в такое время ей никто чистое не доставит. А в самом лучшем случае, раздерется с Верочкой за ее постель. Разберутся как-нибудь, подружки милые, меня это уже не касается.
Ремонтник побурчал что-то про мою треклятую бдительность, глянул на кружку в руках и выгнал из комнаты. Я ему вслед извинилась за ложный вызов — все-таки мне надо учиться наглости, точно так же, как некоторым — чистить унитазы.
«Один-один», — отметила про себя, открывая теперь дверь собственной комнаты. Потом тихо зарычала — ручка была вымазана какой-то вонючей липкой субстанцией. Счет менять не стала — эта выходка вряд ли была делом рук Кристины, та весь день крутилась на моих глазах. Мишель или Герман постарались. А с каждым отдельным персонажем я вполне способна вести отдельный счет. Пришлось долго оттирать и дверь, и руки, стараясь не задумываться о происхождении этой вонючей дряни. Лишь бы кожа не слезла, а так я не брезгливая.
Сразу после побежала на пост охраны и попросила второй ключ от комнаты — мол, свой потеряла, но наверняка скоро найду. Мы же тут не в поддавки играем, пусть проявят изобретательность, если собираются повторить трюк с проникновением! Какие мы молодцы и выдумщики, любо-дорого взглянуть. Вероятно, проиграет тот, кто первый побежит плакаться Юре.
Ужинали за одним столом, дружелюбно друг другу улыбаясь и приветливо обмениваясь впечатлениями о рабочем дне. Я очень искренне похвалила маникюр соседок по столу, а они очень искренне мне пожелали пойти… к тому же мастеру. В общем, примерные правила взаимодействия все поняли. Кроме Юры, конечно, который только чувствовал какое-то напряжение, смотрел на всех внимательно, но так свои мысли и не озвучил.
Кстати, после этих всех мелких боев локального значения разговор с ним уже не казался таким уж немыслимым мероприятием.
— Ты не хочешь сходить вечером на пляж? — я спросила напрямик у Юры.
Но мне ответила почему-то одна из близняшек:
— Конечно! Все сходим! Зачем же в комнатах сидеть?
И вторая подпела:
— Ну да, а то получится, что мы сюда только работать приехали! Мама, конечно, в обмороке будет, но все-таки давайте успевать и развлекаться!
Все тут же согласились, будто бы так и надо — влезать в чужую романтику. Входя в комнату, я сначала принюхалась, а уже потом взялась за ручку — надо же, такая жизнь держит в тонусе!
На закате купаться особенно приятно — вода теплая и густая, как парное молоко, а песок уже не такой обжигающий. И все это на фоне бликующей оранжевым воды. Скидывая шорты, я поинтересовалась у Германа, от которого за весь вечер ни одной подколки не слышала:
— Кстати, а где моя одежда? Та самая. Ну, раз мы теперь в одной команде, то можем и обменяться заложниками?
Кристина уже сияла в белоснежном закрытом купальнике рядом:
— А что, Ульяночка, у тебя гардероб закончился? Заметно. Но ты не стесняйся — обращайся, если что.
— Обязательно, — я растянула губы и снова посмотрела на Германа в ожидании ответа.
Он уже стоял с голым торсом и лениво почесывал макушку.
— А я не помню. Выкинули? — спросил будто сразу у всех.
— Не выкинули! — немного резко ответила я, хоть и старалась не закипать. — Мы же тут на следующее утро убирались, моих вещей не было! Где они?
Он поморщился, будто я на него орала, потом развернулся к морю, отмахнувшись от меня:
— Да чего ты из-за такой ерунды прикопалась? Возместить ущерб? Или вон Юрец тебе возместит, ему вроде как положено. Вот реально — устали все, давайте сейчас еще из-за шмоток скандалить.
Я не стала дальше спорить. Конечно, для них всех потеря каких-то шорт и какой-то там футболки, да еще и не от какого-нибудь Валентино, — пустяк. Из присутствующих только Верочка примерно понимала, как это жаль — получить деньги от мамы и долго выбирать, что именно себе купить. Нет, мы с ней не из нищих, но знаем, что такое прикидывать и высчитывать, как вручную стирать самую любимую вещицу, чтобы дольше продержалась, как по вытачкам ушивать, если в талии немного похудели. Им такое попросту неизвестно. А на самом деле именно в таких мелочах и есть грандиозная разница между нами. В том числе, между мной и Юрой.
Накупавшись и навалявшись на пляже, все потянулись к отелю. Я же его задержала. Хоть на этот раз нам не стали мешать — позволили от них отстать.
— Юра, — я остановилась, тормозя и его. — Я хочу поговорить о вчерашнем и о том, что ты сегодня сказал.
Он прервал:
— Зря ты, Ульяна, из-за этого так паришься. Я серьезно. Я не обязан всем нравиться. И если не нравлюсь тебе, то это лучше, чем если ты будешь изображать, что нравлюсь.
Я застыла. Значит, все-таки сделал вывод об отвращении. Ну да, я вчера прямо очень правдоподобно изобразила от него тошноту… Но я не желала объясняться до того, как услышу однозначный ответ:
— А я? В смысле, я тебе нравлюсь?
Знаю, такие вопросы в лоб не задают. Но почему-то мне показалось, что чем меньше мы прямо сейчас поставим друг перед другом границ, тем больше у нас шансов хоть до чего-то договориться. А с ним я договориться в любом случае хочу, даже если в этом договоре не будет никакой романтики. Уж тем более, если не будет никакой романтики!
Он опустил голову, задумчиво улыбаясь. Ответил не сразу:
— Нравишься. Но я не влюблен в тебя. Я даже не вполне понимаю, что это значит. Извини, если ты хотела услышать другое. Но притом я четко ощущаю, что мы с тобой очень подходим друг другу. У нас с тобой характеры — как два куска пазла друг к другу лепятся. И потому я считаю, что если мы продолжим изображать парочку, то рано или поздно все к тому придет.
Меня очень удивил такой ответ — обстоятельный, словно заранее тщательно продуманный. И точный. Я кивнула.
— Про пазлы совершенно согласна. Но мне бы не хотелось, чтобы ты увидел во мне какую-нибудь охотницу за богатством или что-то в этом духе. Потому что даже сейчас я липну к тебе, хотя тоже не влюблена. И тоже вряд ли понимаю, что это значит.
Он рассмеялся:
— Уж поверь, этого я в тебе уж точно не увидел. Тогда просто продолжаем? Тебе в любом случае без меня здесь не выжить, а заодно и узнаем, насколько мы правы. Ты, главное, свою роль честно изображай и не отлынивай. А там все само собой станет очевидно.
Я не сдержалась и выдала:
— Какой же ты… Юра, ты просто сумасшедше классный! Так и хочется тебя выдернуть из всего этого общества, от этих людей, связать, расцеловать и отправить в Москву на журфак! Да я ради тебя… даже ресницы красить начну!
Он подставил мне локоть, чтобы по лестнице вверх было удобнее подниматься. И он улыбался — теперь снова тепло, как вчера, до того, как мы вернулись в отель. Значит, моя смелость была оправдана — благодаря ей я совершила настоящий прорыв.
Глава 12Смех и «Слёзы»
Я никогда не считала себя слабохарактерной, но не была и наглой выскочкой. На долгое время затаилась, забила в себе желание всегда чувствовать себя правой, но на фоне последних событий вдруг будто начала оживать. Вряд ли я признавалась в себе в этом отчетливо, но общение с Большой восьмеркой всколыхнуло во мне то, чего я уже в себе и не помнила. И это определенно нельзя назвать исключительно плохим событием.
Открытой войны и совсем уж чего-то ужасного я теперь не опасалась — судя по всему, даже у Германа есть определенные границы. А к мелким стычкам я постепенно привыкала.
— Не буду я чистить сантехнику! — заявила Кристина и руки на груди сложила — видимо, для того, чтобы ей насильно в них ершик от унитаза не всучили.
Я встала перед ней в точно такую же позу.
— Да что мы говорим, дорогая подруженька. Здесь кто-то все никак не хочет спускаться с небес на землю? А придется. Потому что я тогда тоже ее чистить не стану — мы тут все равны, спасибо Марку Александровичу.
Она скривилась, но глянула вправо на метнувшуюся к ванной комнате Веру. Та сообразила, что раз никто не будет, то лучше уж это сделает она сама и тем самым хотя бы немного прикроет конфликт. Мы хором с Кристиной на нее рявкнули:
— Вера, не смей!
— Стой, Вер!
Сестра замерла в страхе, как заяц, выхваченный из темноты световым лучом. Близняшки вообще притихли с другой стороны — они такими же белоручками не были, но сейчас им тоже было интересно, кто победит в противостоянии. Ну мы и противостояли, поскольку от нас этого ждали все зрители. Испепеляли друг друга взглядами, не стесняясь уже повышать голос:
— Я вытерла пыль на полке! — заявила Кристина.
— Ага. На одной, пока я протерла все тумбы и помыла под кроватью, — парировала я. — Лучше бы ты помалкивала про свою медлительность, смешно, честное слово.
— Я лучше пойду начну убирать другой номер, а не выяснять с тобой отношения! — притом Кристина осталась на месте.
— Сразу после того, как почистишь здесь унитаз! — я готова была даже наперерез ей кинуться, чтобы не позволить выйти в открытую дверь.
— Да что ты себе позволяешь, гадина неотесанная?! — она окончательно потеряла контроль, что означало мою микроскопическую победу по негласным правилам.
И как раз тогда, когда я называла ее лентяйкой, за Кристиной показалась Карина Петровна. Женщина, заставшая конец милой дискуссии и уловив ее суть, даже не думала раздражаться:
— Убираетесь, красавицы? Молодцы! Пора вас делить на пары, — она холодно глянула на нас с Кристиной. — Вы, я вижу, хорошо ладите, потому работаете теперь вдвоем. А Веру с остальными, — она глянула на близняшек, — тоже можно считать за двух человек. И давайте так — если я за какой-то командой замечу прокол, то вся команда работает в выходные на кухне, там часть посудомоек в конце недели разъезжается по домам. И так до конца вашего здесь пребывания. Никто не возражает? — и сама же себе ответила: — Никто.
Представляю, как Вера обрадовалась! С Ангелиной и Анжелой убирать куда проще, чем с этой высокомерной грымзой, которая очень боится случайно перетрудиться. Но обижаться на суровую женщину не стала. Вообще-то, она справедливо выбрала жертв для наказания, ведь только мы и скандалили. А то, что это было именно наказание, никто не сомневался.