вот: я чувствовал себя такой щепкой. Ну, которая летит. И лететь ей совсем не нравится! Мораль: не знаю, о чем это вы все тут… Не знаю и знать не хочу!
— А что твои крысы? Такого же мнения? — лукаво спросил Тео, который, хотя в Праймзону и не ходил, но тоже хотел вставить слово в общую беседу.
— У крыс, как известно, стайная демократия. Сегодня стая проголосовала за то, чтобы еще месяц провести в Медной Крепи и никуда не ходить. Против был только Босх, самый горячий. Ну а Нюх — от голосования воздержался.
— Неплохо там у вас… По-современному, — усмехнулся Рутгер. Он так и не понял, шутит Дитер или нет по поводу "стайной демократии".
Вдруг Рутгер почувствовал, что должен взять инициативу в свои руки. Ведь если он не сделает этого, до индейки, фаршированной грушами и смоквами, неровен час, вообще не дойдут руки! Так они и будут сидеть над остывшими яствами и делиться своими снами, прозрениями, впечатлениями и воспоминаниями.
— Друзья мои! Я внимательно выслушал всё, что вы мне только что рассказали, — произнес лорд Данзас. — И я постараюсь обдумать всё услышанное. Увы, в данный момент я голоден и устал. И всё, чего я хочу — это бокал розового вина… Я знаю, что именно я принимаю главные решения, те самые решения, без которых никакие путешествия невозможны… И я знаю, что вы бы хотели, — Рутгер посмотрел на Фриду и Шелти, — чтобы я принял эти решения как можно быстрее… Однако, я обладаю правом не торопиться… И я этим правом пользуюсь! Поэтому… я призываю всех попробовать угощенье, которое сегодня изготовил лучший повар отсюда и до столицы Империи, господин Домреми!
И Рутгер широким жестом обвел стол. Слуги бросились наполнять высокие бокалы.
Ну а утром следующего дня Рутгер понял, что настала пора сделать то, о чем он втайне мечтал со дня прощания с Анабеллой у ворот замка Зальцберг.
Он взял белый лист бумаги, обмакнул перо в чернильницу и начертал своим расхлябанным почерком закоренелого рубаки:
"Анабелла! Я люблю тебя. И желаю на тебе жениться. Если ты хочешь того же, напиши одно слово на обороте этого листа".
Его сердце бухало как кузнечный молот.
Затем он вызвал к себе Буджума.
— Я знаю, тебе надоело работать почтовым голубем, — извиняющимся тоном сказал он. — Тем более что на часах второй час ночи… И все же я очень прошу тебя: слетай в замок Анабеллы и передай ей это письмо!
— Но ведь бедняжка, наверное, уже спит! — попробовал отбояриться Буджум.
— То, что я написал ей в этом письме, стоит того, чтобы ради этого проснуться!
Глаза хозяина сияли. И по этому-то сиянию молниеносный понял: речь идет о чем-то действительно важном. А значит, спорить бесполезно…
Свадьбу сыграли через три месяца.
Весь первый месяц свадебных приготовлений Рутгер только и делал, что обсуждал с Анабеллой детали торжества. Как это ни комично, но для Анабеллы было действительно важным, будут ли в гирляндах, украшающих стены замка, преобладать ромашки или же садовые лилии.
Весь второй месяц приготовлений Рутгер только и делал, что утрясал с папашей Анабеллы подробности их совместного с Анабеллой быта. (К слову, Пипин Длинный, лорд Сентор, считал Анабеллу сокровищем, недостойным общества лорда Данзаса. И если бы не истерики с обмороками, которые ежедневно закатывала папе по уши влюбленная дочурка, Рутгеру никогда не светила бы такая выгодная партия…)
А весь третий месяц приготовлений Рутгер отсиживался в подвале возле прайм-индуктора (самом тихом месте его владений!) и размышлял над тем, что Иманд написал ему в письме, которое служило ответом на свадебное приглашение.