— Видимо, я не вхожу в круг тех людей, которым она все рассказывает, — и это было даже обидно. Анхел знал о моих злоключениях, скорее всего, все, что знала сама Элара. А я ничего кроме имени, о её женихе и не знала.
— Я оборотень, — просто признался таинственный жених и, заметив мой ошалелый взгляд, поспешно пояснил, — полукровка. В волка не превращаясь, на луну не вою…
— Столбы не метишь, — закончила я за него, возвращаясь к осмотру раны.
Анхел закашлялся и неодобрительно посмотрел на меня, но возмущаться не стал, безнадежно махнув на меняя рукой.
— Ты поэтому сам не смог регенерировать? Потому что полукровка?
— Мне в наследство от мамы только острый нюх достался, да сила, — без сожаления ответил он, — Я вчера твой запах успел запомнить, пока ты меня исцеляла. Думал, вдруг пригодится.
Берн согласно кивнул, подтверждая, что очень даже пригодилось.
— Слушай, а почему он все время молчит? — глядя на рыжего спросила я. Вопрос был совершенно невежливым, но мне жутко хотелось спать и, кажется, начиналась мигрень. Не до вежливости мне было.
Берн тяжко вздохнул и посмотрел на своего товарища.
— А это он на день онемел, — улыбаясь, ответил Анхел, — я же говорил, что нас к трупам сегодня приставили. А у него рана. Берн и в обычное время не сильно тихий, а сегодня ругался так, что даже стёкла дрожали. Недовольство выражал. Вот командор и не выдержал. Сглазил. У нашего командора в роду ведьмы были, он так глазит, ни один амулет не спасёт.
Рыжий грустно вздохнул, потерев здоровой рукой горло. Не привыкший молчать, он мучился и не мог даже пожаловаться.
Зато исцеляла я в полной тишине.
Оба стражника с нескрываемым интересом следили за тем, как медленно сходятся края раны и на её месте остается тонкий белесый след, который пропадает всего через пару дней.
Закончив со своей, довольно простой работой, стряхнув руки, я пригладила жилет, поправила выглядывающую из‑под него рубашку, удобно устроилась на подоконнике, наблюдая как Берн крутит свою уже здоровую руку, и только после этого потребовала:
— А теперь рассказывай.
— Что?
— Что за тела? Где нашли? Почему два?
— Эта информация не…
— Я никому её не расскажу, так что давай. Мне можно.
— Иза…
— Рада, что ты знаешь как меня зовут, — вновь перебила его я, — а то быть «несговорчивой» мне не очень понравилось. Рассказывай, я все равно не отстану.
— И как тебя лорд Шаардан терпит?
— Подозреваю, что с трудом. Хотя, я, скорее всего, ошибаюсь. Итак?
— Ты посторонний человек, не привлеченный к расследованию…
— Зато лечила уже четверых привлеченных и, между прочим, в некоторые подробности посвящена. Так что рассказывай. Никто не узнает. А я любопытство утолю и тебе полегчает. Я же вижу, как тебе выговориться хочется, — очень удачно соврала я. Потому что видеть я ничего не видела, но Анхелу, кажется и правда хотелось с кем‑нибудь поделиться.
Тяжело вздохнув, он глянул на Берна, но тот помогать не спешил, только плечами пожал равнодушно. И Анхел сдался:
— Девушек нашли ближе к утру в лесу, недалеко от излучины реки. Ничего нового. Тот же алтарь, те же травы и символы на жертвах.
— Только на этот раз их было две?
Ответом мне был дружный кивок помрачневших стражников. Берн попытался что‑то сказать, но сглаз талантливого командора ему очень мешал, зато не мешал Анхелу, который и перевёл потуги товарища:
— Берн считает, что это из‑за срыва первого жертвоприношения. Возмещение.
— Логично, — согласилась я, теребя рассохшееся дерево подоконника, пальцем. Отставшие чешуйки темно — коричневой краски охотно осыпались на пол, — а те сектанты, которых вы умудрились убить?
— Опознаны, — напряженно отозвался он, — но это ничего нам не дало. В их домах нет ничего, что могло бы помочь. Знакомые и друзья ничего необычного за ними не замечали. У одного даже семья была, которая так же не может припомнить ничего странного в поведении умершего. Верить ли их словам мы не знаем. Кто‑то из них может так же являться членом этого безумного культа, но кто именно, — запнувшись, он безнадежно выдохнул, — мы не знаем.
— Плохи дела, — настроение быстро портилось. Мои наивные надежды на быстрое раскрытие этого странного дела рассыпались прахом, но последняя соломинка все ещё была, — а жертва неудавшегося ритуала?
Берн нахмурился и отвернулся. Если бы мог, то скорее всего даже выругался бы. Анхел помрачнел еще больше, и коротко ответил:
— Умерла не приходя в сознание. Ночью. Остановка сердца. Не исключено, что к ней мог наведаться целитель и сделал что‑то… — не договорив, махнул рукой.
— Вот же, — хотелось ругаться и почему‑то плакать.
— И не говори, — невесело усмехнулся он, — все впустую. Вместо одной девушки погибли сразу три, а мы ни на шаг не приблизились к разгадке.
Рыжий хлопнул приунывшего товарища по плечу, пытаясь подбодрить, и надел таки рубашку, но застегивать не стал, поражая воображение своими мышцами. Я поражаться не хотела. У меня был свой собственный сиятельный пациент, на которого не только посмотреть, я его и потрогать умудрилась. Берн в этом плане проигрывал по всем показателям.
— А подозреваемые? Должны же быть подозреваемые. Ну, хоть кто‑нибудь?
— Конечно есть, — фыркнул Анхел, добив меня совсем не утешительным, — целый город.
— Масштабненько, — пораженно выдохнула я. Недолго помолчав, решилась задать еще один вопрос. Потому что очень уж интересно было, а меня подозревают, или я все же похожа на благонадежную целительницу. Жаль спросить не успела.
Дверь открылась резко, сильно ударившись о стену и потревожив лежащие рядом бумаги. На пороге стоял тот самый, мною потроганный и очень недовольно осматривал нашу приунывшую троицу. И дышал он тяжело, сипло. Кто‑то мог посчитать, что лорд так злиться, но я‑то знала, что это из‑за раны. А еще я знала, что заслуживает он серьезную, часовую лекцию на тему правильного поведения раненых. Чтобы проникся и прекратил уже это безобразие.
Берн удостоился особого внимания моего безголового пациента с мазохистскими замашками. Шаардана рыжему, кажется, удалось поразить, только стражника это почему‑то совсем не обрадовало.
— Что вы здесь делаете?
— Грустим, — ответила я, как самая смелая, или просто привычная. На меня лорд так очень часто смотрел, я как‑то утомилась каждый раз бояться. Да и чего бояться, когда меня совсем другое беспокоило. Например, как он нас так легко нашел?
— А этот полуголый потому что так грустится лучше? — полюбопытствовал заглянувший следом за лордом Морэм.
— Нет. Я его лечила.
— Ммм, Иза, позволь узнать, а есть ли кто‑нибудь, кого ты не лечила? — насмешливо спросил он, с интересом рассматривая моего нового пациента.
— В этой комнате нет, — после недолгой заминки ответила я, поражаясь своей работоспособностью. Всего два дня назад у меня не было ни одного пациента. Сегодня их было сразу четыре. Причем трое из них уже совсем здоровенькие.
— Мы уходим, — прервал наш очень познавательный разговор Шаардан, не отрывая взгляда от рыжего. На мгновение мне даже показалось, что лорд к нему и обращался.
Берну такое внимание совсем не льстило, он ерзал на табурете, который отзывался натужным скрипом на каждое его движение, и вздыхал.
— Иза, ты долго там сидеть будешь? Пожалей парня, иди сюда, — самый жалостливый из нас оказался Морэм.
К застывшему в дверях Шаардану шла в напряженном молчании. За лечение меня опять не поблагодарили, оставалось утешаться лишь тем, что Берн, в отличие от всех остальных моих неблагодарных пациентов, просто не мог говорить. В противном случае он бы обязательно, непременно, совершенно точно меня поблагодарил. Определенно.
Из морга даже не выходила, выбегала. Почему‑то казалось, что Шаардан намерен оторвать мне руку, в которую вцепился мертвой хваткой еще на пороге того злосчастного кабинета. В карету меня почти закинули, забрались следом и закрыли дверцу.
— А Морэм?
— Он прогуляется, — прохрипел Шаардан, прижимая руку к боку. Кучер, словно услышав лорда, пустил лошадей ровной машистой рысью.
— Если швы опять разойдутся, шить себя сами будете, — предупредила его, стараясь разглядеть рубашку и убедиться, что крови на ней нет.
Угрозу мою он проигнорировал, предпочтя сразу же перейти в наступление:
— Кто это был?
— Кто?
Убрав руку, Шаардан тут же прикрыл бок камзолом, так и не дав мне ничего разглядеть.
— Полуголый стражник, — прошипел он в ответ, уже совершенно самостоятельно и добровольно откручивая крышку у фляги. А ведь сначала пить не хотел.
— Мой новый пациент. И он был не полуголый, — видеть сквозь одежду я не могла, но очень хотела узнать, как там рана и совершенно бесстрашно потянулась к камзолу, стремясь во что бы то ни стало убедиться в целостности швов, — бок покажите.
Цели своей не достигла, перехватив руку, Шаардан резко дернул, подтягивая ближе. Я взвизгнула, не от страха, скорее от осознания того, что такими темпами меня ждет еще одно близкое знакомство с иголкой и ниткой.
Прижав меня к своему здоровому боку, этот очень раненый, но не очень умный, прошипел, горячо дыша в макушку:
— Чтобы я его рядом с тобой больше не видел.
— Да запросто. После того, что вы сегодня устроили, он меня будет за несколько кварталов обходить, — проворчала, чувствуя по этому поводу неясную досаду.
— Очень на это надеюсь, — отозвался Шаардан, выдвигая еще одно требование, — и еще, Иза, Анхела это тоже касается.
— Чего?! Вам отвар на мозг давит что ли? — вскинулась, чувствуя как мои мозги, на которые точно ничего не давит, медленно начинают ехать. Мало того, что запретил общаться с Берном, к которому у меня образовалась масса вопросов по поводу его самой замечательной части. Я должна была узнать, чем он моет волосы, промывает ли какими‑то настойками, быть может, использует масла или крема. И как все это разузнать, если мне к нему и на шаг не подобраться? Правильно, единственная возможность — разузнать все через Анхела, который этому рыжему товарищ…и с которым мне тоже запрещают общаться. Недооборотень‑то ему чем не угодил? На все пуговки ведь застегнутый был, и даже в кителе.