Когда приходится писать или говорить о «Трехпозиционном описании», очень трудно остановиться с приведением примеров, поскольку все они уникальны и интересны. Но все же когда-то нужно прекратить этот «поток воспоминаний». Описания случаев могут продолжаться бесконечно, поскольку каждый из них заставляет всплыть из памяти десять других. Приведем, как обычно, запись одного терапевтического процесса, чтобы читатель имел реальное представление, как «Трехпозиционка» проходит на практике.
Пример работы в технике «Трехпозиционное описание»
Клиентка – Саша, женщина 34 лет, филолог, специалист по итальянскому языку, в данный момент замужняя домохозяйка. Работа над взаимоотношениями с мамой. Мама периодически приезжает пожить к ней из другого города и, как утверждает Саша, «мешает ей жить».
Терапевт: Саша, теперь, когда ты уже определилась, что будешь работать с мамой, пожалуйста, расставь стулья для вас обеих таким образом, чтобы это в наибольшей степени соответствовало вашему нынешнему характеру отношений. Это может быть как чисто бытовое, так и символическое расположение стульев. (Клиентка расставляет стулья.) Который здесь стул для тебя, который для мамы?
Клиентка: Это кухня. Наши стулья стоят рядом.
Т.: Хорошо. И теперь, пожалуйста, Саша, поставь еще один стул на некотором отдалении для постороннего наблюдателя. (Клиентка ставит.)
Т.: Садись, пожалуйста, на свое место. Что ты делаешь сейчас здесь, на своем месте, в твоем контексте? Во что ты одета?
К.: Я в махровом халате цвета чайной розы. Ем что-то и чем-то запиваю.
Т.: Ешь и запиваешь. Хорошо. Маму видишь?
К.: Вижу боковым зрением.
Т.: Как она выглядит, во что одета?
К.: Она в тренировочном костюме и в переднике.
Т.: Она на тебя смотрит?
К.: Она сидит в очках, слегка отклонившись на стуле, и что-то мне говорит менторским тоном. Она у меня учительница начальных классов.
Т.: Сашенька, давай сейчас обойдемся без оценок. Менторский тон – это, насколько я понимаю, – предполагаемое сильное желание научить собеседника уму-разуму. Давай на данном этапе работы все мамины желания отправим маме: если они – ее, то они в ней приживутся, а если нет – то они нам тем более не нужны. Итак, мама на тебя смотрит?
К.: То смотрит, то глядит в сторону.
Т.: Мама держит что-нибудь в руках, она что-то делает?
К.: Пьет кофе из маленькой чашечки.
Т.: Маму видишь в натуральную величину?
К.: Вроде в натуральную, но почему-то в пространстве как бы все ею заполнено: очень мало того, что – не она. Не знаю, как это объяснить.
Т.: Так. А видишь ли ты еще что-нибудь на кухне?
К.: Вижу, но оно все не очень четкое и слегка дрожит.
Т.: Хорошо, Саша. Ты уже сказала, что она что-то говорит. Как ты слышишь мамин голос? Как он для тебя звучит?
К.: Как-то слишком громко, ритмично и резко. Я аж вся ёжусь от него!
Т.: А ты при этом что-нибудь говоришь?
К.: Говорю как-то сбивчиво, как будто оправдываюсь, и тоже резко и отрывисто. Дыхание при этом как будто прерывается, и кусок застревает в горле. Вкуса у еды точно уже нет.
Т.: Что еще ты ощущаешь в своем теле помимо тех ощущений, о которых ты уже упоминала, – когда ты ёжишься, прерывающегося дыхания и отсутствия вкуса у еды?
К.: Очень сильное напряжение.
Т.: Напряжение где?
К.: В плечах – они почему-то лезут наверх, еще в ногах и в спине.
Т.: Что-нибудь еще?
К.: Мне как будто не хватает воздуха.
Т.: Так, Саша. А что ты чувствуешь по отношению к своей маме, когда вот так ее видишь, слышишь ее голос, испытываешь эти ощущения?
К.: Я хочу вырваться и убежать. Я чувствую себя как будто в западне, как заложница.
Т.: Замечательно, Саша. Прошу тебя обратить особое внимание, что это – твое субъективное самоощущение в данный момент. Но мне еще хотелось бы услышать о твоих простых эмоциях по отношению к маме. Что это: стыд, злость, обида, растерянность? Или это что-то еще? Я сейчас сознательно фантазирую по поводу возможных эмоций в данном контексте, чтобы ты, выбрав из них что-то или все отвергнув как не имеющие к тебе никакого отношения, наиболее точно назвала свои настоящие эмоции. Что это за эмоция или эмоции?
К.: Как ни странно, это страх. Я боюсь, что она мне скажет, что…
Т.: Извини, Саша, она этого пока не сказала?
К.: Нет…
Т.: Тогда давай остановимся на том, что ты отследила в себе чувство страха по отношению к маме, которое, насколько я поняла, тебя даже несколько удивило.
К.: Удивило…
Т.: Хорошо, Саша. Давай теперь перейдем на позицию постороннего наблюдателя. Он не знает ни тебя, ни маму. Просто он случайно заглянул к вам в окошко.
К.: У нас, вообще-то, – пятнадцатый этаж…
Т.: Тем лучше. Он пролетал мимо на бесшумном ковре-самолете и вдруг видит: сидят рядом на кухне две женщины: одна моложе, другая старше. Он не слышит, о чем они говорят, но слышит интонации, тембр, скорость речи и громкость. Пусть наш Наблюдатель посмотрит на этих двух сидящих на кухне женщин. Господин Наблюдатель, скажите, пожалуйста, в каких позах сидят эти женщины? Как вы видите их лица?
К.: Та, что помоложе, сидит в напряженной позе. Губы у нее сжаты, дыхание неровное и частое. Она все время в себя пихает что-то съестное, глядит перед собой в одну точку. Та женщина, что постарше и с кофе в руках, сидит более расслабленно, поглубже на своем стуле, чем первая женщина. Она немного покачивается в такт своей речи.
Т.: Что еще имеется на кухне?
К.: Стол, барная стойка, чайник, телевизор, микроволновка, посудомоечная машина… Хорошо видна двойная дверь, высокие потолки, мягкое освещение.
Т.: Спасибо, господин Наблюдатель. Вы уже упомянули, что старшая женщина что-то говорит, покачиваясь в такт своей речи. Какие голоса вы слышите в этой кухне?
К.: Голос пожилой женщины – спокойный, размеренный, немного монотонный, достаточно громкий. И голос молодой женщины – говорящий в основном «Угу», звучащий несколько резковато.
Т.: Спасибо, господин Наблюдатель. Так, Саша, а теперь иди на место своей мамы и в точности воспроизведи своим телом позу, в которой мама сидит. (Клиентка садится на мамино место в мамину позу.) Здравствуйте.
К.: Здравствуйте.
Т.: Я знаю, вы Сашина мама. Как мне лучше к вам обращаться?
К.: Галина Владимировна.
Т.: Спасибо, Галина Владимировна. Галина Владимировна, вот сейчас перед вами сидит ваша дочка Саша. Как вы ее видите?
К.: Она еще очень красивая, моя дочка, но уже немного располнела. Что поделаешь – годы идут… Сидит, ест, пьет чай. На меня не смотрит, а если смотрит – то как на врага лютого.
Т.: Галина Владимировна, давайте Сашины мысли и чувства оставим ей. А вы можете только сказать, что ваша красивая и чуть располневшая, опять же только по вашему мнению, дочка сидит напротив вас, ест и пьет чай и не смотрит в вашу сторону. Когда она на вас смотрит, как выглядят мышцы ее лица? Какие напряжены, а какие расслаблены?
К.: Веки у нее напряжены, ноздри раздуваются, губы сжаты, руки тоже напряжены. Да и вся она какая-то психованная. Совсем ее тут доконали без меня! Раньше она такая не была.
Т.: Внутреннее состояние Саши мы тоже оставим Саше, Галина Владимировна. Итак, вы можете сказать о напряжении мышц Сашиного лица, о напряжении ее рук, сжатых губах и что она на вас не смотрит. Она вам что-нибудь говорит?
К.: Да, нападает, что бы я ей ни сказала, огрызается.
Т.: Галина Владимировна, давайте постараемся не давать оценок, а будем придерживаться описательной рамки. Итак, ваша дочка, насколько я поняла, что-то отвечает на ваши слова. Как при этом звучит ее голос?
К.: Напряженно, громко и дрожит.
Т.: Так значит, перед собой вы видите вашу красивую дочку в несколько напряженной позе, с напряженными руками, губами и веками, голос ее вам слышится как напряженный, громкий и дрожащий. Вы сами что-то при этом говорите?
К.: Конечно говорю. Если бы не я, никто бы ей этого и не сказал. Я же ей помогаю!
Т.: Галина Владимировна, как при этом звучит ваш собственный голос?
К.: Я считаю, совершенно нормально звучит. Я говорю ей, что я думаю по этому поводу.
Т.: Галина Владимировна, что при этом ощущает ваше тело?
К.: У меня напрягаются связки, шея и плечи, и внутри, в животе, все неприятно дрожит.
Т.: И что вы чувствуете по отношению в вашей дочери Саше в этот момент?
К.: Обиду. Я, конечно, прощу, ведь она – моя любимая дочка. Но не хочет она меня слушать, а я же знаю, как лучше! Я переживаю за нее! Я даже спать стала плохо – так за нее переживаю! (Плачет.) А раньше она меня слушала. А теперь я, видно, старая стала, пора меня на кладбище отправлять. Молодые думают, что они все лучше нас знают. (Вытирает слезы, сморкается.)
Т.: Галина Владимировна, а что бы вы хотели от своей дочки по отношению к себе?
К.: Хочу, чтобы заметила, как я за нее переживаю, как я для нее стараюсь. Я же все что могу для нее делаю, а она и смотреть в мою сторону не хочет!
Т.: Галина Владимировна, а в чем конкретно, в каких поступках Саши, на ваш взгляд, должно выразиться то, что она заметила, как вы ее любите?
К.: Чтобы похвалила, когда нужно, и пожалела, когда нужно.
Т.: А как ей вас хвалить? Так и говорить: «Мама, ты – молодец!»?
К.: Она сама знает, как и за что меня хвалить. Мне главное понять, что мои старания замечены.
Т.: А как вас жалеть?